— Говорят, Беслан Магомедович готовит двадцать человек для отправки в тыл врага.

— Куда? — не понял Татаев.

— Ну, на юг России — за пределы нашей республики, — с жаром пояснила Анжела.

— Вот как!? — холодно и с безразличием пожал плечами: — Что ж, на то воля Аллаха. Значит так нужно.

Больше никаких вопросов малознакомой девице бывший десантник задавать не стал.

«Мало ли у тебя способностей, — думал Сайдали. — Альберт Губаев службу безопасности тащит исправно, как бы не навлечь лишних подозрений».

— Поздно уже, Анжела. Иди, отдыхай, — легонько пожал он ее ладонь. — Ты сегодня славно поработала — молодчина. До завтра.

Чтобы поскорее скрыть смущение и радость, она проворно встала и направилась к себе. Татаев же минут пять посидел у затухавшего кострища и скрылся внутри своей палатки.

Запалив маленький фонарь, прицепленный к брезентовому своду, он разделся, аккуратно сложил в углу форму и прилег, не выключая тусклого источника света. Фонарь освещал только пространство перед пологом, образуя на самом пологе дрожащий полукруг; в остальной же части тесного жилища царил полумрак. В нем с трудом можно было различить потрепанный снайперский коврик; теплую ватную куртку, служившую сейчас подушкой; старое залатанное одеяло. У изголовья «постели» лежала тельняшка, а поверх нее какая-то книга с арабской вязью на обложке. В ногах стояла цветастая хозяйственная сумка, наполовину наполненная овощами и фруктами.

Скоро мастер рукопашного боя погасил лампочку и прикрыл глаза…

Ночами Торбин частенько встречался с друзьями. В его неспокойных сновидениях они сызнова втроем пробирались по дремучим чащобам на юг; как и прежде понимали все без слов и прикрывали друг друга огнем своих автоматов. Он просыпался в холодном поту, до боли в суставах сжимая пальцы — давя на невидимый курок и… ощущал опостылевшую пустоту вокруг…

— Ну, что теперь скажешь? — справился довольный Шахабов у давнего приятеля за вечерним чаем.

— На счет чего? — спокойно отвечал тот.

— Не прикидывайся, — улыбнулся эмир, — ты прекрасно знаешь, о ком я спрашиваю.

— А-а… ты о Сайдали, — «догадался» советник. Покачав головой, упрямо изрек: — Не знаю. Пока он прилично научил драться только двоих. Не важный, должен заметить, показатель.

Несгибаемость заместителя по безопасности начинала выводить Беслана Магомедовича из себя. Утратив на лице улыбку и нахмурив брови, он процедил:

— Ты полагаешь, Татаев не сбежал бы за прошедший год, возымей он такое желание? Неужели те восемь постов, что расставлены вокруг лагеря, стали бы для него серьезным препятствием? Или ему помешали бы твои заплывшие жирком арабы-соглядатаи? Пойми, в конце концов, у него нет пути назад — там он предатель и числится среди погибших!

Губанов мочал, стараясь не смотреть в сторону Шахабова. А тот, вдруг сузив глаза, полюбопытствовал:

— Скажи мой друг, а Щербинину ты полностью доверяешь?

— Щербинин — другое дело. Он давно работает на нас и, к слову сказать, тянет лямку за немалые деньги. А иметь дело с продажными людьми — одно сплошное удовольствие.

— И, тем не менее, он тоже русский. Но в отличие от Сайдали веры нашей не принимал; имеет куда более солидное положение: полковник, командир бригады. Помани кто более крупным заработком — ни дня размышлять не станет — переметнется!

— А три уничтоженные нами группы, после его своевременных донесений!? — забывшись, снова перебил эмира одноглазый. — А его идея об интервью!? Ведь благодаря тому, что я ляпнул тем двум репортерам о твоей «смерти», наш учебный отряд почти год никто не достает! Точно забыли про нас!..

— Хорошо, оставим наши споры о надежности Татаева. Мне кажется, настало время проверить его преданность Аллаху.

Пожилой чеченец, наливавший в пиалу чай, замер и поднял на приятеля настороженный взгляд.

