– Думай, я на первое время тебя снабжу, чем надо, людей содержать сможешь. А как канал Вениковский перехватишь, за пару месяцев отобьешь затраты, рассчитаешься. Сложнее другое – где бы тебе пулемет добыть.

– Ну, Ахмет, ты че, думаешь, я сам не решу? Как раз этот вопрос не больно-то и вопрос, идеи на этот счет имею. Ну че, завтра начнем?

– А че тянуть. Ладно, пошел я спать, а то рассветет уже скоро. Давай, спокойно докараулить.

Утро принесло проблему. Когда угловые в полном составе сидели за завтраком, по газелькиной кабине, венчавшей вал оплетенных егозой кузовов, кто-то постучал. Ахмет загнул выраженьице – как же так, Дом застали врасплох, и ломанулся из-за стола. Выбежав, обнаружил незнакомого мужика, спокойно глядевшего на него через проход в заграждении. Новый камуфляж, чистый свитерок, волына демонстративно висит стволом вверх, типа не боюсь тут никого. …Блядство! Это ведь он обозначает, что в курсе, где мины стоят!… Ахмет проглотил остатки каши, сделал морду понаглее и вразвалочку двинулся навстречу, с удовлетворением отмечая, как его хлебники звякают стволами в окнах второго, занимая огневые. Насчет мин он ошибался – присланный Нигматом мужик не зря был жив, здоров и реально претендовал на статус Нигматова помогальника; обладая незаурядной интуицией, он вовремя отказался от так называемых “культурных навыков” и жил, полагаясь на логику лишь в необходимых случаях. Ахмет, дойдя до начала коридора, остановился, прикрывшись от возможного обстрела металлом волговского кузова. Мужик молча глядел на Ахмета, не допуская не то что лишних движений, но даже контролируя глаза – взгляд его не метался, а лениво плавал в небольшом коридоре. …У, в игры играть хотим, дядя? Давай, валяй… Ахмет ответил тем же, добавив разве немного насмешки в спектр посылаемых невербальных сигналов. Мужик постоял-постоял, понял – надавить не сложилось.

– Ты Ахметзянов?

– День добрый. Я.

Снова повисла пауза.

– Нигмат тебя зовет, пошли. – Лениво так, но молодец, владеет словесной мерой – убедительно.

…Опаньки! Вот и головняк[107], давно не виделись… – Ахмет прищурился, рассматривая черные провалы окон в домах на той стороне улицы. – …Сссука, во я тормоз! Ведь когда еще решил заложить там все и заминировать… Вот и крутись теперь, лентяй хренов… Где же… Должно быть трое минимум… Только бы у парней хватило ума не подставиться, наверняка где-то сидит один, а то и два с граниками…

– Это кто?

– Ты дуру-то не включай. Пошли, он долго ждать не любит.

– Ты, э. На вопрос ответь. Кто че любит, без интереса мне это. И куда когда ходить, я сам решу. Тебя спросили – кто такой этот Нигмат. Вместо которого ты, торпеда[108], тут людям дерзишь.

…Ага! Один в общаге, метров шестьдесят, о! еще один, крыша напротив, в дырке на шифере. Этот ближе… Ахмет потихоньку переместился, уменьшая подставленную площадь. Мужик тем временем малость подразозлился:

– Ты не нарывайся, чурбан! Больно дохуя на себя берешь. Нормально не хочешь, хуй на тебя, на пинках докатим. Этого хочешь? Последний раз добром тебе говорю – пошли.

– Че ты там, хуй добром на кого, говоришь? За метлой, козел, смотри внимательней. Очком такие базары кончаются. Короче! – не дал ответить уже разинувшему рот мужику. – Забирай своих баранов, пока мои парни их не продырявили, и вали на хуй, там твое место. Понял, бескрайняя[109]? Базарить научишься – приходи, расскажешь, кто как любит, как не любит. По ходу, ты об этом дохуя знаешь.

– Все! Пиз-з-здец тебе, чурка ебаная!! – прошипел мужик, разворачиваясь. Видать, приказ был только сообщить.

– Машенька[110], фу, как грубо! – насмешливо крикнул Ахмет, падая и откатываясь за вал ржавых кузовов.

