Однако жители Иллгайрэта верили в своего мага, и если волновались, то совсем чуть-чуть. Сам магистр Финдбеннах отнесся к появлению соперника с изрядной долей иронии. Пошутил: хорошо, что пришел, а то давненько не было в городе развлечений!

Гостя проводили к башне Финдбеннаха. Там и состоялся разговор – достаточно громкий, чтобы его слышал не только слуга, явившийся вместе с магом-чужаком, но и кое-кто из простых смертных. Оба мага были до крайности скупы на слова – они обменялись приветствиями, после чего рыжий чужак произнес ритуальную формулу вызова на поединок. Условились начать следующим утром. Правила обычные, никаких особых условий ни магистр Финдбеннах, ни рыжий выдвигать не стали.

Это был двадцать седьмой поединок магистра за последние двести лет, и начался он, как и предыдущие двадцать шесть. Поутру на турнирное поле явился громадный седой бык, стукнул копытом о землю и заревел, вскинув к небесам голову, увенчанную четырьмя рогами. В быка Финдбеннах превратился сразу же, как только вышел из башни, – и весь путь по улицам города проделал в этом облике. Под ноги ему бросали цветы, женщины поднимали детей, чтобы те могли прикоснуться к шелковистой шерсти.

Рыжий чужак по имени Фриух провел ночь на постоялом дворе, а едва рассвело, удалился со своим слугой в священную рощу, находившуюся рядом с турнирным полем. Когда Финдбеннах издал свой яростный клич, Фриух вышел из рощи, обернулся вепрем и помчался навстречу сопернику. Они сошлись на поле, бык и вепрь, – и поединок начался.

Давно жителям Иллгайрэта не доводилось видеть таких сражений! В кого только не превращались маги, что только не выдумывали, дабы одержать победу! Пернатый спрут сходился в поединке с дикобразом, гигантский лев отбивался от грифона, сонмище муравьев атаковало рой ос; воины в блестящих на солнце доспехах, исполинские червезмеи, мантикоры, химеры всех мастей сшибались друг с другом, но никто не мог победить: там, где Фриух был сильней, Финдбеннах оказывался изворотливей, на хитрость магистра рыжий отвечал своей хитростью, на заклятье – заклятьем, удар когтей встречал щитом, ядовитый плевок – водопадом…

День пролетел незаметно. Только когда над турнирным полем взлетели два дракона, золотистый и снежно-белый, зрители обратили внимание, что давно уже наступила ночь. И все как-то сразу поняли: шуткам да забавам конец. Вот-вот окончательно выяснится, кто станет служить Иллгайрэту, а кто – покинет его навсегда.

Огнедышащие чудовища на миг замерли в воздухе, величественно взмахивая крыльями, а потом набросились друг на друга. Внизу сотни людей следили за ними, затаив дыхание.

– Ты гляди! Из великанов стали драконами. Ого-го, теперь точно что-то будет!

Хозяин постоялого двора пританцовывал у окошка, до боли закусив нижнюю губу. Денек у него выдался тяжелый: посетителей почти нет, оно и понятно, все люди нынче собрались на поле, ему и самому туда охота податься, да нельзя: все-таки «почти» и «нет» – не одно и то же.

За столиком в самом углу сидели трое. С виду – ничего особенного, но, конечно, дурни, каких поискать. Магический поединок их почти не занимал. Сперва-то еще поглядывали в окно, однако больше для приличия; потом и вовсе забыли о турнире. Знай, болтали да еды-питья требовали. Но – платили; приходилось отвлекаться. Вся прислуга-то сейчас была на трибунах, торговала пирожками, он один остался на постоялом дворе. А теперь из-за этого страдал.

Маги, превратившись в драконов, воспарили в небо. Вот-вот начнется самое захватывающее – и надо же такому случиться: именно сейчас мочевой пузырь хозяина решил, что от выпитого пива надобно срочно избавиться! До отхожего места бежать недалеко, но оно на задворках, оттуда поля не видать! Ай, да что за дело, можно б выйти и под стеночкой… того… но ведь отвернуться нельзя, самое же интересное! Ночь на дворе, значит, вот-вот всё решится.

Ах, нельзя отворачиваться!

Ой, терпеть больше нет сил!

