Глава 22. Омут кровавых воспоминаний

Кириин ар Кисан сидела одетой в мою рубаху на складном стульчике и водила пальцами по воздуху. Вся моя помощь свелась к тому, чтоб дать ей свой нож. А скандала было столько, словно должен был поклясться в вечной верности и рабстве.

Нож лежал перед девушкой на столике. Край столика был мокрым от брызг, его порой забрасывали под навес порывы ветра. Здесь же на небольшой подушечке лежала свёрнутая Грелка, из середины клубка торчали горлышки пробирок и колб. А из фургона доносился тяжёлый кашель. Кисе уже отнесли всё тёплое, что можно, и вдобавок котелок с заваренным чаем.

В воздухе перед колдующей Риной висели разноцветные светящиеся ниточки и сеточки. Часть их сходились на ноже. Как оказалось, волшебство — это не самая лёгкая профессия. Даже для этого простенького охотничьего ножика пришлось сперва найти центр тяжести, точный вес и какие-то точки привязки к осям симметрии массы. Не знаю, что это, но клинок весь сверкал, словно его разрисовали светящимся карандашом, а над ним плавали эльфийские символы и людские цифры.

— Слушай, — произнёс я, глядя на всё это безобразие, — а почему вы не используете свои совершенные числа?

Рина, с прищуром всматривающаяся в надписи и рисунки, зло зашипела:

— Не отвлекай.

— Нет, ну а всё же?

— Ваши числа удобны в расчётах, а наши стали… — девушка замялась, вспоминая слово… — сакральные.

— Эльфийская дурость, — ухмыльнулся я, поёжился и встал. Дождь лил уже полдня. Сырым стало совершенно всё. Я уже дважды успел сходить и посмотреть на разбойников, в надежде, что те отступят из-за дождя, но те были упёртые. — Рина, а расскажи ещё что-нибудь сакральное.

— Сакральную эльфийскую дурость? — переспросил девушка, надув губы и стрельнув в меня колючим взглядом. — Нет, теперь твоя очередь.

Я ухмыльнулся, глянул на серое небо и пожал плечами.

— Да нет у людей никакой сакральной гадости.

— Нет, тогда почему ты постоянно зажигалку зажигаешь и тут же гасишь? А ещё, я видела, что-то шепчешь при этом.

Рина не дождалась моего ответа, так как я засопел и почесал в затылке.

Девушка провела ладонью над ножом. Над оружием возникли четыре линии пересекающиеся в отмеченном яркой красной точкой центре тяжести. Я уже смог выудить из эльфийки, что это точка отсчёта по трём осям и вектор силы. Благо, грамотный, черчение, физику и арифметику проходил, потому понял. У меня как раз над столом висел плакат одного из основателей гильдии, который спас учебники из пылающей библиотеки древних. И даже перед главными воротами в училище-интернат стоял памятник. Человек выбегает из огня, прижимая к себе стопку книг. Из дорогущей бронзы, между прочим, отлит. Мы перед экзаменами всегда натирали корешки книг до блеска. Думали, поможет.

— Ладно, признаю, у людей есть много сакральных дуростей, — произнёс я, — всё и не упомнишь. Потом расскажу. А когда зажигаю огонёк, то прошу у создателя помощи.

— И он отвечает?

— Нет, но ведь не в этом дело, — снова пожал я плечами.

Рина не ответила. Она шевельнула пальцами, и нож сорвался с места, с тем чтоб со звоном удариться в ближайшее деревце и кувыркаясь отлететь. Ударился он плашмя о кору, даже не поцарапав.

— Не полушаицца! — рыкнула Рина, и в словах зазвучал акцент, значит, эмоции берут верх. — Я жы вцо прайвилно посцичала, вцэ цыфры правные, а он летит криива.

— Терпение и труд всё перетрут, — со вздохом произнёс я, глянул на небо и вышел под дождь. Там подобрал нож, подкинул, поймал за лезвие и метнул. Нож, сделав два оборота, пролетел десяток шагов и воткнулся в дерево. — Без труда не вытащишь и рыбки из пруда.

— Я поналла, — Рина вдруг подскочила с места, сделала вздох и продолжила уже почти без акцента, — он вращается. И потому летит ровно. Как гироскоп, ну волчок-юла. Потому же велосипед на ходу не падает.

— Я знаю, что такое гироскоп. Не полный идиот, — огрызнулся я.

А девушка тут же сникла.

