Глава 17

Настоящий злодей

Моя голова дернулась, медный вкус крови заполнил рот. Я едва успел заметить, что один из зубов отлетел, как обрушился второй удар. Когда мой глаз опух, а дыхание вырывалось с хрипом, мужчину отозвали. Я не шевелился, ждал исцеления, что боль утихнет, но стало только хуже. Я застонал, потянулся за исцеляющим соком и вспомнил, что сумку забрали.

Пропажа сока была плохой, но потерять камень правды было вообще глупо. Если это было мое задание, которое я должен выполнить один, то я здорово все испортил. Рен и Келси справились бы лучше.

Я смог приоткрыть глаз и увидел Анамику напротив. Она смотрела на меня большими испуганными глазами. Мне нужно было стараться ради нас обоих. Несмотря на боль, я улыбнулся ей, но она быстро отвернулась. Или она боялась, что ее побьют, или что добьют меня.

Когда нас собрали, я пошел по своей воле. Хотя избиение было жестоким, ран серьезных не было. Кости не были сломаны, тело все еще было сильным. Я ощущал, как опухли щеки и челюсть. Хуже всего было знать, что мое опухшее лицо пугало юную Ану. Я был уверен, что выглядел жутко.

Старшая версия Анамики дразнила меня как-то, что я использую внешность, чтобы получить больше еды. Я сказал ей, что она не в себе. Девушки всегда любили Рена, не меня. Слуги шептались за руками, когда я приходил в столовую, да, и они предлагали мне дополнительные тарелки, но я подозревал, что это из-за того, что я был слишком строгим и не общительным, и они хотели связываться со мной как можно меньше. Они бросали еду и убегали.

Когда я сказал, что они боятся меня, Ана насмешливо расхохоталась, как делала часто, и сказала, что они пытаются привлечь мое внимание, и плохо, что я был глуп и не замечал симпатии девушек.

— Во мне нечего любить, — сказал я ей тихо, жалея себя. Она обхватила мое лицо ладонями в ответ, пока я не посмотрел на нее. Это было нежно. Так она поступала редко.

— Умная девушка, — сказала она, — увидит мужчину за броней. И, — добавила она, обводя белый шрам на моем подбородке от давней битвы, — самые крепкие камни — самые ценные. Они не ломаются. Слабые камни разбиваются об них. Эти камни женщины получают и носят на пальцах как символы любви. Это так?

— Да, — ответил я, — но ты забываешь, что бриллианты любят за блеск, а не прочность.

— Почему не за оба качества? — спросила она. — Для блеска нужно лишь немного отполировать, — она шлепнула меня ладонью по носу и принялась натирать. Я рассмеялся и отодвинул ее, а извернулась, вскочила на ноги и погналась за мной с горстью грязи, заявляя, что натрет меня ею, чтобы сделать красивее.

Это было одно из хороших воспоминаний об Анамике. Она всегда умела отвлекать меня от мрачных мыслей. В том и дело. Я не хотел отвлекаться. Я хотел страдать, скучая по Келси и жалея себя. Каждый ужин после этого, когда мне доставалась дополнительная тарелка, она шевелила бровями, пытаясь вызвать мой смех. Я не ценил ее попытки и часто оставлял одну. Вскоре она перестала пытаться подбодрить меня.

Когда-то я считал ее черствой. Слишком строгой, чтобы позволять мягкость, но я увидел много ее сторон, у меня был доступ к ее эмоциям. На тех, кто ранил других, она бросалась с отмщением, но для маленьких и разбитых была нежной. Она не нянчилась, но ее доброта и щедрость сияли. Я думал, что это была часть ее сияния богини, но видел эти проявления и в юной версии.

Мы шли за новым хозяином, и она с сочувствием улыбнулась мне. Она словно знала, о чем я думаю, и хотела показать, что понимала. Хотя она не знала, кто я и кем она станет, хоть еще была ребенком, ее присутствие успокаивало меня. Я не понимал, как привык к ее обществу. Было правильно идти рядом с ней, хоть ситуация не была идеальной.

Анамику сунули в телегу, а меня заставили забраться на верблюда. Поводья мне не дали, зверь следовал за мужчиной впереди меня. Мое лицо пылало от солнца, пока мы ехали, и я дремал, радуясь, когда давали сделать глоток из фляги. Я смотрел на телегу Аны, надеясь, что нас не разделят.