– Вы, хозяин, вышли бы, не страдали, – подал голос старший из троих. – Клянусь, за это время ничего особенного не случится.

– Ага, не случится! – запальчиво воскликнул тот. – Неужели не знаете: когда отворачиваешься, все самое главное и происходит!

И тут же, не выдержав, махнул рукой, ругнулся вполголоса и побежал к двери, неуклюже переставляя ноги.

Выскочил.

Зажурчал.

Дверь за ним с тихим хлопком закрылась, и засов сам собою скользнул в пазы.

– Недоверчивый народ, – посетовал тот из посетителей, что был помоложе.

Третий, совсем мальчишка, дерзко хмыкнул и потянулся за очередным куском пирога с бараниной. Он, мальчишка, вообще все время молчал и работал челюстями, как и полагается воспитанным, неглупым слугам.

– Обратно ломиться-то не станет? – спросил тот, что помоложе.

– Нет, – ответил седой. – Он будет поединок досматривать и на какое-то время обо всем забудет. А потом – забудет только про нас, я сделаю, не впервые. – Седой усмехнулся: – Дед у него, помню, был с махонькой искрой таланта, всегда ухитрялся что-нибудь да вспомнить. Встретит меня на улице, робеет спрашивать, но – любопытный! – уходить тоже не хочет. Так и стоит, смотрит мне вслед, пока не уйду. Однажды я решил подразнить его, спросил: «Чего задумался, Илиах?» – «Да вот, магистр, не знаю, то ли схожу я с ума, то ли не схожу. Вспоминается что-то… но, если не схожу, значит, так вы сами хотели. Я уж спрашивать о том не буду, вы просто ответьте: заразился я безумием или нет».

– И что ты ответил?

– Пообещал: если он действительно начнет сходить с ума, я ему об этом сообщу. – И старик громко захохотал.

Его собеседник тряхнул копной рыжих волос:

– Забавно. С этим так же поступишь, если что-нибудь вспомнит?

– Не вспомнит. Но и рисковать я бы не хотел. Если придется вымарывать из его памяти слишком многое, можно навредить, а это ни к чему. Знаешь, какое первое правило свинопаса? «Дорожи каждым своим подопечным!» Так что, – подытожил седой, – давай-ка займемся делом. Драконы продержатся в небе еще какое-то время, потом будут фениксы, а дальше, надеюсь, итог станет ясен, и мы просто отобразим его в зримых образах.

Они отставили в сторону кружки, сели прямо, переплетя кисти «крестом», и впились друг в друга взглядами. Так продолжалось какое-то время, в течение которого, казалось, ничего не происходило. Мальчишка-слуга, усыпленный Фриухом одним движением руки, тихо похрапывал и всхлипывал во сне.

Рыжий первым вздрогнул и помотал головой, приходя в себя. Ослабевшей ладонью утер со лба пот.

– Молодец, – сказал ему седой. – Хорошо держался. Говоришь, Донн, когда учил тебя, был доволен?

– «Донн» и «доволен» – два несовместимых слова! Старый зануда только и делал, что ворчал: то не так, это не этак.

– Узнаю характер Бурого! – засмеялся Финдбеннах. – А все-таки ты зря ушел от него, он бы еще многому тебя научил.

– Да – если бы прежде не замучил до смерти своими причудами. Но я все равно ему благодарен. Бурый – один из лучших магов. Хотя вы, пожалуй, будете посильней.

– Глупости! – резко произнес Финдбеннах, вставая. – Ты судишь по себе, но ты еще не превзошел своего учителя. Если захочешь продолжить спор, возвращайся сюда лет через сорок, а до того поброди по свету и хорошенько приглядись к людям, поживи среди них. Пока же – прощай.

Финдбеннах достал из кошелька на поясе серебряную монету и положил на стол.

– Но магистр! – обиженно воскликнул Фриух. – По уговору, платит проигравший.

– Вот и заплатишь. А монету при случае передашь Бурому Донну.

– Только монету? А на словах?..

– Скажешь, что всё забыто и уже не важно, кто ошибался. Бурый поймет. – И Финдбеннах, попрощавшись, вышел во двор, чтобы позаботиться о воспоминаниях падкого на зрелища хозяина.

В ночном небе белый феникс одолевал рыжего.

– А дракон, ты видел дракона? Хорош был, верно?