Эрнст Теодор Амадей Гофман

Мастер Мартин-бочар и его подмастерья

{1} - Так обозначены ссылки на примечания.

Наверно, любезный читатель, и твое сердце охватывает какая-то таинственная меланхолия, когда ты бродишь по местам, где чудесные памятники старинного немецкого искусства, красноречиво свидетельствуя о благочестивом усердии их творцов, воскрешают перед тобой прекрасное прошлое во всем его блеске и всей его правдивости. Не кажется ли тебе тогда, что ты вошел в покинутый дом? Еще лежит на столе раскрытая священная книга, которую читал отец семейства; еще натянута на стене богатая пестрая ткань, над которой трудилась хозяйка; в красивых шкафах разместились драгоценные подарки, полученные в торжественные дни, создания искусного ремесла. Кажется, вот сейчас войдет кто-нибудь из живущих в доме и окажет тебе радушный прием. Но напрасно ты будешь ждать появления тех, кого умчало вечно движущееся колесо времени, - так отдайся же во власть прекрасной мечты, и перед тобой предстанут старые мастера, чьи речи полны такого благочестия и такой мощи, что ты содрогнешься, услышав их. И только тогда тебе откроется глубокий смысл их творений, ибо ты превратишься в их современника и тебе станет понятно время, создавшее и самого мастера и дело его рук. Но - увы! - бывает ведь и так, что в ту самую минуту, когда ты хочешь заключить в нежные объятия прелестное видение, оно уносится на ярких утренних облаках, вспугнутое шумной дневной суетой, а ты, с глазами, полными жгучих слез, смотришь вслед тускнеющему лучу. Так внезапно пробуждает тебя от прекрасного сна грубое прикосновение бушующей кругом жизни, и тебе ничего не остается, кроме глубокого страстного томления, которое сладостным трепетом наполняет твою грудь.

Тот, кто пишет для тебя, любезный читатель, эти страницы, испытывал подобные чувства всякий раз, как путь его лежал через славный город Нюрнберг.

Любуясь то чудесным фонтаном на рыночной площади, то гробницей святого Себальда или дарохранительницей в церкви святого Лаврентия, то созерцая в старом замке и в ратуше исполненные мастерства и глубины произведения Альбрехта Дюрера{1}, он всецело отдавался сладостным мечтам, переносившим его в величавое прошлое старого имперского города. Он вспоминал простодушные стихи патера Розенблюта{2}:

О Нюрнберг, чести колыбель,

Твоя стрела угодила в цель,

Ее сама премудрость послала,

И истина в тебе воссияла.*

______________

* Все стихи в этом рассказе переведены В.А.Зоргенфреем.

Перед его внутренним взором вставали яркие картины той трудолюбивой норы, когда в жизни усердных горожан искусство и ремесло шли рука об руку и светлой радостью наполняли его душу. Поэтому позволь, любезный читатель, показать тебе одну из этих картин. Быть может, тебе доставит удовольствие взглянуть на нее, и ты даже весело улыбнешься; быть может, дом мастера Мартина станет для тебя родным и ты рад будешь посидеть среди его чанов и жбанов. Что ж! Ведь это было бы как раз то самое, чего всей душой желал бы пишущий эти строки.

КАК МАСТЕР МАРТИН

БЫЛ ВЫБРАН ЦЕХОВЫМ СТАРШИНОЙ

И КАК БЛАГОДАРИЛ ЗА ЭТО

Первого мая лета тысяча пятьсот восьмидесятого, согласно давним обычаям и правилам, было созвано торжественное собрание почтенного цеха бочаров, или бондарей, свободного имперского города Нюрнберга{3}. Незадолго до того похоронили одного из цеховых старшин, или так называемых свещеносцев{4}, и надо было выбрать нового. Выбор пал на мастера Мартина. В самом деле, едва ли кто мог сравниться с ним в искусстве делать прочные и красивые бочки, никто лучше не разумел винного дела, благодаря чему он и был поставщиком у самых знатных господ и ни в чем не знал недостатка, даже прямо был богат. Вот почему, когда произошло избрание мастера Мартина, достойный Якобус Паумгартнер, наблюдавший за ремеслами советник магистрата, сказал:

- Вы весьма хорошо сделали, друзья мои, что избрали вашим старшиной мастера Мартина, ибо дело, доверенное ему, будет в самых надежных руках. Все, кто знает мастера Мартина, высоко чтят его за искусство хранить и холить благородное вино и за его великую опытность в этом деле. Его похвальное усердие, его жизнь, добродетельная, несмотря на все богатство, которое он приобрел, всем вам да послужит примером. Так позвольте же, дорогой мастер Мартин, приветствовать вас как нашего достойного старшину!

С этими словами Паумгартнер поднялся и сделал несколько шагов, раскрыв объятия и ожидая, что мастер Мартин выступит к нему навстречу. Тот оперся обеими руками на ручки кресла и поднялся так медленно и грузно, как это только и было возможно при его дородстве, и столь же медленно приблизился к Паумгартнеру, которому и позволил себя обнять.

- Что же, - молвил Паумгартнер, несколько удивленный тем, что мастер Мартин так вяло отзывается на все это, - что же, мастер Мартин, или вам не по сердцу, что мы вас избрали нашим старшиной?..

Мастер Мартин откинул голову, по своему обыкновению, положил руки на толстый живот, выпятил нижнюю губу, широко раскрытыми глазами оглядел собрание и обратился к Паумгартнеру с такой речью:

- Полно, достойный господин Паумгартнер, как могло бы мне быть не по сердцу то, что мне и подобает? Кто откажется взять плату за честный труд, кто с порога своего дома прогонит злостного должника, если тот наконец принес деньги, давно уже взятые им взаймы? Наконец-то, милые вы люди (так обратился мастер Мартин к мастерам, сидевшим вокруг него), наконец-то вы дождались, что именно я должен стать старшиной нашего достославного цеха. Ну, а каким, по-вашему, должен быть старшина? Должен ли он быть самым искусным в своем ремесле? Подите и поглядите на мою сорокаведерную бочку, сделанную без помощи огня, - это лучшая моя работа, - и скажите, может ли кто из вас похвалиться работой, которая сравнилась бы с ней прочностью и красотой? Или вы считаете, что у старшины должны быть деньги и всякое добро? Приходите ко мне в дом, я открою лари и сундуки, и вы не нарадуетесь светлому блеску золота и серебра. Или старшине от всех должен быть почет - и от знатных людей и от малых? Спросите-ка почтенных господ, что сидят в нашей ратуше, спросите князей и рыцарей, живущих вокруг нашего славного города Нюрнберга, спросите его преосвященство епископа Бамбергского, спросите, какого они мнения о мастере Мартине? Что ж! Я думаю, вы ничего дурного не услышите! - При этих словах мастер Мартин с довольным видом похлопал себя но толстому животу, полузакрыв глаза, усмехнулся и среди тишины, лишь время от времени нарушавшейся подозрительным покашливанием, продолжал в таких выражениях: - Но я вижу, но я знаю, что я должен еще покорно благодарить вас за то, что наконец-то на этих выборах господь просветил ваши умы. Что ж! Когда я получаю плату за свой труд, когда должник приносит мне деньги, я ведь делаю помету внизу счета или под распиской: "С благодарностью получил, Томас Мартин, мастер бочар". Так и вас всех поблагодарю я от всего сердца за то, что вы избрали меня вашим старшиной и свещеносцем и погасили тем самым свой давний долг. Впрочем, и я вам обещаю, что честно и усердно буду исполнять свой долг. Всему цеху, каждому из вас, если надо будет, я помогу и делом и советом и сил своих не пожалею. Уж я порадею о том, чтобы славное наше ремесло осталось в такой же чести, как и сейчас. Прошу вас, почтенный наш господин советник, и всех вас, дорогие друзья и мастера, пожаловать в будущее воскресенье ко мне на веселый пир. За добрым стаканом гоххеймера, иоганнисбергера или другого благородного вина, какое только найдется в моем богатом погребе и какого вам захочется отведать, мы весело потолкуем о том, что теперь полезнее всего будет сделать для нашего блага! Итак, добро пожаловать!

Лица почтенных мастеров, заметно нахмурившиеся во время надменной речи мастера Мартина, теперь прояснились, и глухое молчание сменилось оживленной болтовней, причем немало слов было сказано о высоких заслугах господина Мартина и его превосходном погребе.