Он представил это так отчетливо, что его замутило.

– А я не желаю всеобщего счастья! – крикнул он. – Не желаю!

Все с изумлением смотрели на своего кумира. Оказывается, он не таков, каким они его себе представляли. Он другой. Они в нем обманулись.

– Да ты не гладиатор! – взревел возничий. – Ты – обманщик, перевертыш! Бей его!

– Не смей! – взвизгнула Клепа. – Кто же поможет мне выйти замуж! – Позабыв о всеобщем счастье, она тут же вспомнила о своем маленьком частном желании.

– Отойди, женщина, не мешайся! – Кир оттолкнул Клеопатру. – Раз не хочет исполнять, пусть вообще не исполняет. Кому нужны его малости. К Орку в пасть – вот куда…

Но эта перепалка оказалась спасительной для Вера. Он схватил скамью и метнул ее в спорящих. Массивная дубовая доска сиденья пришлась как раз в голову возничего. Тот упал и сбил с ног еще двоих. Вер обнажил меч. Толпа в ужасе отпрянула.

«Убийца… Он же убийца…» – шептали люди и пятились к стене.

Вер крутанулся на месте. Меч свистел, рассекая воздух. Держа меч обнаженным, Вер стал пятиться к выходу. Никто не пытался помешать ему уйти.

Таксомотор, будто по его желанию, вывернул в узкую улочку. Вер махнул рукой, и задняя дверца услужливо распахнулась. Вер плюхнулся на сиденье и приказал:

– В «Император», быстро.

А в ушах его все гремело и гремело неостановимо:

«Исполни! Исполни! Исполни!»

Разгоряченные потные лица, перекошенные рты, обезумевшие выпученные глаза.

Они, как капризные испорченные дети, тянули к нему руки и просили:

«Дай!» У них не было желаний – одни капризы. То есть нечто воистину козлиное[16] .

Посетители таверны выскочили на улицу, но увидели лишь хвостовые огни удалявшейся машины. Вслед таксомотору полетели пригоршни фиников и жареных орешков.

– Удрал, паразит! – выкрикнул, сжимая кулаки, Кир.

– Зато я заполучу сенатора в следующем году, – радостно хихикнула Клеопатра.

Вернувшись в гостиницу, Вер тут же лег спать. Ему снилась арена и бой, то ли прошлый, то ли будущий. Странный поединок – противник все время ускользал, и Вер никак не мог его настичь. Тут что-то кольнуло гладиатора в плечо. Вер рванулся и сел на постели.

Свет в номере не горел, но гладиатор хорошо видел посетителя – окруженная платиновым сиянием, над ним склонилась фигура в шлеме с высоким гребнем. Острие копья оцарапало плечо Вера. Гладиатор чувствовал, как по коже стекают горячие капли.

– Гений Юний… – прошептал Вер, еще не очень веря, что происходящее не сон.

Личной встречи с гением он был удостоен лишь дважды – когда открылся его дар гладиатора, и еще в тот день, когда был принят в центурию гладиаторов с правом продажи ста клейм на игру. Гений непременно парит над ареной, когда гладиатор сражается, но вот так, явиться лично для разговора…

– Что-нибудь не так?

– И он еще спрашивает! – У гения был хриплый каркающий голос старого пропойцы. Постоянное нахождение в воздухе и беспрерывные перелеты плохо влияют на голосовые связки даже высших существ. – Спешу сообщить, что ты совершил сегодня самую большую ошибку в жизни.

– Ты хочешь меня убить? – Вер все еще надеялся, что видит дурацкий сон.

– Нет, я не могу этого сделать. Но завтра ты должен проиграть. Это мой приказ.

Вер облегченно вздохнул – значит, он видит сон, причудливо изукрашенный богом Фантасом. Наяву подобное происходить просто не может. Никому из участников игр никогда заранее не сообщается исход поединка. Все решает ловкость и сила противников. И еще – сколько шансов на исполнение желания. Чем их меньше, тем сложнее победить. Это два закона арены. Других нет. Они, как кривые на графике, пересекаются в определенной точке – точке Победы. Ну а если им никак не пересечься – тогда придется проиграть. Гений гладиатора обязан помогать подопечному, а не являться с угрозами. Если заказанные желания не угодны богам, клейма не сгорят на алтаре, и бой отменят. Такое бывает. Но не бывает, чтобы гений лично вмешивался в исход поединка. Боги делают вид, что они справедливы.

– А если я выиграю?

– Ты не можешь выиграть, если твой гений этого не хочет! – Гость еще раз ткнул гладиатора копьем.

Вер скрипнул зубами от боли, а платиновое сияние метнулось вверх, прошило потолок и исчезло. На карнизах, мраморном бюсте Сократа и углах мебели остались висеть гроздья белых разрядов.

– Клянусь Геркулесом, все это мне очень не нравится, – пробормотал Вер и тронул плечо.

Кровь сочилась из раны. Он зачем-то лизнул пальцы и ощутил во рту солоноватый вкус. Кровь была настоящей.Можно предположить, конечно, что нелепый спектакль устроил Авреол, чтобы запугать потенциального противника накануне поединка. Вер поднялся и зажег свет. Первое, что он заметил, – это распахнутые дверцы ларария. Алтарь из серебра опрокинут (невероятно – ведь он был намертво прикреплен к донышку ларария). Фигурка гения исчезла. Две черные фигурки ларов испуганно жались по углам. Вер подошел к двери и повернул ручку. Дверь номера была заперта. Окна – закрыты. Если у него в гостях был человек, то как же он ушел? Вер уселся на ложе, не зная, что делать. До рассвета было еще часа три. Вер набрал номер Тутикана. Телефон долго и нудно пишал, вызывая агента, но тот не желал откликаться. Наверняка Тут упился до потери сознания и теперь дрыхнет, ни о чем не ведая.

Вер швырнул трубку. И уставился на аппарат, решая, что делать. В общем-то делать было практически нечего. Можно позвонить Пизону и отменить бой. Но победитель Больших Римских и Аполлоновых игр не мог отказаться просто так от поединка. Вер испытывал невыносимое унижение. Если его гений воображает, что Вер уступит, то он ошибается. Вер не уступает. Никогда. И никому. И нигде…

Оставался один человек, который мог ему помочь. И Вер набрал номер Элия. Тот снял трубку почти сразу, выслушал, не задавая никаких вопросов, и пообещал прислать за Вером свое авто.

Дежурный в атрии с изумлением глянул на гладиатора, беря ключи.

– Пойду потренируюсь перед завтрашним поединком, – усмехнулся Вер.

Дежурный так растерялся, что уронил ключи и полез под стойку их поднимать.