Мастер посмотрел на него с одобрением, как на старательного, хоть и глуповатого ученика.
– Та самая сила, которая не дает Своду рухнуть на землю. Та сила, что движет солнцем и звездами, устремляет реки из верховий в низины – и никогда наоборот. Вы, главное, не обманитесь, – добавил он с усмешкой. – Этой силе нет никакого дела ни до вас, ни до меня, ни до самого Предчура. Некоторые книжники – в той, прошлой моей жизни – называли ее «законом природы». Ложь. Законы можно изменить, судей – обмануть. А здесь… здесь такое не проходит.
– Откуда ты все это знаешь? – спросил король.
– Долгая история, ваше величество. Даже нынешней ночи на нее не хватит. А вам нужно отдохнуть и выспаться. Да и поразмыслить… утро вечера мудренее.
Снова с озера донесся одинокий крик, надрывней прежнего.
– Постелю вам на полу, уж не обессудьте, – сказал мастер, поднимаясь. – Ну-ка, помогите… – кивнул принцу с Ронди, и втроем они сдвинули стол со стульями в дальний угол. Ронди, правда, по-прежнему ну очень старался не смотреть на дочь мастера, так что ушибся коленом и теперь вдобавок мужественно пытался не хромать. Девушка, не переставая прясть, поглядывала на него с любопытством.
В соседней комнате стояли две кровати – большая и поменьше, – а также детская колыбелька. В колыбельке был сложен всякий хлам: игрушки, одежда, какой-то посох…
Мастер сдернул с кроватей шкуры, сунул в руки принцу и Ронди: несите, мол.
Постелились, легли.
– Чем раньше заснете, – сказал мастер, – тем лучше.
– А что, – спросил, приподнявшись на локте, Стерх, – дочке ты отдохнуть не позволишь? Она ведь, наверное, устала за день.
– А прясть ты будешь? – беззлобно проронил мастер. Он задул свечи, оставил только огонь в камине. Дверь в соседнюю комнату не закрывал, слышно было, как он в темноте ворочается на пустой широкой постели.
Постукивала прялка, трещали поленья в камине. Бился о слюдяную пластинку неугомонный мотылек.
Принц заснул почти сразу – как будто соскользнул в мягкую, убаюкивающую бездну.
Заснул – и тотчас проснулся: Стерху не спалось, он покашлял, перевернулся с боку на бок, аж половицы под ним скрипнули; потом встал и раздраженно шагнул к окну, бормоча себе под нос: «Ну ведь невыносимо же!.. впустить его, или отогнать, или ставни наконец закрыть!..»
Шагнул – и замер, видимо, не зная, что именно предпринять.
«Сложно мудрецу перемудрить законно тяготеющего ко свету мотылька», – в полусне подумал принц. Легкая, понятная мысль. И почему Стерху это неясно?
Сон накатывался волнами, тянул на дно…
– О Предчур благодатный!.. – прошептал учитель.
– Что там? – тихо спросил король. Похоже, и он не мог заснуть этой ночью.
– Вы только взгляните!..
Это было сказано таким тоном, что принц мигом стряхнул с себя остатки сна и вскочил на ноги.
По-прежнему горел в очаге огонь, сидела за прялкой дочь мастера, бился в окно мотылек. И руки – белесые, усеянные капельками росы руки – все так же недвижно возвышались над гладью озера, и сияли в лунном свете клинки мечей…
И сиял, величаво ступая по траве, снежно-белый конь. Колыхалась пышная грива, черные глаза смотрели с затаенной печалью. Изящный витой рог вздымался еще одним мечом, братом тех, из озера.
– Вы видите? – дрожащим голосом произнес Стерх. – Предчур всемилостивый, я всегда полагал, что уж они-то – выдумка, уж их-то быть не может!..
Он придвинулся к окну, снова замер, боясь шелохнуться, затем повернулся к выходу.
– Я должен…
Рифмач застонал и тоже метнулся к двери.
Успел первым. Упал на колени перед ведром, и его вырвало.
– Молодец, – донесся из полумрака голос мастера. Из комнаты тот так и не вышел, но слышно было, как встает с постели. – Молодец, Рифмач. Правильно тебя выбрали… уж не знаю, кто и выбирал.
– При чем тут «кто выбирал»?! – вскинулся Стерх. – Вы посмотрите…
– Да уж нет, это вы посмотрите наконец. Внимательно, вдумчиво. Хорошо виден единорог? В деталях? В подробностях? С такого расстояния? Через слюдяную пластинку?
Король взял свой плащ и накинул на гвоздь, вбитый над окошком.
– Просто расскажи, – попросил устало. – Хватит загадок. Что это за тварь?
– Единорог, – ответил мастер. – Настоящий единорог.
– Тогда в чем дело? Что не так?
– Сними плащ, ваше величество, – и посмотри внимательней.
– Я не буду больше играть в эти игры, – твердо сказал король. – Думаешь, то, что когда-то произошло, дает тебе власть надо мной? В другой раз… может быть. Может быть, при других обстоятельствах – да. Но сейчас есть дела поважней. Если ты способен помочь, я встану на колени и попрошу тебя о помощи. Если попытаешься помешать… Лучше не пытайся.
– Отлично, – сказал мастер. Без насмешки и без смущения, как будто этого и ждал. – Вот теперь – посмотри в окно, ваше величество.
Стерх сам потянулся к плащу, с первого раза не сумел снять, дернул снова – раздраженный, с пылающим лицом.
Принц подошел и помог ему.
Мотылек метнулся к окну.
На полпути его смяли мощные челюсти. Обрывок крылышка медленно, плавно затанцевал в ночном воздухе.
Тварь за окном облизнулась гибким фиолетовым языком. Зевнула – и принц удивленно подумал, что ну никак ведь не могут такие клыки поместиться даже в этой вот пасти.
– Ронди, – бросил, не оборачиваясь король, – подай-ка мой меч. И постарайся потише…
Тварь повернула голову, как будто услышала его.
«А ведь похожа, – подумал принц. – Такие же вытянутые челюсти, как у единорога, и изгиб шеи, и рог… Но только цвет кожи – ядовито-желтый, и сама кожа морщинистая, с какими-то то ли чешуйками, то ли бляшками, и глаза – с вертикальным зрачком, громадные, налитые кровью.
А рог скорее похож на бивень – ровный, весь в сколах, трещинах и засохших бурых пятнах. Выбить им окно легче легкого. Да и дверь, пожалуй, вышибет в два-три удара, она здесь хлипкая, рассохшаяся…»
– Вот это, – сказал из полумрака мастер, – и есть настоящий единорог. Эй, юноша, меч положи. И сядь куда-нибудь, не суетись.
– Он нас не тронет? – спросил принц.
– Если выйдете к нему – с превеликим удовольствием. А в дом не сунется.
– Почему вы так уверены?! – (Принц впервые слышал, чтобы учитель одновременно пытался шептать и кричать.) – Если он способен вот так, запросто, обернуться в… в то, что мы видели.
Мастер промолчал. А вот дочь его неожиданно попросила:
– Расскажи им, отец.
– Да придется, иначе ведь не заснут. – Скрипнули доски кровати, стукнули каблуки. – Там, откуда вы приехали, все просто и понятно… по крайней мере, было просто и понятно до недавнего времени. Мир устроен так, как он устроен: заколдован тем, как люди его себе представляют. Они уверены, что знают все о миропорядке, – и таким образом сами этот миропорядок устанавливают. А затем уже он довлеет над людьми. Но здесь, – сказал мастер, – все не так. Здесь в силе древние, извечные правила – и только они.
– Более древние, чем те, которые удерживают Устои от падения? – спросил Стерх. Он потер своими длинными пальцами виски, тряхнул головой. – Более древние, чем те, благодаря которым звезды светят на Своде небес?! Нет, мастер, мир просто болен. Что-то не заладилось, пошло не так. Тебе не дано знать, ты – всего лишь мастер дороги. Ты одичал здесь, уж прости. Одичал и забил себе голову досужими выдумками, а то, что в последние годы миру худо, проявляется и в этих краях. Эта тварь за окном, руки эти, Выпь… это всего лишь признаки болезни. А ты убедил себя… Откуда тебе знать? – повторил он уже увереннее.
И тогда мастер вздохнул и вышел из спальни на свет.
– Мне ли не знать? – спросил он. – А, словесник?
Свой темно-красный плащ мастер наконец расстегнул и снял, и теперь были видны его ноги. От бедра до колена – человеческие. Дальше – как будто вырезанные из живого дерева, покрытые корой, с раздвоенными копытами на конце; каждое – величиной с маленькую миску.
– Ты говоришь: Устои, Свод… Как будто забыл, что когда-то ни тех, ни другого не было. И если они снова пропадут, мир не развеется, как сон поутру. О, будут бедствия и наводнения, и звезды упадут с небес на землю. Но мир перенесет это. Мы, люди, – нет. Это для нас важно, чтобы Устои остались нерушимыми. Но они-то как раз лишние в этом мире. Это костыли, словесник. А здесь, возле Темени, даже они не спасают. И никогда не спасали; здесь все устроено иначе, по-старому. Поэтому я знаю наверняка, чего хочет единорог, и знаю, на что он способен.
