– Выходит, вы сейчас в безвыходном положении?

– Выходит, что выходит… Отдайте стакан! Мне что, из горлышка пить?!

Воронцов перестал двигать стакан, но не отдал, а крепко зажал в руке.

– Быстро вы сдались. Не ожидал от столь активного пиллиджера.

– А вы что, хотите помочь? – раздраженно буркнул я, пытаясь отобрать у него стакан.

– Да, – спокойно сказал Воронцов.

Я замер от неожиданности и посмотрел ему в глаза. Мутный взгляд таймстебля ничего не выражал, но Воронцов не врал.

Кровь ударила в голову, и я наконец понял, зачем таймстебль задержал меня в аэропорту ничего не значащим разговором, почему таксист не довез меня до дома. а высадил в переулке у сквера, и отчего осколки моего джампа усеивали сейчас столешницу обеденного стола. Акция против меня была до мелочей рассчитана заранее… Вовсе не то, что я подумал, имел в виду таксист, когда сказал, что он «уже все получил». Мой проезд «от и до» был оплачен!

Страстно захотелось заехать кулаком в серую пупырчатую харю постанта, причем вложить в удар не только всю свою силу, но и гигантскую мощь межвременной тени. Однако я пересилил себя и сдержался. Еще больше, чем расплющить в блин морду Воронцова, мне хотелось жить.

– Зачем вам это нужно? – прохрипел я сдавленным горлом.

Воронцов нехорошо оскалился мелкими зубами. Будто жаба улыбнулась, если бы у нее были зубы.

– Скажу – не поверите.

– А вы скажите так, чтобы поверил.

– Хм… – Он усмехнулся. – Резонно. Допустим из чисто альтруистических побуждений.

Я фыркнул.

– Ну вот, я же говорил…

– Вы обещали, что я поверю.

– Да?

– Да.

– А вдруг мне нужны деньги? – сказал Воронцов, демонстративно оторвал листок от перекидного календаря и принялся жевать. – Вы не допускаете, что постантам тоже хочется красиво жить?

Я посмотрел на него, подумал.

– Ближе к истине, но не то. От денег вы не откажетесь, но они вторичны.

– Что же остается? – Он хитро прищурился, запустил пальцы в кружку, прихватил щепоть ржавой плесени и отправил в рот. – Остается ваша бессмертная душа…

Он хихикнул и поперхнулся.

У меня вновь зачесались кулаки.

– То есть вы меня вербуете? – натянуто спросил я.

– В некотором… – Воронцов заперхал. – Так сказать… – Он прокашлялся и наконец закончил: – В некотором смысле вербую. Но в личных целях.

– И в каких же, позвольте поинтересоваться?

– А вам, Егор Николаевич, не все ли равно? Чего вы торгуетесь? На кону ваша жизнь! И в вашем распоряжении осталось всего двадцать два часа двадцать девять минут, чтобы исправить флуктуацию. Успеете рассчитать варианты?

Я посмотрел на Воронцова долгим взглядом. Часов у него на руке не было.

– Как это вы, Игорь Анатольевич, столь точно определяете время? – спросил я, оттягивая решение. – Насколько мне известно, у постантов биологический хронометр дает сбои.

– Кхе-кхе! – гаденько хохотнул Воронцов и выразительно глянул мне за спину. – А вы туда посмотрите!

Я оглянулся и увидел на стене часы с кукушкой. Совсем о них забыл. Мне они ни к чему, интерьер в квартире принадлежал хозяйке.

– Кстати, – заметил Воронцов, – ходики тикают. Пока вы думаете, осталось двадцать два часа двадцать восемь минут.

– Хорошо, – вынужденно согласился я. – Деваться некуда… Как вы собираетесь вытащить меня из переплета?

– Я?! – безмерно удивился таймстебль. – Никак. Это ваша забота.

– Не понял?

– Единственное, что сделаю, обеспечу вас аппаратурой. – Он оставил стакан с водкой в покое, достал из кармана джамп и положил на стол передо мной. – Прошу. Резервный вариатор, насколько мне известно, у вас есть, и вам нужен только джамп.

– Он что, подстроен к моим индивидуальным характеристикам? – спросил я, намекая, что моя вербовка была спланирована заранее. К джампу я не притронулся.

– Это джамп службы стабильности, и он не имеет идентификационной защиты, которой снабжаются все джампы хронеров. В нашей работе всякое случается…

– А как же защита от местных?

– Наберете код – триста сорок шесть, зафиксируете его, затем наберете «time», и он будет работать в режиме джампа. В остальных случаях он, аналогично вашему джампу, работает как мобильный телефон.

– Вы мне его на время ссужаете или как?

– Или как.

– Ну хорошо…

Я неуверенно протянул руку, но Воронцов перехватил ее и отвел в сторону.

– Помнится, вы упоминали о вторичном аргументе моего альтруизма.

Я поморщился.

– Сколько?

– Пятьдесят тысяч.

– Солидно…

– Не торгуйтесь, свою жизнь покупаете.

– А вы – мою душу… Что еще, кроме денег, я буду должен?

– Я не дьявол, и сейчас не Средневековье, поэтому ваша душа мне до лампочки. Будут некоторые мелкие поручения.

– Какие?

– В свое время узнаете.

Я тяжело вздохнул, кивнул, и Воронцов отпустил мою руку.

– Надеюсь, вы понимаете, что мою помощь афишировать не надо? – вкрадчиво заметил он.

Я посмотрел на него и отвел взгляд. В отсутствие санкции на его действия не верилось, но для меня не имело никакого значения, от кого буду зависеть: от службы стабилизации или только от личных амбиций таймстебля.

– В любом случае это кабала… – сказал я. – Сейчас у меня таких денег нет.

– Знаю, – улыбнулся Воронцов. – Но завтра будут.Я многое о вас знаю, причем наперед. И так будет всегда, запомните это хорошенько.

Он в упор смотрел на меня, снисходительно улыбался, и я впервые не увидел в его глазах мутной поволоки.