— Это рассчитывать вектор силы так, чтоб вращался. У меня с кругами всегда плохо было. Там ещё это дурацкое сердце круга.

— Какое сердце круга? — нахмурился и переспросил я, вставая под навес.

— Число такое. Лариогра ар ларца. Оно примерно равно три с четвертью. — Рина вздохнула и пояснила: — Четверть от совершенных шестидесяти. Это на вашем три целых четырнадцать сотых.

— Число пи, что ли? — улыбнулся я. — Так я помогу. Я это хорошо знаю.

— О, непорочные гаш! — воскликнула Рина и воздела глаза к небу. — Я сама попробую.

— Ладно, дерзай, — ответил я. — Гаш и их загашница.

Вещи были собраны. Всё готово, чтоб по первому свистку тронуться в путь. Даже суп оставался на ужин. Потому я, не желая мешать упёртой эльфийке, сел рядом и достал дневник древнего. Уже привычно сунул за ухо.

* * *

«Сбой файловой системы! — громко произнёс женский голос. — Исправление ошибки! Сбой тегов просмотра! Поиск по тегу «гаш»!»

Не успел я удивиться, как мир дрогнул, исчез в белом мареве, а ему на смену пришёл другой. Серая комната. Посередине — железный полированный стол. На столе лежало вниз лицом обнажённее тело эльфа. Узнал его по длинным ушам и характерным косам. Бляшки сложены в медицинскую утку из нержавейки. Окровавленная одежда на кафельном полу.

Над телом наклонился мужчина в белом халате и со скальпелем в руке. На отдельном столике было много других инструментов, но я не врач, не разбираюсь в таких вещах.

— Эти ваши гаш — те ещё твари, — проронил анатомщик и поднял глаза сперва на меня, то есть на Никиту, потом на кого-то сбоку.

— Они не мои, — проронил древний.

Анатомщик хмыкнул.

— Закурить есть?

— Не курим, — раздался сбоку знакомый голос. Никита повернул голову, и я с радостью увидел здоровяка. Только выглядел он постарше, не двадцатилетний, как в бойне с роботами, а лет сорока. В волосах первая седина, на лице добавилось несколько шрамов. Голос стал хрипловат. А если по правде, то он стал за это время мне почти родным. И Никита родным стал. Чем чёрт не шутит, вдруг и про меня напишут воспоминания, и кто-нибудь будет их читать и смотреть. И буду родным для кого-то другого. Или будут ненавидеть.

— Док, — продолжил тем временем здоровяк, — ты бы видел, какую магию эти эльфы отчебучивают. Один нашего бойца убил, просто вытянув руку. Раз, и шея хрустнула. Пришлось давить гада из трёх стволов.

— Не верю я в магию, — с ехидным пафосом ответил анатомщик. — Ставлю на кон блок сигарет, что эти гаш — кучка избранных, которые захватили власть и паразитируют на религии, держа под контролем сверхважные технологии. Остальные эльфы — даже близко не допущены к святыне. Гаш подмяли под себя и эльфов, и гномов, разделив по кастам. Гномы — добытчики ресурсов. Тоже когда-то покорённый народ. Эльфы — техническая элита и бюрократы разных звеньев. Плюс, если гаш победят в войне, длинноухие станут прослойкой между людьми и гаш. Надсмотрщиками над нашим концлагерем. Ставлю мешок самосада. Высшие твари не захотят сами пачкать руки общением со скотом.

— У тебя сигарет не хватит, долг отдавать, — произнёс Никита и подошёл ближе. — Это и есть гаш? С виду обычный эльф.

— Это и есть обычный эльф, — с ухмылкой ответил самодовольный док. Он неспешно надел прозрачные перчатки и снова взял скальпель. — Я ещё ни разу не проиграл спор. Но вот смотри.

Анатомщик уткнул остриё в шею чуть пониже черепа. Был бы я сейчас в своём теле, поморщился и отвернулся, но Никита заставлял смотреть, не отводя взора.

Док сделал ровный разрез до середины спины, отложил инструмент и достал откуда-то снизу сигареты.

— Ты же говорил, кончились, — усмехнулся древний.

— Заначка, — пояснил док, зажёг сигарету и с наслаждением вдохнул. После третьей затяжки потянулся и выключил свет. В темноте несколько секунд горел только огонёк сигареты, а потом вспыхнула тёмно-синяя лампа, от которой и всё остальное принялось сиять разными цветами. И тело тоже. — Вот, смотри.