Едва сдерживая слезы, я добираюсь до своего автомобиля, несколько раз подскальзываясь.

Ну вот теперь можно домой, привычно прячась под одеяло, точно в родную ракушку. Попробовала действовать по-другому, ничего не изменилось.

Глаза слезятся, горячий воздух из печки дует прямо в лицо, заставляя моргать чаще. Я с трудом концентрируюсь на дороге, боясь сесть брюхом, сойдя с наезженнной колеи, и не сразу обращаю внимание на машину рядом, пытающуюя выехать отсюда также, как и я.

Боковым зрением замечаю что-то знакомое, и обернувшись, замираю.

Алина смотрит на меня с пассажирского сидения синего «Мерседеса», и, дождавшись, когда мы встретимся взглядом, вытягивает средний палец, прижимая его к щеке. Так, чтобы водитель рядом с ней не догадался, какой жест она демонстрирует.

Ногти, выкрашенные в темный цвет, кажутя когтями хищной птицы и тени, падающие на ее красивое лицо, превращают девушку в ведьму.

Я отвечаю ей тем же, опускаясь до уровня тупой курицы, ненавидя в этот момент ее, Илью и весь мир вокруг.

— Что же ты наделал, Поддубный? — шепчу, притормаживая, позволяя им проехать вперед первыми.

Илья не замечает меня или делает вид, что не видит. Еще два перекрестка я еду в плотном потоке следом, мечтая набрать резко скорость и впечататься в зад его тачки. Может, тогда непристегнутая Алина сломает нос о переднюю панель, лишившись немного той спеси, которая читается на его лице.

Сучка!

А он? Отключил телефон, даже по сторонам не смотрит, точно ничего другого и не было вчера, позавчера, всю эту неделю. Или только для меня эти дни казались чем-то нереальным?

Когда мы разъезжаеемся на повороте по разные стороны, я пытаюсь расслабить пальцы, сжимающие руль, но ничего не выходит. Их свело так, что домой я, похоже, пойду прямо с рулевым колесом. Возле подъезда понимаю, что в пустую квартиру, ставшую в одночасье холодной и жутко неуютной, совсем не хочется. В груди жжет, и я не двигаюсь с места. Как сегодня ночевать дома без Ильи? Заглядываю в телефон: мое последнее сообщение так и не прочитано, в телеграме он был пять часов назад.

Отлично.

Нехотя выхожу, спотыкаясь через шаг, но мороз подгоняет, заставляя быстрее перебирать ногами.

Дома не включаю свет, усаживаясь на пол прямо в коридоре, только шубу снимаю. Теплый пол печет зад, а внутри все равно холодно, никак не согреться.

На дне сумки начинает вибрировать телефон и я вздрагиваю, торопливо выискивая его, боясь пропустить звонок.

Поддубный?

Катька.

— Ты не с ним? — деловито интересуется она, приглушая голос.

— Нет.

— Тогда рассказывай!

— Кать, нет у меня сил ничего рассказывать. Он уехал с Алиной домой, я не успела с ним поговорить.

Я слышу, как напряженно сопит в трубку Мещерякова, секунд десять, но потом, все-таки, снова повторяет, но на этот раз уже мягче:

— Сашка, рассказывай. Не держи в себе, так легче.

Я перебираюсь на диван, вытягиваюсь и начинаю. Вся история занимает три минуты. Ровно в такой промежуток времени укладываются последние несколько дней моей жизни, успевшие стать одновременно и одними из самых счастливых, и самыми тяжелыми.

— И вот что мне делать?  — спрашиваю в конце.

— Не знаю. Но теперь я поняла, отчего он всю неделю такой счастливый ходил. Светился, отпускал пораньше домой, — я улыбаюсь против воли, понимая, что в лице Катьки Поддубный нашел себе преданного союзника. — Ты хотя бы выслушай его, бабы разные бывают. Может, эта Алина сама так все подстраивает. Он же при деньгах, видный, такого жениха никто не хочет упустить.

— Выслушаю, если  он объявится. А пока его нет, и телефон недоступен.

В глазах и носу щиплет. Не плакать, не плакать, нельзя.

— Ложись спать, утро вечера мудренее. Хочешь, я к тебе приеду?

— Ну уж нет, спи у себя дома. Тебе вставать рано.

— Не раньше, чем обычно на работу поднимается Поддубный, — ехидно замечает она, отсоединяясь, а я прижимаю телефон к себе и шепчу: «Ну позвони хотя бы!».

Но звонка все так и нет.

Засыпаю опустошенной от собственных мыслей. Постельное белье пахнет его духами, и я, как не злюсь на всю ситуацию, перебираюсь на ту половину, где обычно спит Поддубный, и прижимаюсь губами к наволочке.

Пусть вся эта история окажется одним сплошным дурацким совпадением.

Пожалуйста, Поддубный,не разочаровывай меня в себе.

Появление Алины на выступлении — полная неожиданность.

Она находит меня в раздевалке, прижимаясь к моему шкафу бедром, не стесняясь переодевающихся рядом спортсменов:

— С победой, Поддубный. Извини, что пришла, не смогла такое пропустить.

— Ты откуда здесь?

— Билеты у тебя дома лежали. А сложить два плюс два не так сложно: я знаю, что ты на муай-тай ходишь, а он заявлен в программе.

— Молодец, Шерлок Холмс.

— Ты даже не представляешь себе, какой, — грустно улыбается она. — Помнишь, ты мне обещал сегодня поговорить вечером?

Молчу, не зная, как реагировать. Ну, назвала ты меня козлом, поняла, что я с другой, ну нахер все это надо дальше разводить? Что за бабский мазохизм?

— Алин…

— Давай так, ты мне расскажешь все, а я соберу в это время свои вещи и домой уеду. Ключей же нет теперь у меня, приходится к тебе обращаться. Непротив?

Я сдаюсь, понимая, что не готов сейчас с ней спорить.

— Ладно, поехали, с тренером только попрощаюсь.

Ухожу, оставляя ее возле своих вещей, но Руслана в такой толпе найти просто нереально. Большинство выступивших собираются ехать в бар, но я поднимаю руки вверх, качая головой в ответ на предложение.

Извините, пацаны, у меня уважительная, блядь, причина. Стоит за моей спиной, демонстрируя грусть и понимание, не забывая при этом вздыхать так, что грудь вздымается.

Мы садимся в непрогретую машину, медленно двигаясь с потоком машин в сторону выезда.

— А ты хорошо сражался, — Алина поворачивается ко мне всем телом.

— Нормально.

Самые нетерпеливые гудят, и я пру напролом, надеясь, что в такой ситуации никто не захочет царапать дорогой «Мерин» и связываться с его неадекватным водителем.

Мы кое-как выезжаем на основную дорогу, и я прибавляю скорость. День выдался тяжелым, и присутствие девушки справа от меня, продлевает его, добавляя нервов.

Я даже помогу собрать Алине вещи, лишь бы она быстрее уехала.

Молчим всю дорогу, молчим, поднимаясь в бесшумном лифте на восьмой.

Пропускаю ее первой, снимаю обувь, мою руки.

А когда выхожу в зал, Алина стоит передо мной в одном белье. На загорелом теле контрастом выделяются белоснежный бюстгальтер, обтягивающий большую грудь, высокие кружевные трусы.

Она откидывает волосы назад, смотрит серьезно, поджимая пальцы на ногах. Долго стоять на носочках, точно позируешь для инстаграма, тяжело.

— Оденься, — ее красивое тело не возбуждает. Да, она стройная и умеет себя подать, да — на такое ведутся многие, в том числе и я когда-то.

Но не сегодня. Не после того, что было между мной и Сашкой.

— Илья, — она подходит, пытаясь меня поцеловать, но я отворачиваюсь, испытывая раздражение. Болит челюсть, по которой сегодня прилетело, пульсирует разбитая губа, от перенапряжения ноет тело.

Такие мелочи не помешали бы мне любить Влади.

Но сейчас, когда тонкие руки Алины обвиваются вокруг моей шеи, меня накрывает с головой.

— Прекрати! — рычу, отрывая ее от себя. Держу за руки, не позволяя дернуться в сторону, и смотрю в карие глаза женщины, которой, в принципе, и не знаю толком. — Я тварь, Алин, я мудак, козел — это факт. У нас ничего с тобой не будет дальше, — это тоже факт. Вряд ли ты меня простишь за то, что я наделал, но извини. Я не хотел никому причинять боль, но люблю я другую. Одевайся, и я помогу тебе собрать вещи.

Губы Алины дрожат, она всхлипывает и вся как-то оседает, повисая на мне.

Блядство. Ощущаю себя гандоном, усаживая ее на диван. Девчонка прячет лицо в ладонях, скрывается от меня за волосами, только мелко дрожат плечи. Достаю из шкафа свою чистую рубашку, накрываю ее.