В деревню воротились убежавшие солдаты – хоть не все, но многие. Подумав, Федор приказал их накормить и отправить в Гродно – какой толк от безоружных? Трофейных «маузеров» на всех не хватит, а давать солдатам пики с саблями – даже не смешно. Да и выглядели бойцы уныло, это еще, мягко говоря. Многие без гимнастерок и фуражек, пояса утеряны. Пленные румыны, мать их перетак. Пусть их в Гродно в чувство приведут. На позиции Федор оставил два взвода, попросив фельдфебеля отобрать солдат, чтоб потолковее. Их вооружили трофейными винтовками, показав, как с ними обращаться. Ничего сложного. Конструктивно «маузер» схож с «мосинкой». Затвор, магазин на пять патронов, разве что прицельная шкала в метрах. Не шагах, как у трехлинейки, да еще предохранитель другой.

Погоняв чуток солдат, чтоб пришли в чувство, Федор приказал им восстанавливать разрушенные позиции. Не сказать, чтоб очень нужно, только праздность – враг бойца. Мысли всякие начинают лезть в голову. Что будет, если враг повалит в наступление? Как отбиться от него двум взводам? Пулеметчики-то справились, но получится ли снова? Командиры их погибли, вместо них какой-то странный подпоручик. Вон ходит и покрикивает. Что задумал?

Федор эти настроения прекрасно понимал – сам в полку служил, потому не строил из себя начальство. Был строг, но терпелив: если нужно, подробно объяснял, проявлял заботу. В обед солдат сытно покормили, дали отдохнуть. Курящим выдали табак – его запасы тоже уцелели. Некурящим заменили табак сахаром. Солдаты заворачивали серые куски в тряпицы и прятали в заплечные мешки. Словом, жизнь наладилась, тревогу вызывали только немцы – что-то притихли. Наверняка готовят пакость, гады. В то, что германцы успокоятся, веры не было. И предчувствие не обмануло.

На германской стороне раздался звук трубы. Федор поднес к глазам бинокль. Его, как и пару пистолетов, солдаты поднесли из числа трофеев. Пистолеты Федор отложил – после разберется, а бинокль взял – вещь полезная.

От немецких позиций к ним шагали двое. Один нес белый флаг на длинной палке и периодически дудел в трубу. Другой шел рядом. Похоже офицер.

– Это кто, ваше благородие? – спросил у Федора Курехин.

– Парламентеры, – объяснил Кошкин. – Поговорить хотят.

– Пугнуть из пулемета? – предложил Силантий. – Не верю я германцам. Вы пойдете, а они стрелять зачнут.

– Вряд ли, – покрутил Федор головой. – Там же офицер. Не положено стрелять при переговорах – правила такие. Но на всякий случай подпущу поближе.

Так и сделал. Немцы подошли к расстрелянным гусарам, когда Федор выскочил на бруствер. Помахал платком и пошел навстречу. Они встретились в полусотне метров от траншеи. Встав напротив, оценили внешний вид противника. Немецкий офицер был одет в странный мундир. Цвет – черный, с малиновыми выпушками по краям кителя и нагрудных карманов. На фуражке – малиновый околыш, тулья черная. На петлицах – скрещенные молнии, и такой же знак, побольше, на груди. Морда – лошадиная.

– Блин, эсэсовец какой-то! – хмыкнул Друг. – Что-то не припомню я таких мундиров у германцев в этом время. Что за чудо?

Немец начал первым.

– Шпрехен зи дойч? – спросил, завершив осмотр.

– Яволь, – ответил Федор.

– Зер гут, – обрадовался «эсэсовец». – Я гаутпман фон Шпонек. С кем имею честь?

– Подпоручик Кошкин.

– У меня предложение от германского командования. Я могу поговорить с кем-нибудь из старших офицеров?

– Я и есть старший, – сообщил Федор.

– Зер гут, – оскалился немец и внезапно сделал жест рукой. На его ладони у груди, появился небольшой светящийся шар. Он висел в воздухе и трещал, разбрызгивая искры.

– Знаете, что это, подпоручик?

– Магия какая-то, – ответил Федор.

– Огненный шар. Это самый маленький. Я могу создавать их в десятки раз больше и бросать на сотни метров. Я магистр Особого полка кайзера, в чине гауптмана. Вам понятно?

– Ни хрена! – сказал Федор и, подумав, перевел: – Найн.

Лошадиное лицо перекосилось. Тупой унтер-менш!

– Я могу сжечь вас на месте, подпоручик! – гаркнул немец. – А затем – и ваших солдат. Ваше оружие бесполезно: мой щит выдерживает пулеметную очередь в упор. Вы сделали ошибку, подпустив меня к траншеям. Но мы, немцы, цивилизованный народ и не любим лишних жертв. Потому предлагаю сдаться. Гарантирую вежливое обращение, трехразовое питание, вам, как офицеру, сохранение холодного оружия. Это вам понятно?

– Я, – кивнул Федор. – Но хотел бы посмотреть. Бросьте шар хотя бы вот туда, – он указал рукой на недалекое болото. – Заодно солдаты убедятся в вашей силе. Мне легко будет отдать приказ.

Фон Шпонек усмехнулся: русский сомневается. Наверное, никогда не видел магов в действии. Ну, так подпоручик. Был бы он хотя бы капитан… Гауптман повернулся и взмахнул рукой. Большой, огненный шар отделился от нее и с гудением помчался поперек гряды. Плюхнулся в болото, подняв тучу брызг и столб пара.

– Убедились, подпоручик? – спросил гауптман, повернувшись к русскому. Следующая фраза застыла у него в горле. В грудь его упирался ствол револьвера. К парламентеру Федор вышел без кобуры на поясе – не положено при переговорах. Но коротыш в карман брюк все же положил. Пока немец занимался шаром, успел достать.

Фон Шпонек облился потом. Его щит выдержит пулеметную очередь, но это в случае огня на расстоянии. Щит не прилегает к телу, а находится в метре от него. Азбука магии, но откуда знает ее русский?

– Нихт шиссен! – взмолился гауптман. – Нельзя убивать парламентера. Это против чести.

– А угрожать ему сожжением можно? – спросил русский. – Шантажировать, демонстрируя свои возможности? Ты зачем пришел, фриц? Для чего взял белый флаг? Парламентер вправе предложить капитуляцию, но не должен демонстрировать оружие. Так вы соблюдаете правила? Цивилизованный народ… Расскажите это убитым русским офицерам и солдатам. Они мирно спали, когда на деревню обрушились снаряды. Нет у вас чести. Жаль, что не могу застрелить отдавшего преступный приказ. А тебя – вполне. Отправляйся в ад, фриц!

– Меня зовут Эрвин, – возразил фон Шпонек.

– А насрать! – ответил Федор и нажал на спуск. Глухо треснул выстрел. Немец вздрогнул и безвольной куклой повалился на траву. Федор перевел ствол коротыша на солдата с флагом.

– Нихт шисеен, герр офицер! – залепетал немец. – Я всего лишь трубач. У меня нет оружия. Я не знал о намерениях герра мага.

– Хорошо слышал разговор, ганс? – спросил Федор.

– Яволь! – замотал головой трубач.

– Передай его своим. И еще скажи: переговоры завершились. При попытке выйти с белым флагом прикажу открыть огонь. Аллес! Цурюк! Шнель!

Трубач сгорбился и затрусил к своим позициям. Федор проводил его взглядом и склонился над убитым магом. Извлек из нагрудного кармана документы, подумав, отцепил нагрудный знак. При этом его шандарахнуло словно электрическим разрядом.

– Вот эсэсовец поганый! – выругался Федор и засунул знак в карман. После чего зашагал к своим позициям.

В бинокль фон Притвиц видел, как фон Шпонек бросил огненный шар. И порадоваться успел – теперь русские сдадутся. Ну, а нет, – сгорят. Они сделали ошибку, подпустив мага близко. Но потом гауптман упал… Русский офицер сказал что-то трубачу и прогнал его обратно. Сам же наклонился над убитым магом, что-то сделал с ним и пошел к своим позициям. Вернувшийся трубач сообщил подробности. У оберст-лейтенанта закололо в груди. Если провал операции еще можно объяснить непредвиденными обстоятельствами – туманом войны, к примеру, то смерть магистра Особого полка ему не простят. И пусть фон Шпонек сам согласился выполнить задачу, но позвал его фон Притвиц. Ощутив ярость, оберст-лейтенант собирался отдать приказ о немедленной атаке русских. Пускай потери будут велики, но он займет эту проклятую деревню! Уничтожит русских и их проклятого командира! Но скомандовать он не успел.

– Герр оберст-лейтенант! – окликнул его начальник штаба. – Посмотрите!

Он указал рукой на русскую деревню. Фон Притвиц поднес бинокль к глазам. У позиций русских гарцевали всадники, судя по мундирам и вооружению – казаки. К неприятелю прибыла на помощь кавалерия. Бесполезно наступать. Для начала солдат расстреляют из пулеметов, а потом в атаку пойдут казаки. В чистом поле они переколют и порубят пехотинцев… Оберст-лейтенант не знал, что замеченные им всадники были разведкой из конвоя Брусилова наконец-то доскакавшей до Дубков.