— Да-да, Альберт. Я обещал, что ты будешь первым, кого я поставлю об этом в известность. Так вот, имеется у меня одна хитрая задумка…

Взращивая из Ясаевой достойного бойца, Сайдали прежде всего думал о себе. Точнее о том, как бы эмир вдруг не усомнился в давнем решении даровать ему шанс. И, кажется, это у мастера рукопашного боя получалось. Однако, вслед за радостной эйфорией от удачной находки среди серой курсантской массы, случилось то, чего он не предусматривал…

Старый муфтий к тому времени отобрал пополнение для своей пропагандистской работы: семь девушек уже с месяц усиленно готовились стать «черными вдовами», как называли смертниц в российских спецслужбах. Несколько раз Татаев наблюдал будущих самоубийц на занятиях Элиханова за примеркой пресловутых «поясов шахидов», напичканных то ли пластидом, то ли тротиловыми шашками.

А спустя пару дней после созерцания Бесланом Магомедовичем боя с участием Анжелы, Альберт Губаев на общем построении неожиданно зачитал приказ о ее зачислении восьмой смертницей в спецгруппу Вахида Зелимхановича.

Будущие шахиды занимались по отдельной программе. В их подготовке были заметно урезаны часы по стрельбе, единоборствам, изучению связи, топографических карт и общему физическому развитию. Все сэкономленное время они проводили в задушевных беседах с муфтием, а так же за освоением способов массового уничтожения мирного населения и живой силы противника.

Татаев стал реже встречать Ясаеву, но особого сожаления не испытывал. За прошедшие месяцы он провел сотни занятий, обучил азам рукопашного боя множество курсантов. Одним больше, одним меньше…

Тем не менее, по утрам девушка изредка присоединялась к инструктору, и они на пару совершали пробежки по обширной территории базы. Покидать пределы лагеря кому бы то ни было, строжайше запрещалось, посему, маршрут непродолжительных марафонов оставался одним и тем же. Стартовав от палатки наставника, минут за пять неспешного бега они огибали каменистый берег ручья, поворачивали вглубь леса и метров через триста достигали дальней границы базы — начала грунтовой дороги. Густая растительность берегов узенькой речушки скрывала несколько дозорных постов, точного места нахождения которых Татаев не знал. Серьезно охранялась часовыми и стоянка автомобилей, устроенная на обочине все той же дороги, уходившей куда-то на юг.

Автомобилей на стоянке находилось немного: относительно новый «КамАЗ»; остов с проржавевшей насквозь кабиной от «ЗИЛа»; потрепанный, но вполне исправный «уазик», именуемый в народе «буханкой». И, наконец, сверкающий темно-зеленым лаком, новенький американский «Джип». Пробегая мимо иномарки, Ясаева каждый раз задерживала на ней восторженный взгляд, а потом, повернув обратно, оглядывалась, словно стараясь запомнить ее совершенные очертания.

— А чья это машина? — как-то не удержавшись, поинтересовалась она.

— Эмира, — коротко ответил наставник.

— Зачем ему в учебном соединении такой дорогой автомобиль?

— А тебе известны их цены? — усмехнулся спецназовец.

Девчонка пожала плечами.

— В лагере он может и не нужен, — объяснил Сайдали. — А для встреч с высокопоставленными лицами, на которые регулярно выезжает заместитель Командующего, такой автомобиль необходим.

Она снова обернулась, и едва не споткнулась о камень…

— Смотри лучше под ноги. Ты вряд ли ты успеешь на такой прокатиться, — съязвил он.

Но девица то ли не поняла намека на скоротечность жизни смертников, то ли не собиралась опровергать бесспорную истину. Она просто призналась:

— Впервые вижу такую красивую машину. У отца был КамАЗ, еще бывало, ездил на «Урале»…

Отец Анжелы до трагической смерти работал на одном из немногих в отделении колхоза автомобиле. На ночь ставил его во дворе, а в выходные не вылезал из-под задранной кабины. Старшая дочь, разумеется, все время крутилась рядом — сначала с тряпкой и ведром воды, ну а потом отец стал доверять и гаечные ключи. С тех пор в наделенной мальчишеским характером девчонке и прижилась любовь к технике.

— Скажи-ка лучше, — немного сбавил темп бега инструктор, — как ты относишься к зачислению в группу муфтия?