Если я страдал на спине верблюда, то внутри телеги, где она сидела с другими рабами, было хуже. Хотя я слышал тихие всхлипы детей, я не знал, издавала ли звуки Ана. Старшая ее версия редко показывала такие эмоции, но, может, юная отличалась.

Когда солнце село, мы остановились. Стада животных, в основном верблюдов, усеивали землю. Может, новый хозяин торговал ими. Я заметил наемников на страже. Они стояли с промежутками в пятьдесят футов, у каждого был жуткого вида ятаган. Я перестал считать после пятидесяти. Если мужчина был простым торговцем верблюдами, то я тогда… как там Келси говорила? Астронавт. Верблюдам защита почти не требовалась, так зачем столько вооруженных людей с взглядами на горизонт.

Луна казалась размытой, и я моргнул, чтобы она обрела форму. Теперь солнце опустилось, стало прохладнее. Мужчина зажигал лампы на дозорных вышках. Они отбрасывали приглушенный свет на песок, где выстроили новых рабов. Юных, включая Анамику, повели через одни врата, а меня и двух других мужчин — в другие. Мои мышцы напрягались в цепях, ее уводили. Грохот моих цепей привлек внимание стражи вокруг нас, меня осмотрели.

— Этот причиняет проблемы? — спросил мужчина.

— Пытался поговорить с детьми, — ответил другой. — Но в пути был не плох. Понял свое место.

Первый хмыкнул и сказал:

— Лучше следите за ним, — он махнул нам идти за ним.

Меня заперли в клетке, и двое других рабов были рядом, нам дали тарелки еды и чашку воды. Двое других устроились в углу и уснули, а я остался сидеть и слушал стражу.

В доме Раджарам стражи были старательными, и даже вечерние разговоры были тихими, но веселыми. Это место отличалось. Настроение было мрачным, напоминало грядущий шторм в море. Люди были черствыми. Жестокими, а не закаленными боем. Я вспомнил тех, кто работал на Локеша. Они видели много и были готовы на все, чтобы сохранить места или головы на плечах.

Я несколько часов наблюдал за ними. Боль все равно не дала бы поспать. Утром нас представили начальнику рабов. Если я считал солдат жестокими, но этот был еще хуже. У него не хватало нескольких пальцев на правой руке, и он носил перчатку. Она была специальной, вместо тех пальцев были ножи. Он тут же пригрозил, что распорет нас, если мы выбьемся из ряда, и взмахнул рукой, доказывая. Я поверил.

Нас тут же отправили работать. Моя сильная спина привыкла к труду сильнее, чем у моих товарищей. Я быстро показал себя, но двое других не были такими здоровыми или крупными, и за это их побили. Вскоре я убедился в своих подозрениях. Верблюды были тут, чтобы скрыть торговлю оружием.

Мужчина в тюрбане продавал оружие всем, кто платил, он нанял несколько караванов, что торговали с разными богатыми племенами в разных местах — и не в Индии тоже. Чтобы не было беды за продажу оружия другим королям или армиям обоих сторон, его личность была в тайне, и сделки проводили его помощники. За неделю я упаковал тысячи ножей, стрел и прочего так, чтобы эти свертки подходили для спины верблюда.

А еще я грузил зерно, ткани, специи, мед и разные другие товары, что скрывали торговлю оружием. Караван с тканью был обычным делом, но если бы кто-то знал, что за яркими свертками скрывается оружие, караваны обыскивали бы внимательнее. Торговцы были с несколькими стражами, но это тоже не было ненормальным.

Должен признать, все было организовано с умом.

Прошла неделя, Анамику не было видно, хотя я заметил другого ребенка — мальчика лет пятнадцати. У него были синяки на руках, хромота и опухшая губа. Он сжимался, глаза были впавшими. Мальчик выглядел голодным, и я не смог рассмотреть других детей, чтобы понять, купили ли его в одно время со мной, или он тут уже был. Я думал, что его недавно заменили новыми детьми.

Он передал мне хлеб, наполнил чашку водой, и я с сочувствием посмотрел на него. Я ничего не сказал, только благодарно кивнул, а мальчик, уходя, предупредил: