– Выпускать такой будет трудно, – объявил громко. – Много фасонных деталей сложной формы. Хотя, может, ошибаюсь. Я всего лишь мастеровой. Пусть их благородия скажут, – он кивнул на зал.

– Господа! – обратился к присутствующим генерал. – Прошу.

Офицеры встали и подошли к столу. Окружив его, брали в руки детали, осматривали и передавали соседям. Так продолжалось минут пять. Федор, отойдя к окну, наблюдал за происходящим.

– Наши станки не годятся, – наконец вынес вердикт один из полковников. – Придется закупать за границей, строить новый цех, а то и завод. Обучать мастеровых[4]. Дело – это долгое и муторное. Намудрил этот Мадсен. Удивительно, что оно, – он указал на пулемет, – еще и стреляет.

– Может, так, – сказал генерал. – Предлагаете что?

– Разработать собственную конструкцию. Простую, надежную и удобную в производстве.

– Кто это сделает?

Офицеры замолчали, переглядываясь.

– Я, – в наступившей тишине сказал Федор. Все уставились на него. – Ничего хитрого. Через три месяца представлю первый образец.

– Гм! – хмыкнул генерал. – Три месяца на пулемет?

– Если мне помогут, – уточнил Федор. – Один не справлюсь. Предлагаю так. Для начала нужен художник и столяры. Я черчу эскиз оружия и его основных деталей, художник рисует их на больших листах бумаги. Столяры делают макет из дерева. Через неделю представлю на рассмотрение. Если пулемет понравится, начнем переводить в металл.

– Другие предложения будут? – спросил начальник завода.

Ответом стало молчание.

– Занимайся, Кошкин! – сказал генерал. – Господа! Оказать ему всяческое содействие. А теперь, – он посмотрел на Федора, – собери пулемет обратно. Погляжу, как это у тебя выйдет.

Федор подошел к столу и за пару минут собрал Мадсен. Детали в его руках мелькали, становясь на предназначенное им место. Завершив сборку, Федор клацнул рукояткой заряжания, направил ствол в окно и спустил курок.

– Готово, ваше превосходительство! – сказал, ставя пулемет на стол.

– Доводилось иметь с ним дело? – спросил генерал.

– Впервой в руках держу. В полку, где служил, не имелось.

– Что скажешь о пулемете?

– Конструкция довольно надежная, но есть слабое место, – Федор указал на приемное окно на ствольной коробке. – Магазин стоит сверху и сбоку, оттого подача патронов сложная. Фасонные детали, которые трудны в выделке.

– Как бы сделал ты?

– Круглый плоский диск сверху, – Федор положил ладонь на ствольную коробку. – Наш патрон для магазина не годится – это вы сказали верно. Закраина мешает. Будь иначе, то приемное окно снизу просится. Так проще и надежнее.

– Вижу: понимание имеешь, – сказал генерал. – Дай знать, как закончишь с макетом…

– Ты с ума сошел! – пробурчал Федор на пути из зала совещания. – Пулемет за три месяца! Опозоримся! Хвастуном сочтут.

– Не тушуйся, Федя! – хмыкнул Друг. – Не с нуля начнем. Забабахаем им Дегтярев пехотный. Василий Алексеевич придумал гениальную конструкцию. 68 деталей[5] в пулемете, не считая магазина, четыре пружины и десять винтов. Невероятно прост в производстве. Лекальных обмеров и переходов в два раза меньше, чем у револьвера, в три – чем у винтовки. Никаких фасонных частей! Недостатком был лишь диск – большой и тяжелый. Из-за этого часто деформировался, пружина ослабевала. Ну, так 49 патронов. Мы урежем осетра до 36, для такого времени большего не надо. Заодно ствол и возвратная пружина будут меньше нагреваться. Поставим рукоятку управления огнем, упростим предохранитель. Выйдет просто шик!

– Хорошо бы так, – вздохнул Федор…

Через неделю он представил на обсуждение рисунки и макет. Помощников ему выделили хороших: удалось выточить из дерева не только пулемет, но и ряд крупных деталей. Представляя проект, Федор демонстрировал их, объясняя принцип работы автоматики. Слушали его в полной тишине. По лицам офицеров было видно, что они ошеломлены. Это еще мягко сказано. Чего они ждали, неизвестно, но никто не рассчитывал на столь подробный и обстоятельный доклад. Кроме Рогова и Куликова. Те сидели и довольно улыбались. Дескать, вот кого вырастили. У вас есть такой мастеровой?

