Это была, как оказалось, женщина. Легкое растирание очень быстро привело ее в чувство, и я с удовлетворением убедился, что она совершенно оправилась, когда я уходил от нее.

Будучи невысокого мнения об этих человечках, я, честно говоря, не ожидал никакой благодарности. Однако на этот раз я ошибся.

Случилось это утром. После обеда я снова встретил ее, когда возвращался после своих обычных исследований. Она радостно вскрикнула, подбежала ко мне и поднесла огромную гирлянду цветов, очевидно сделанную специально для меня.

Маленькое созданьице очень заинтересовало меня. Возможно, это объяснялось тем, что я чувствовал себя одиноким. Во всяком случае я постарался дать ей понять, насколько ценю ее подарок. Вскоре мы уже сидели вместе в небольшой каменной беседке и вели разговор, состоявший преимущественно из улыбок.

Явная симпатия ко мне этого маленького создания производила такое же впечатление, какое вызывается привязанностью к вам ребенка. Мы передавали друг другу цветы, она целовала мои руки. Я делал то же самое. Потом я попробовал заговорить с ней и узнал, что ее зовут Уина. Несмотря на то что я не понимал, что означало это имя, у меня возникло ощущение, что оно очень подходит ей.

Так началась наша дружба, которая продолжалась неделю и кончилась… Потом я расскажу вам, как она кончилась!

Уина была совсем как малое дитя. Она хотела всегда быть рядом и всюду за мной бегала. В конце концов я решил во время одной из следующих прогулок довести ее до утомления и, когда она выбьется из сил, бросить: пусть себе кричит мне вдогонку.

Проблема мира должна быть решена, говорил я себе. Ведь не для того же я попал в будущее, чтобы заниматься легким флиртом. Когда я осуществил задуманный мною план и однажды бросил Уину, она, оставшись одна, была в страшном горе и отчаянно кричала. В общем, ее преданность доставляла мне столько же неудобств, сколько и утешения. Но я все-таки должен сознаться, что в некотором отношении она была для меня большой поддержкой.

Я думал, что с ее стороны это была лишь простая детская привязанность. И уж потом, когда было слишком поздно, я понял, что для нее значила разлука со мной и чем она стала здесь для меня. Когда после своих экскурсий я возвращался назад, к Белому Сфинксу, у меня создавалось впечатление, будто я попадаю домой. Так хорошо, по-детски это маленькое, почти кукольное существо проявляло свою заботу и привязанность ко мне. И едва я доходил до вершины холма, мои глаза невольно начинали искать ее маленькую стройную фигурку в белой, окаймленной золотом одежде.

Между прочим, именно от нее я узнал, что чувство страха еще не исчезло в этом мире. Она была достаточно бесстрашна днем, ибо, как я догадался, рассчитывала на мою поддержку. Однажды у меня появилось глупое желание напугать ее, и я стал делать разные страшные гримасы. Но Уина просто смеялась над этим. Однако все темное пугало ее; она боялась теней, боялась темных предметов. Темнота внушала ей ужас. Боязнь темноты была у нее единственным сильным чувством. Это заставило меня призадуматься и произвести ряд наблюдений. Я заметил, что эти маленькие люди собирались в больших домах, как только начинало темнеть, и спали вместе. Войти к ним ночью без света – значило произвести среди них сильнейший переполох и напугать их. После наступления темноты я никого уже не видел снаружи; и никто из них не спал один. Но я был настолько тупоголов, что совершенно не обращал на это внимания и, несмотря на отчаяние Уины, все-таки спал отдельно от толпы.

Уине, конечно, было очень страшно, но в конце концов ее привязанность ко мне восторжествовала, и в течение пяти следующих ночей нашего знакомства, включая и последнюю, она спала, положив голову на мое плечо.

Но я слишком уклоняюсь в сторону, говоря о ней. То, о чем я хочу рассказать, должно быть, случилось в ночь, предшествовавшую ее спасению.

Я проснулся на заре. Спал я неспокойно: мне снился очень неприятный сон, будто я утонул и морские звезды водят по моему лицу своими нежными щупальцами. Я вздрогнул, проснулся, и у меня осталось странное ощущение, будто из комнаты только что выскочило какое-то сероватое животное.

Я снова попытался заснуть, но не мог, поскольку неловкость и непонятная тревога не покидали меня. Это был тот ранний час, когда предметы только-только начинают проступать из темноты, но, несмотря на явную отчетливость своих очертаний, все же кажутся бледными и нереальными.

Я поднялся, пересек большой зал и вышел наружу, на плиты у фронтона дворца. Чтобы это раннее пробуждение не пропало даром, я решил посмотреть на восход солнца.

Луна, казалось, таяла. Тускнеющее лунное сияние и первые бледные проблески зари, смешиваясь, окутывали все кругом таинственным полумраком, кусты были чернильно-черные, земля темно-серая, а небо бесцветное и безрадостное.

Я взглянул на вершину холма, и мне почудились какие-то привидения. Поднимаясь по его склону, я три раза видел белые фигуры. Два раза мне казалось, что по холму быстро взбирается одинокое белое обезьяноподобное существо. Но в третий раз, уже около развалин, я разглядел целую вереницу таких существ, тащивших какой-то темный предмет. Они быстро двигались, и я не смог проследить, куда они подевались. Я решил, что они исчезли в зарослях кустарника. Но поймите – еще только светало. Меня охватила дрожь, какая бывает на рассвете – этакое неопределенное ощущение холода, – да вы и сами, вероятно, знаете. Ко всему прочему я не очень доверял своим глазам.

Небо на востоке стало светлее, наконец показалось солнце, лучи прогнали мрак, вернув живые краски всему окружающему миру, – и я отправился тщательно исследовать окрестности. Но нигде не увидел следов этих белых фигур. Вероятно, это было просто порождением полумрака, царившего тогда.

– Скорее всего, это привидения, – сказал я себе. – Хотел бы я знать только, к какому времени они принадлежат?

Мне вспомнились при этом забавные слова Гранта Аллена, который однажды заявил, что если бы каждое поколение, умирая, оставляло после себя духов, то весь мир был бы переполнен ими! Конечно, по этой теории их уж должно было накопиться бесчисленное множество, и ничего удивительного, что я сразу увидел четырех.

Однако все эти шутливые размышления не принесли удовлетворения, и я продолжал все утро думать об увиденных мною фигурах, пока приключение с Уиной не заставило меня забыть о них. Каким-то странным образом я связывал появление этих фигур с тем белым животным, которое нечаянно спугнул во время своих бешеных поисков Машины. Как Уина ни пыталась отвлечь меня от раздумий, назойливые мысли снова овладели мной, причем с еще большей силой.

Наверное, я уже говорил вам, что погода в Золотом Веке была куда теплее нашей. Я не берусь объяснить причину этого явления. Возможно, Солнце стало горячее, а может, Земля более приблизилась к нему. Принято думать, что Солнце постепенно охлаждается. Но при этом люди, незнакомые с некоторыми научными теориями, например с теорией Дарвина-младшего, просто забывают, что планеты одна за другой неумолимо приближаются к своему центральному светилу и в конце концов падают на него. После каждой такой катастрофы Солнце должно светить ярче, с возобновленной энергией. Вполне вероятно, что какую-нибудь из ближайших к Солнцу планет уже постигла эта участь. Но какова бы ни была причина, факт остается фактом: Солнце грело сильнее, чем в наше время.

И вот в одно очень жаркое утро – думаю, это было на четвертый день – я нашел приют от жары и ослепительного солнечного блеска в колоссальных развалинах, находившихся неподалеку от того здания, где я ночевал и кормился. Тут со мной случилось странное происшествие.

Пробираясь между грудами кирпича, я наткнулся на узкую галерею, конец которой и боковые окна были завалены упавшими кусками камня. Вследствие контраста с ослепительным дневным светом эта галерея показалась мне сначала совершенно темной. Перед глазами поплыли цветные пятна, и я вошел в галерею ощупью. Внезапно я остановился как вкопанный: два глаза, блестевших от отраженного света, следили за мной из темноты.