Гарнизон встретил командира недоумением, даже заводной по характеру Жирик присоединился к всеобщей позиции. После короткого нервного перекура его прорвало:

– Слышь, Ахмет. Ты тут хозяин, никто с твоими решениями не спорит. Но, епть, объясни, как так? Ты же всегда сам всем кричишь, типа, парни! вежливость и тэ де, культура и прочее, а сам Гончару разве что на клык только не предложил[111]. Мы с парнями, если честно, это твое движение не поняли. Мне вот кажется, что ты сам доводишь до цугундера.

– Без проблем. Только вопрос один есть: Нигмату че надо? Кто че думает? Даже конкретнее вопрос поставлю – дать он нам че-то хочет, или взять у нас?

– Ага, дать…

– Ну ты сказанул, Ахмет!

– Че, че, подмять хочет, че ж еще.

– Значит, он хочет взять, все согласны. Есть несогласные? Нету?

– Да че ты как в детском саду!

– Взять можно бесплатно, можно заплатить много, или заплатить мало. Лучше, чтоб он сразу понимал, что тут бесплатно и дешево не получится? Или хуже?

– Вот как нагонит человек тридцать и объяснит, че хуже, че лучше…

– Не-а. Не нагонит.

– Эт почему же?

– Жирик, скажи вот: Нигмат дурак или умный? Только без прыжков в стороны, конкретно: дурак он или умный?

– Ну, умный. Конечно, умный, результаты – штука такая, не поспоришь.

– Вот и я думаю, что умный. Как думаешь, если умному человеку, который потрогал ненужный ему в общем-то предмет, этот предмет раз – и цапнул за палец, полезет он к нему еще? Умный человек?

– Нет, пожалуй. А с чего ты так уверен, что Нигмат стерпит?

– Ну, как сказать… Тут у него два варианта – настаивать и забыть. Этот хмырь обиженный, как его там, Гончар, сейчас прибежит, и начнет Нигмата лечить – пошли, мол, охуевшего этого научим родину любить. Жирик, ты там кухню всю видел, так оно будет, нет?

– Так и будет. И вполне может быть, что придут. И научат.

– Пацаны ихние слышали базар?

– Конечно. Разве только третий не слышал, тот, что за деревом во дворе напротив лежал. Далековато там; а эти слышали по-любому, ветра не было.

– Как думаешь, проверит Нигмат то, что ему этот Гончар прогонит?

– Не знаю. Но, думаю, проверит – есть у него особист бывший, с ним ходит постоянно.

– И че Нигмату пацаны про состоявшийся базар доложат?

– Что ты и на самом деле охуевший тип, вот что. Ты ж этого склонял почем халва, нет?

– Правильно. Его, бычару невежливую. А Нигмата – нет. И с пацанов эту информацию снимут, будь спок. В остатке че имеем – посмотри глазами Нигмата: он послал человека, зачем? Ему че, есть что мне сказать? Нечего. Послал он этого, чтоб посмотреть – приду я, или нет. Пришел – значит, готов гнуться дальше. Если б пришел, то волыну бы сняли, привели пред начальственны очи, и кто я там перед Нигматом получаюсь? Два варианта – чмо или самоубийца. Не пришел. Как не пришел – орал тут, что похую мне все Нигматы и Мирохи? Опускал начальника в глазах подчиненных, нарывался? Нет. Быка на место поставил, а о хозяине слова не сказал дурного. И Нигмат поймет, сто пудов даю.

– Ахмет, все верно. На самом деле, все правильно, и я верю. Но если все же не поймет?

– Тогда сам приду, и скажу, что, типа, не надо грязи. Повешу под клифтом пяток четырехсотых шашек, выцеплю момент, чтоб рядом встать, покажу – и поговорим. Когда увидит шашки, и взрыватель в чужой руке перед своим носом – все вопросы миром решатся. Потому что на самом деле нет вопросов-то.

– А если он прям сегодня наедет, че тогда? – хмуро спросил практичный Витька Почтарь.

– Будем тогда отмахиваться.

– И ляжем тут все…

– Ляжем. А че такого? Нам че, не похуй? – впервые Ахмет сознательно использовал это магическое на нашей земле слово.

Помолчали. Ахмет с облегчением наблюдал, как разглаживаются хмурые лица его семейников. Прямой взгляд в лицо смерти всегда снимает кажущуюся сложность мира. Парни явно выдохнули вертевшиеся на уме блядские мысли, и их оживило уважение к себе: не надо, стыдясь себя, украдкой набрасывать кривые и мутные перспективы. Ясность по-любому лучше, даже смертельно опасная.