На следующее утро Альфреда сказала им, что Катрин просит прощения у своих гостей, так как у нее очень много дел и она не может выйти к ним.

Служанка предложила им осмотреть город и дала Эллен длинную полоску ткани, которую можно было завязывать так, чтобы нести Уильяма перед собой на животе. Серый с интересом обнюхал ткань и лизнул Уильяма в пятку.

Хотя им не хотелось идти гулять, они все же решили пройтись. Небо было затянуто густыми серыми облаками, а над домами стелился вонючий дымок. В бедняцких переулках визжали свиньи и крысы, искавшие в грязи что-нибудь съедобное. Эллен с друзьями, немного прогулявшись по городу, вернулись обратно.

В доме винодела было необычно тихо. Не было слышно ни детского смеха, ни даже малейшего шороха, хотя все наверняка были дома.

Когда наступил вечер, Катрин под другим предлогом снова не появилась перед гостями. Винодел попытался развлечь их и попросил одного из слуг сыграть на флейте, но настроение у всех было неподходящее. Эллен вскоре попросила разрешения удалиться. Роза и Жан последовали за ней.

– Если она не хочет сидеть за одним столом с простыми людьми, могла бы сразу сказать, что наше место на кухне или вообще не приглашать нас к себе! – взорвалась Эллен.

– А может быть, она вовсе и не виновата, – размышлял Жан. – Кто знает, может быть, все дело в ее муже. Возможно, он не хочет, чтобы она с нами ела, и запирает ее в комнате!

Эллен сначала посмотрела на Жана с раздражением, но затем задумалась.

– Может быть, ты и прав, и она огорчилась именно из-за этого. – Эллен поведение Катрин казалось крайне необычным.

– Нужно нам уезжать отсюда, – вмешался Жан. – А ты как думаешь, Роза?

– Да, нам лучше завтра утром отправиться в Ипсвич. Ты с нами не согласна, Эллен?

– Согласна, конечно. Но мы прежде должны убедиться, что с Катрин все в порядке. Если он ее запирает, мы должны что-то предпринять. Он наверняка еще внизу. Я проберусь сейчас наверх и попытаюсь проникнуть в ее комнату, – храбро заявила Эллен.

– Только, пожалуйста, будь осторожна, – испуганно сказала Роза.

Эллен приложила палец к губам и тихо открыла дверь. В коридоре было темно. Она осторожно вышла наружу и поднялась по лестнице. Она как раз собралась открыть дверь, когда внезапно перед ней возникла Альфреда с чайником в руках и посмотрела на нее подозрительно.

– Я хотела попрощаться с Катрин, так как мы собираемся уезжать завтра рано утром, – нашлась Эллен.

Альфреда открыла дверь, не поворачивая ключ в замке. Катрин лежала на огромной кровати, которая стояла посреди комнаты. Полог был опущен не до конца.

– Она не спит, – подбодрила девушку Альфреда, подходя ближе.

– Катрин, я хотела попрощаться. Завтра утром мы уезжаем. – Эллен говорила шепотом, чтобы не разбудить госпожу, если бы та все-таки спала.

– Элленвеора?

– Да.

– Я себя плохо чувствую, так что не обижайтесь на меня, пожалуйста, из-за того, что я не уделила вам достаточно внимания.

– О нет, мы не обижаемся. Мы просто беспокоимся за вас. Вы позволите мне немного посидеть с вами?

Катрин молча кивнула. Эта женщина с бледным изможденным лицом ничем не напоминала ту пышущую силой счастливую молодую женщину, с которой они познакомились пару дней назад на корабле.

– Что с вами такое?

– Ах, Эллен, я ненавижу этот дом. Я ненавижу Лондон. Я ненавижу эту погоду. Я все здесь ненавижу!

– Он вас запирает? Он с вами плохо обращается? – Испуганная Эллен склонилась к ней поближе.

– Мой муж? – Катрин немного приподнялась на руках и с изумлением посмотрела на Эллен. – Нет! Он сделал бы для меня все. Но я просто несчастлива в Англии. Как только у меня появляется возможность, я сразу же еду в Нормандию. У моих родителей там большое поместье. Лишь там я чувствую себя по-настоящему хорошо!

Эллен с трудом удалось скрыть свое недоумение. Как же это может быть? Женщина, у которой такой богатый и добрый муж, такие чудесные дети – и несчастна?