– Вопросы к господину Кошкину? – спросил начальник завода, после того как докладчик смолк.

Вопросы не заставили себя ждать. Их было много. Федор отвечал уверенно и обстоятельно. Наконец, смолкли даже самые недоверчивые.

– Думаю, что выскажу общее мнение, – подвел итоги обсуждения генерал. – Сделать пулемет не составит затруднений. Как покажет себя в деле, неизвестно, но доклад Кошкина и его ответы говорят о том, что конструкцию он продумал. Начинаем работу. Главным над ней назначаю капитана Рогова.

– Слушаюсь! – вскочил офицер.

– Ваш мастеровой, вам и отвечать, – сказал генерал. – Разрешаю привлекать к делу конструкторов и инженеров, заказывать необходимые материалы, использовать любые станки и инструменты. У вас три месяца. По истечению их хочу видеть готовый образец.

– Будет сделано! – заверил Рогов.

– Так уверены в подчиненном? – сощурился генерал.

– Уверен, – не смутился офицер. – Федор Иванович никогда не подводил.

– Все свободны! – объявил генерал. – Кошкину остаться.

– Значит так, Федор, – сказал он, когда офицеры разошлись. – Хвалят тебя много. Согласен – есть за что, но пулемет не револьвер. Справишься – не обижу. Говорят, собираешься сдавать экзамены за реальное училище?

– Точно так, ваше превосходительство! – вытянулся Федор.

– Не тянись! – махнул рукой начальник завода. – Тут приватный разговор. Поговорю с директором училища. Сильно спрашивать не будут, но предметы знать обязан. Понял?

– Да.

– Выдадут свидетельство – переведу в техники. Ты сейчас больше их знаешь. Про навыки не говорю – револьвер-то сделал. Победишь в конкурсе – станешь офицером. Обещаю это твердо.

– Благодарю! – поклонился Федор.

– Не подведи Тульский завод! Покажи этим иностранцам, что и мы умеем…

Торопиться в этот раз Федор не стал. Карт-бланш от начальника завода позволял не корпеть над пулеметом в одиночку. Согласовав план работ с Роговым, он запряг заводских конструкторов. Выдавал им эскизы с размерами, те чертили узлы и передавали их в производство. Только ствол он выточил сам – сложная деталь. Сделал по задумке Дегтярева, как сказал Друг, то есть с ребрами охлаждения. В войну их убрали, чтоб ускорить выпуск, ствол стал перегреваться, выводя из строя размещенную под ним возвратную пружину. Пришлось переносить ее вверх, лепить в затыльнике стакан… А затем пришла эра промежуточного патрона, и «дегтярь» сняли с вооружения. Но сейчас лучшего не надо – то, что доктор прописал. Так сказал Друг.

Домой Федор возвращался вовремя и, перекусив, садился за учебу. Естественные науки – физика, математика, алгебра, геометрия и тригонометрия затруднений не вызвали. Друг только хмыкнул, когда Федор пролистал учебники. Над историей и географией пришлось посидеть – они отличались от мира Друга, хотя не кардинально. Не вызвали затруднений французский и немецкий языки, хотя грамматику пришлось вспомнить. К удивлению Федора, знал Друг и Закон Божий.

– Священник у меня знакомый был, – объяснил. – Вместе воевали, а потом дружили. Он мне премудрость и толкнул. Чем омофор[6] от епитрахили отличается, и когда их надевают. Ну, и прочее. Память у меня хорошая, не забыл. Молитвы знаю, что еще надобно?

Засада была с русским языком – Федор знал его неважно, Друг и вовсе плавал. «Еры», «яти», «и» простое и десятеричное приводили его в бешенство.

– Навыдумывали просветители! – кипятился Друг. – Сталина на них нет. Тот бы обучил языкознанию.[7] В ГУЛАГ бы их лет на десять, да еще без права переписки. Нет, с перепиской! Все энциклопедии на нормальной орфографии каждому переписать!

Федор ничего не понял, но чувства Друга разделял. С русским языком складывалось плохо.

– Будем нанимать учителя! – сказал Друг. – Надо подыскать хорошего.

Учитель, вернее, учительница нашлась сама. Случилось это так. После смены Федор шел домой, как вдруг из переулка послышался женский крик: