– А че, Денисыч, если б были, завалили бы? – Ахмет решил скачать, сколько дадут, информации, для этого требовалось малость “размять источник” – для пущей говорливости. А ничего лучше спора “за принципы” для, в общем-то, непиздлявых парней не придумаешь.

– А ты хули думал? Ну, если б непонятки какие еще были – отвели бы в Пентагон, Сам бы уже разбирался. Ну че, пацаны, поперли, что ли… – приоторвал задницу Пасхин. …Хы, почуял, что щас повысасываю его. Нет уж, хуиньки, посидите еще.

– Да ладно вам, – поспешил перебить хозяин. – Успеете еще жопы поморозить, посидите, щас че-нибуть повкуснее достану, накатим малость. Да и стемнеет скоро уж, на хуй вам неприятностей на жопу искать, в темноте-то…

Бойцы с энтузиазмом встретили предложение, видимо, переться по административным делам им не особо хотелось.

– А че, командир, на самом деле? Вроде как на сегодня и дел-то особых нет…

Пасхин вяло, чисто для сохранения командирского лица, обозначил служебное рвение:

– Сам сказал, если успеем, к бассейну еще зайти. Че-то там какое-то чмо вроде быкует – тоже посмотреть надо…

– Да ладно, Пасха, че ты. Завтра один хуй на тот конец тащиться – заглянем, настучим в роговину. Опять же, сказано было – “если успеем”…

– Тем более Сам говорит постоянно, чтоб по ночам не шлялись… Ну, командир?

По расслабленным отбрехиваньям командира всем было ясно, что Пасха сам рад возможности посидеть и расслабиться, но игра есть игра, и бойцы старательно и с удовольствием уговаривали, и он наконец “уговорился”. Ахмет тем временем поручил жене сготовить горячей закуси, и принес первые два пузыря коньяка средней паршивости, встреченные общим гулом одобрения.

– О, бля, я ж говорю – во как устроился…

– А это спасибо надо сказать жертвам моего произвола. Я когда их мочить пришел вчера, смотрю – ебать! бухла всякого натащили – год жрать можно. Ну, им, правда – на месяц от силы. А конину эту они, поди, в буфете ДК подрезали, когда он горел.

– Да-а, серьезно он горел, мы аж от Пентагона смотрели – во зарево было… Ладно, хозяин, наливай давай, не трави душу. А то мы на спирт ебаный этот смотреть уже не можем, заебало – спасу нет.

– Че, Конь одним спиртом поит?

Бойцы неодобрительно промолчали, поглядывая на командира. Тому пришлось вмешаться:

– Зяныч, ты это… Может, тебе он и Конь, а нам командир. И мы его уважаем. Ты его Конем без нас погоняй, лады?

– Пацаны, ладно, попутал. Признаю ошибку, и больше не повторится. Нештяк?

– Да ладно, мы ж без претензий.

– Как он там кстати? И вообще, пацаны, че так по городу творится? А то сижу здесь у хуя на рогах, не в курсах ни о чем. С бабьем вон бодаюсь, бомжатину всякую взрываю. Тьфу, бля, аж противно…

– Да как тебе сказать… Ментов мы еще по осени погасили, в курсе? Прикинь, вообще без потерь! Вон, Серба только и успели зацепить, да, Серб?

– Да хули там, чиркнуло, говорить не о чем… Они даже стволы разобрать не успели, долбоебы. Ни охранения, ни хуя… Как пионеры на курорте. Куда им до наших-то, ебланам – из них если кто и бывал на боевых, то максимум – блокпост в Надтеречном пару месяцев по кругу обсирал. Как ебанули им в окна двумя шмелями[34] – и пиздец войне, одни жареные кишки по потолку. Баб, правда, жалко, которых они ебли там. Так, пяток пидоров еще побегало, пошмаляло, но недолго. Их вообще живыми взяли, вздернули потом перед Пентагоном.

– А щас че? Тихо все, или как? У меня здесь уже тишина, ни стрельбы, ни хуя. Ну, почти. Дальше профилактория и вокзала, правда, не забираюсь – но, по-моему, везде уже тихо…

– Да хуй там – “тихо”, скажешь тоже. Это просто у тебя тут тихо, потому что народу мало. А у нас на ДОКе[35] ни хуя не соскучишься, только одних погасим – еп, уже другая толпа отмороженных собирается. Вот, днями на БЭЦ[36] пойдем, там какой-то молодняк охуевший завелся. Народ ходит, жалуется – типа за кусок хлеба режут целыми семьями. За такое вешать надо, правильно командир это придумал.

– Эт точно. А как пыштымские, ходят все?

– Да раза три пробовали, оставили человек десять и вроде как успокоились. Вон, Горшеня их там из АГСа хуярил, я сам там не был. Последний раз им заебись накатили там, да, Горшеня? Теперь ходят по трое-пятеро, чтоб незаметней, щиплют тех, кто в садах живет. Садоводы эти иногда сами отмахиваются, иногда за нами присылают. Ну, от нас же, сам знаешь, не набегаешься – бывает, припремся – а уже нехуй ловить, порезали, зажгли и съебались. Надо бы по уму КП[37] восстановить, да полосу, да патрулирование организовать. Перешеек один им оставить, от Булдыма до Наноги – и то уже куда легче было бы.

– Заминировать бы, и дело с концом. – встрял, оторвавшись от доширака[38], до сих пор молча жравший боец. – ОЗМок да МОНок[39] наставить на километр глубины – и все, привет, хуй сунешься. Все равно лежат мертвым грузом… – разговор свернул на другую тему, но Ахмет уже практически не слушал, загоревшись подсказанной идеей. Он не по наслышке знал, что такое минное оружие – эти штуки навсегда решили бы проблему соседей.

– А ОЗМки какие, третьи, семьдесят вторые или стошестидесятые? – некстати вклинился в разговор задумавшийся Ахмет.

Бойцы, замолкнув, дружно вылупились на него.

– А ты че, волокешь в этой херне? Сам как раз плачет, что ни одного сапера нет. О, заебись! Нашелся нам МВДшник! Все, щас мы тебя мобилизуем!

– Денис, ты ебнулся?! Какой из меня к хуям сапер, ты че? Так, начитался плакатов в карауле, и все! Просто у нас в карауле вся стена была увешана, заступишь и целый день пялишься поневоле на всю эту срань, тут медведь даже запомнит – а так я эту ебань и в глаза не видал! Смотри, не вздумай Ко… командиру наплесть типа взрывника нашел, как брата прошу! Я ж сам взорвусь и всех нахуй взорву вокруг! Тоже придумал, понимаешь – я ж МУВа от ВПФа не отличу.

– О, епть! Че и требовалось доказать! Вишь, какими мудреными словами ругаешься! Саперскими! Я вот не сапер – я и не знаю. Так что не хуй отмазываться.

Посидели еще немного, допили третью бутылку – уже водку, бойцы собрались восвояси. Военным манером на прощанье обнялись, молотя друг друга по хребту.

– Блин, хорошо как посидели, как раньше прям. – отдувался, натягивая разгрузку, раскрасневшийся Пасхин. – Хозяюшка-а! Спасибо, накормила как у мамы! Да, пацаны?

– Точняк! Да, спасибо, хозяйка! Здоровья тебе! – довольные бойцы еле пролазили в небольшую дверь. – И ты, Зяныч, молодца, наш человек. Не ссы никого – если че, придем, всех покрошим!

Пасхин, выходя последним, малость подзадержался в тесной Ахметовой прихожке.

– Ну че, Зяныч, давай, что ли. Теперь ты к нам заходи, как рядом будешь. Коньяков, конечно, не обещаю, но примем как положено.

– Лады, Денис. Хорошо, что так получилось – хоть посидел с людьми нормальными. А то тут, в этом бля гадюшнике, не с кем словом-то перекинуться – одна пьянь да старичье.

– Ну и че ты тут сидишь? Давай к нам! – снова завелся Пасха.

– Нет, Денька. Я как Коню тогда ответил, так и не переобулся еще. И вот, кстати. Денисыч, я в натуре прошу тебя – ты меня сапером не объявляй. Конь же, сам знаешь, начальник по жизни – привык командовать, я ему откажу, а он меня велит под стволом привести. А с ней, – Ахмет ткнул пальцем в сторону комнаты, – что будет? Коню-то на нее похуй, а у нее кроме меня нет никого.

– Ладно, понял тебя. Сам не доложу, но вот за пацанов – не ручаюсь.

– Ну ты поговори там с ними, ладно?

– Ладно. Ну, будь.

– Давай, удач тебе.

Задвинув засов, Ахмет хотел было разложить базар по полочкам, пока свежо, но выпитое давало себя знать – мысли путались и растекались, как холодец на горячей тарелке. Пришлось решить, что утро вечера мудренее, и отправиться спать. Всю ночь ему снились мины – здоровенные трубы стошестидесятых, компактные болотные тушки семьдесят вторых, чугунные стопочки троечек, спутниковые тарелки старших МОНок.