— Узнать? — шепнул Вовка, готовый сорваться со стула.

Но в этот самый миг — о радость! — загрохотала падающая заслонка, чудеснейший в мире аромат печеного теста разлился по дому и из кухни раздался негромкий, но повелительный возглас:

— Блюдо!

Афанасий Иванович поднял указательный палец, обвел мальчишек многозначительным и веселым взглядом:

— Требуется блюдо… А ну-ка, хлопцы, кто-нибудь!

Но прежде чем «кто-нибудь» успел подняться, Вовка уже подскочил к буфету и вытащил оттуда огромнейших размеров, специально для пирогов, фаянсовое блюдо с голубыми разводами.

А пироги, румяные и пышные, уже лежали на столе, и Анна Никитична наводила на них последний блеск: обильно смазывала топленым маслом.

— Ух ты! — прошептал Вовка и причмокнул языком. — Вот это пироги! Два? Второе блюдо нести?

— Неси! — приказала Анна Никитична, с превеликой осторожностью укладывая один из пирогов на блюдо.

Чего там говорить! В половине десятого оба пирога поставили на стол. А когда ходики на стене показывали без чего-то десять, на столе, кроме пустых тарелок и чашек, кроме грязных ножей и вилок, стояло еще два больших фаянсовых блюда, однако тоже совершенно пустых. Хоть бы горбушечку оставили!

…Примерно в то самое время, когда у соседей с пирогами было покончено, у Пети к ним только приступали.

Как любил Петя воскресенье! Все казалось каким-то совершенно особенным в этот день. Даже солнце светило иначе, если только оно вообще светило. И небо было другим. И цветы на подоконниках выглядели в тысячу раз красивее…

А уж о папе и говорить нечего! Папа по воскресеньям бывал прямо необыкновенным. Целое утро он пел: «Куда, куда вы удалились?» Каждому известно, что эту очень грустную песню Ленский поет перед дуэлью с Евгением Онегиным, а потом его, бедняжку, убивают насмерть. Но у папы «Куда, куда вы удалились?» получалось таким веселым, что Пете хотелось кувыркаться или, в крайнем случае, скакать на одной ножке по коридору.

По воскресеньям папа и Петя — одно неразрывное целое. Что папа, то и Петя. Папа просыпается — Петя просыпается. Папа одевается — и Петя одевается. Папа чистит зубы — и Петя тут как тут. Папа берет головную щетку и приглаживает волосы — и Петя не отстает.

Но в это утро все было не так. Совсем не так…

— Какие у нас на сегодня планы? — спросил папа, когда они все трое сидели за столом, вымытые, нарядные и очень праздничные.

— А что сегодня в клубе? — в свою очередь спросила мама.

— Не знаю, — промямлил Петя, откусывая пирожок.

И пирожки не доставляли ему сегодня никакого удовольствия, хотя они были его самые любимые — с начинкой из ливера.

В голове у него было все то же — страна Гонделупа. Даже пирожки представлялись ему чем-то вроде горных хребтов из этой страны. И какао, налитое в блюдце, казалось коричневым морем у гонделупского берега. А пенка, которая плавала в блюдце, разве не была похожа на пиратский корабль?

Ложечкой Петя подогнал пенку к краю блюдца — это корабль пристал к берегу, пираты высадились, теперь они пойдут искать клад.

— Петя! — недовольным голосом проговорила мама. — Ну что ты возишься? Поскорее выпей и отправляйся гулять…

— Сейчас! — сказал Петя, сунул в рот весь пирожок, хлебнул из блюдца какао и проглотил пиратский корабль вместе со всеми пиратами. Так им и надо!

Хорошо, когда снег пахнет весной, а вишневые ветки стряхивают белые хлопья снега и кажется, будто они цветут.

Хорошо, когда небо синее, а солнце так греет, что перекладины на лесенке, прислоненной к крыше сарая, потемнели и стали мокрыми. А с ледяных сосулек летит вниз быстрая и легкая капель, и они уменьшаются прямо на глазах…

Превосходным было это воскресное утро. Прямо не верилось, что только вчера свирепствовал такой лютый мороз.

Воробушки славно чирикали, перелетали с места на место, гонялись друг за другом, словно играли в какие-то свои веселые воробьиные игры. А Петя скучал. От нечего делать он походил возле крыльца и потыкал в снег лопаткой. Но это было совсем неинтересно.

А не поглядеть ли, что делает Вовка? Может, они возьмут и помирятся? Начнут опять дружить…

Петя подошел к забору, нашел знакомую щелку и стал смотреть на соседний двор.

Оказывается, к Вовке пришли его двоюродные братья. Да, вон Андрей с Григорием пилят дрова. В одних рубашках! Ого! Как от них пар валит! Неужто наступила уже весна? Нужно поскорее и ему развязать шарф…

А Вовка с близнецами разметают дорожку. От калитки до крыльца готова. Теперь им остается еще немного до сарая. Ух, и здорово Вовка метет, прямо замечательно!

А это кто же вышел на крыльцо?

Сережа. В руках — половики. Сейчас будет трясти. Фу, какая пыль! Роскошь…

Почему это ему, Пете, никогда не дают трясти половиков?

— Вовка, — услыхал Петя голос Сергея, — давай-ка метлу. Я по ним снегом пройдусь. Освежу!

— Не дам! — кричит в ответ Вовка. — Бери в сарае…

— Я тебе покажу сарай! — кричит Сережа. — Давай и не разговаривай…

Он подскакивает к Вовке, хватает метлу и тянет к себе. Но не тут-то было! В метлу, кроме Вовки, вцепились и близнецы. Все трое орут на весь двор.

Петя приникает к щелке забора. Будь он сейчас на соседском дворе, он бы показал, как у Вовки отнимать метлу… Уж он бы показал этому Сереже! Не посмотрел бы, что пятиклассник…

Конечно, Сергею ничего не стоит справиться со всей тройкой. Но стоит ли связываться?

Через мгновение на дворе у соседей царят мир и согласие. Сережа колотит один из половиков прямо об снег. Близнецы смотрят на него, разинув круглые рты. Вовка же с яростью выбивает метлой второй половик.

Пете стало так грустно.

Вздохнув, он медленно пошел прочь от соседского забора.

У Кирилки тоже пеклись пироги. Таков был обычай в этом заводском поселке: по воскресным дням все хозяйки обязательно занимались пирогами.

На примусе стояла алюминиевая миска с подсолнечным маслом. Масло кипело ключом, а Кирилкина тетка опускала в него пироги.

Ее сын Генечка стоял возле нее и двумя руками запихивал в рот горячий пирог. Он обжигался и урчал, как щенок. А масло стекало по его подбородку прямо на рубашку.

— У, негодный, — нежно ворчала тетка, — только одела во все чистое…

Кирилка сидел на своем любимом месте возле окна и тоже жевал пирог. Он думал: вот как удивительно устроено — тетка опускает в горячее масло пирожки, плоские, как лепешки, а вытаскивает огромные и пузатые. И как они сами по себе так надуваются?

И еще Кирилка думал, что после чая с пирогами он сбегает к Вовке. Раз дядя дал сорок копеек, можно вместе сходить в кино.

«А может, и Петя с нами?» — вдруг подумал Кирилка и вздохнул.

С Вовкой хорошо дружить, но втроем было лучше.

— Оглох, что ли? — услыхал он вдруг теткин голос. — Третий раз говорю… Сбегай в гастроном.

Кирилка поднял на тетку глаза.

— Вот деньги… Пять рублей — других нет! Купишь чаю. Самую махонькую пачку бери, за пятнадцать. Понял?