– Я вам стольким обязана, Катрин! – Это прозвучало как извинение.

Эллен взяла нежную руку Катрин в свою. Женщина отвернулась, стараясь не смотреть на Эллен.

– Я плохой человек…

– Да как вы можете такое говорить! – попыталась утешить ее Эллен. – Вы же сама доброта.

– Неужели ты не видишь, в каком достатке я живу? Мои дети, муж, дом, платья – у меня все самое лучшее, самое красивое, но я все равно грущу. Когда я не дышу свежим воздухом Нормандии, у меня сжимается грудь и мне кажется, что я вот-вот задохнусь. Я не могу выносить лондонской вони, нищеты на улицах. Но даже если я не выхожу из дома, этот город продолжает меня преследовать. А хуже всего видеть упрек в глазах моего мужа и детей. Они все считают меня неблагодарной, ведь я плохая жена и мать. И они правы. – Катрин перевернулась на живот и разрыдалась, уткнувшись лицом в подушку.

– А почему бы вам не попытаться жить по-другому? Пойдите к вашему супругу и составьте ему компанию. Играйте с вашими детьми, веселитесь, ведь у вас есть для этого все основания! – Эллен заметила, что в ее голосе прозвучал упрек.

Она просто не понимала, почему Катрин чувствует себя такой несчастливой, ведь множество людей страдают от действительно страшных вещей. Людей, чью жизнь болезни, голод или бедность превращали в вечную пытку, вечное испытание, длящееся изо дня в день.

Катрин не ответила.

– Я буду за вас молиться, – мягко сказала Эллен и погладила Катрин по голове.

В конце концов, никто ведь не знает, за что Бог покарал эту женщину, предав ее таким мукам…

Катрин по-прежнему смотрела на стену.

Встав, Эллен молча вышла из комнаты.

Когда она вернулась в отведенную им комнату, Жан и Роза сразу же принялись выспрашивать у нее все подробности разговора.

Казалось, Жан был немного разочарован тем, что винодел вовсе не оказался распоследней сволочью, а, наоборот, его можно было пожалеть, ведь его жена страдала такой неизбывной тоской по родине, когда находилась в его доме! А на Розу все это произвело такое сильное впечатление, что она даже немного поплакала.

Прежде чем уехать на следующее утро, они попрощались с хозяином дома.

– Я вчера говорила с Катрин. Теперь я знаю, почему она так несчастна, – сказала Эллен виноторговцу.

– Вскоре я опять поеду с ней в Нормандию вместе с детьми. Я ведь ее люблю, а когда она там, она становится такой… такой… – Казалось, он не находил нужных слов.

– Такой живой? – Эллен склонила голову набок.

– Да. Живой. – Он вздохнул.

– Но она подарила вам замечательных детей! – сказала Эллен, пытаясь его утешить.

– Да, это правда. – Он кивнул.

На прощание он похлопал Жана по плечу и пожал Розе руку. Эллен обняла его.

– В Нормандии она снова будет принадлежать вам! – шепнула она ему на ухо.

Он кивнул, и в его глазах заблестели слезы.

Они вышли из Лондона через Ольдергейт и потом двинулись по тракту на северо-восток.

Чтобы Эллен могла вовремя кормить маленького Уильяма, они постоянно делали привалы и из-за этого двигались медленно, да и путь был неблизкий. Чем ближе они подходили к Ипсвичу, тем сильнее нервничала Роза.

– Ты не хочешь проведать свою мать? – спросил Жан, когда они подошли к городу.

Роза глубоко вздохнула.

– Я хочу попасть в наш переулок и посмотреть, живет ли она там еще.

– Нам пойти с тобой? – спросила Эллен.

– Нет, не надо, я схожу сама. Мы встретимся попозже на рынке.

– И что же нам пока делать? – Жан вопросительно взглянул на Эллен.

– Узнаем, живут ли здесь Донован и Гленна. Думаю, я должна им кое-что объяснить.

– Донован? Это не тот кузнец, о котором ты мне рассказывала?

– Да, точно, это мой учитель! Он самый лучший, но он очень строгий.

Каждый из них углубился в свои мысли, и они направились на окраину Ипсвича. Чем дольше они шли, тем сильнее беспокоилась Эллен.

– Я так боюсь услышать их упреки, увидеть разочарование в его взгляде…