– Ну, зато стимул был, – улыбнулся Куликов. – И теперь имеется. В генералы не откажешься?

– Тьфу! – сплюнул Рогов.

Куликов захохотал.

– Зря, – сказал, отсмеявшись. – Если Кошкин будет с нами, непременно выйдем. Так ведь, Федор?

– Непременно, ваше благородие! – подыграл Федор, сделав важный вид.

– Что-то новое придумал? – заинтересовался Куликов.

– Есть соображения, – напустил туману Федор. – Но подумать надо. Для начала разберусь с экзаменами.

– Это правильно, – согласился Куликов. – Поспешать не стоит. Попривыкнут, перестанут ценить. Скажут: «А за что вам ордена и чины? Недавно получали».

– Меркантильный ты какой! – покрутил головой Рогов.

– В генералы хочу, – улыбнулся Куликов. – На худой конец – в полковники. Я хоть и не знал нужды сызмальства – отец зарабатывал хорошо, но происхожу из мещан. Мои дети должны получить дворянство[11]. Это плохо?

– Нет, – кивнул Рогов. – Но сие от Федора зависит.

– Ну, а что Федор? – отмахнулся Куликов. – Он все понял, хоть и не подает виду. Не глупее нас с тобой. Будет нас держаться, станет офицером. Не в больших чинах, но дворянином, пусть даже личным. Так ведь?

– Да, – ответил Федор.

Разрешение на частный сыск Хоффман имел, но им не занимался. То есть не следил за неверными женами и мужьями, не искал пропавших детей, не помогал несправедливо обвиненным обелить свое имя. Все это не приносило доход – такой, о каком он грезил. Сын чиновника средней руки, Карл получил отличное образование. Гимназия, Московский университет… Последний, впрочем, Хоффман не закончил – бросил после смерти отца. Не потому, что не мог платить за обучение – деньги наскребли бы. Просто счел ненужным. Повторять судьбу отца он не хотел. Изо дня в день ходить на службу, кланяться начальству, через тридцать лет выбиться в коллежские советники[12]? Да еще за весьма скромное жалованье? Извините покорно.

В университете Карл свел знакомство со студентами из Осененных. Ровней они его не считали, но услугами пользовались. Платили хорошо. Расторопный Карл мог многое. Например, добыть для утех девочку или мальчика – это как кому нравилось. Причем, сделать так, чтоб никто об этом не узнал. Когда нужда в утехе пропадала, дети исчезали – о них более не слышали. Осененные в России были на особом положении, например, не подлежали общему суду. У них имелся свой, имперский. Но проступки Осененных он судил строго. Неудачная война с японцами привела к революции в стране. Чтобы сбить волнения, император издал манифест. В России появились многие свободы, в том числе – печати. Осененные попали в фокус внимания репортеров. Любовью в обществе они не пользовались. Стоило кому-то из князей залететь в скандал, как о том доносили императору, а он давал указание разобраться. Не терпел, чтоб порочили имя его ближников. Если суд подтверждал вину, наказание следовало тут же. Провинившегося могли исключить из гвардии и направить служить в армейский полк – в какую-нибудь Кушку. Да еще запретить въезд в европейские города империи. Пострадать мог и род штрафника – например, потерять положение при дворе. Потому отцы семейств не жалели денег, чтобы скрыть художества отпрысков. На услуги Хоффмана имелся спрос, и оплачивали их хорошо. Шантажом он не занимался, упаси, Боже! Самый краткий путь к могиле. Даже в случае удачи деньги ты получишь только раз. Ну, а дальше? Репутация потеряна, а она дорогого стоит.

Случались деликатные дела. Как-то ему намекнули: у рода появился нежелательный наследник. Выскочил, словно черт из табакерки. Был бы хоть приличный человек, ну, а так бастард. Жил себе в Париже, и никто о нем не знал, а со смертью князя объявился. И не просто так, а с завещанием, из которого следовало, что покойный оставил состояние ему. Род только клювом щелкнул. Бастард, вступив в наследство, укатил в Париж, оставив безутешных родственников в печали. И вот что делать?

– Он, вдобавок, содомит, – сообщил Карлу глава рода.

– Фу, мерзость! – сморщился Хоффман, который, впрочем, не удивился – заднеприводных среди Осененных хватало.

– Род позорит, – поддержал князь. – Накажи его Господь!

– Нужно вознести молитву, – предложил Карл. – По великой милости своей Господь может внять.

– Ничего бы не пожалел, – сообщил глава рода.

– Сколько, например? – поинтересовался Хоффман.

– Десять тысяч, – сказал князь. – Нет, пятнадцать. Только, чтобы все решили: наказал Господь.

– Помолюсь за вас, – пообещал Карл.

В тот же вечер ему на дом принесли пакет. Вскрыв его, Хоффман обнаружил 15 тысяч рублей в двух пачках и короткую записку: «На молитвы». Через день он выехал в Париж. Найти наследника не составило труда: тот был хорошо известен в определенных кругах. Карл пришел в ресторан, где собирались мужчины известной репутации, где скромно устроился за столиком в углу. Молодого, симпатичного гостя заметили. Здесь любили новичков, Карл об этом знал – наводил справки. К нему подходили с предложением угостить, Хоффман отказывался. Наконец, на него обратил внимание объект. Подойдя, присел на свободный стул.

– Впервые в Париже? – спросил по-русски.

– Как вы догадались? – делано удивился Карл.

– Костюм пошит в России, – улыбнулся бастард. – Здесь таких не носят. Держитесь сковано. Земляк виден издалека. Приехали развеяться?

– Да, – «признался» Карл. – Мне подсказали этот ресторан. Только вон те, – он кивнул в сторону французов, – мне не нравятся. Потасканные какие-то.

– Что есть, то есть, – улыбнулся бастард. – Мне компанию составите?

– С удовольствием, – согласился Карл. – Но не здесь. Не хочу, чтобы растрепали. Не дай Бог дойдет до России. Родители у меня строгие.

– Понимаю, – закивал бастард. – Приходите завтра, как стемнеет, на Рю-де-ля-Пэ. Там у меня квартирка. Запоминайте адрес…

Карл расплатился и ушел. В назначенный день и час он позвонил в дверь нужной квартиры. Открыл ему бастард, одетый в халат.

– Прислугу отослал, – сообщил гостю. – Консьержу дал денег и попросил сидеть в своей комнате. Он к этому привычен. Не беспокойтесь об огласке. Как, кстати, вас зовут?

– Сергей Иванович, – сообщил Карл. – Можно по имени и на «ты».

– Проходи, Сергей! – улыбнулся бастард.

В роскошно обставленной гостиной он указал на стол, уставленный бутылками и блюдами с закусками.

– Выпьем?

– Позже, – отказался Карл. – Для начала ванна. Будем мыть друг друга.

– А ты знаешь толк! – шутливо погрозил ему пальцем бастард. – В ресторане притворялся. Согласен. Раздевайся! Я приготовлю ванну.

Пока он этим занимался, Карл скинул одежду, оставшись нагишом. Бастард, заглянув в комнату, одобрительно хмыкнул и попытался обнять.

– После ванны, – сказал Хоффман и выскользнул из рук.

– Чистюля! – засмеялся бастард. – Ладно, идем.

В ванной он сбросил с себя халат и полез в воду.

– Присоединяйся! – позвал Карла.

– Для начала я помою тебя, – отказался Хоффман, подошел к ванне и погладил ногу бастарда. Тот блаженно улыбнулся. Это стало последним в его жизни. Карл сжал пальцы на щиколотке потенциального любовника и резко дернул на себя. Голова бастарда скрылась под водой и обратно не появилась. Карл немного подождал и вышел из ванной. В результате он не сомневался. О таком способе утопления он прочел в забавной книжонке. Дело было в Англии. Там жиголо женился на богатых дамах, после чего благополучно их топил вот таким способом. Следов на телах не оставалось, полиция констатировала несчастный случай, безутешный вдовец получал наследство. Так и жил бы припеваючи, но увлекся. Одна утонувшая жена – не проблема, две – удивительно, три вызывают подозрения. Попался въедливый сыщик, который доказал вину убийцы.[13]

О себе Карл не беспокоился. Жертва сделала все, чтоб о нем не узнали. Он оделся и покинул квартиру, не забыв захлопнуть замок. Тот был модный, французский. Назавтра Карл уехал из Парижа. По прибытию в Москву, его пригласил к себе глава рода.