— Я смотрела… фильмы…

Не…… а что ты ожидал, что она не смотрела…… черт… черт… вдох… выдох… не могу же я встать из-за стола с этим……

— Какие фильмы, маленькая? Научно-публицистические?

— Можно и так сказать, не перебивай меня!

— Хорошо, говори.

— Так вот, я смотрела и там… разные техники. Как лучше? — нагибаясь к уху, шепча, проводя пальцами по кромке волос на шее. — Сначала лизнуть… снизу вверх? И сколько раз?

Твою мать…

— Или облизать головку… по кругу?

Охренеть…

— Или сразу… в рот?

Нет… нет… нет…… это неправильный разговор за столом… походу, сидеть мне тут до ночи……

— А потом уже облизать?

Если я нагну её голову прям сейчас, за столом, с Семкой на руках… это… Черт…

— И как он помещается во рту… ну… он довольно большой… я имею ввиду не в фильмах… а то, что я видела… у тебя.

Тебя переиграла девочка на твоем же поле, смирись с этим придурок. Хотел смутить… ходи теперь со стояком… если вообще сможешь ходить…

— И зубы… знаешь, никогда не видно… зубы… что с этим? А вдруг поцарапаешь…

Да похрен!

— И если задействована рука — это же фелляция, да? Или минет? И разница… она ощутима?

До звезды на разницу…

— Потому что я совсем не уверена, что смогу… ну, целиком…

Шах и Мат. Тебя сделали… вспоминай таблицу Мендлеева, тебе еще из-за стола надо встать…

Лиза перестала шептать, тихонько, вскользь поцеловала уголок губ и смотрела в глаза с откровенным вызовом, кажется, усилием воли сдерживая себя от смеха.

Ты маленькая… девочка… с маленькими девочками всегда проблемы…… Фиг ты меня переиграешь… и пофиг, кто что подумает, не велика тайна…

Жестом прося Серегу забрать Семку, Андрей в следующею секунду хватает Лизу за руку и тащит в дом, прямиком к себе в комнату, на второй этаж, немало не волнуясь о состоянии своих штанов, кто в самом деле станет приглядываться. В конце концов, не их дело.

Хлопком закрывая дверь, поворачивая защелку, давит на плечи девушки, опуская её вниз.

— Ты спрашивала, маленькая. Давай-ка я тебе лучше покажу, — расстегивая ремень под изумленно-испуганный взгляд синих глаз.

И нет никакого шанса съехать с этой темы… Черт… есть… испугается если… да похрен, я могу и силой…… Не можешь ты силой… в душ пойдешь… или тут…

Руки Лизы перехватывают руки Андрея, продолжая расстегивать, снимать, поглаживая по всей длине… и Андрей чувствует влажное дыхание, от чего его дыхание перехватывает.

И это дыхание, и вид сверху на грудь Лизы, на её коленки, разведенные в стороны, на губы, которые она облизывает прямо сейчас — выносит остатки самообладания, если они и были, судя по тому, что они сейчас находятся в этой комнате, куда он протащил маленькую на виду всей своей родни и её бабушки.

Черт…

Он не успевает сформировать мысль об угрызении совести и что-то там о поруганной чести, потому что в этот момент остро ощутил горячий язык, который проходится снизу вверх, раз, потом другой, третий, пока не облизывает головку по кругу, так же несколько раз и, наконец, не вобрав в рот… будто приноравливаясь, примеряясь, начиная делать поступательные движения, и когда рука Андрея оказывается на затылке девушки, ему стоит нечеловеческих усилий, чтобы не подтолкнуть, не надавить, направив глубже, остатки самообладания уходят на то, чтобы не толкнуться бедрами.

Как в замедленном кадре, он наблюдает за Лизой, за её губами, за рукой, которая теперь двигается синхронно с губами, за другой её рукой, которая направилась прямиком в кружевные трусики и край подола юбки скрывает, что она делает… когда её рот вбирает с каждым разом все глубже и глубже.

Черт…

Где-то там, на периферии сознания, Андрей думает о том, что не стоит кончать прямо в рот Лизы, или надо хотя бы предупредить, спросить, но мысль так и повисает где-то в глубинах сознания в тот момент, когда он все же кончает, на долю секунды направив глубже, но остановив себя, сосредоточившись на том, чтобы не упасть.

Одним рывком он поднимает Лизу, накрывает её рот своим и, одномоментно оказавшись на кровати, все еще целуя, не отрывая губ, ловя её стон, а потом и крик, доводит Лизу до её оргазма уже своей рукой, быстро и уверенно.

Такая громкая… маленькая…… с маленькими всегда проблемы…… а окно надо было закрыть, придурок озабоченный… хрен с ним…… иди сюда маленькая… не стану я тебе говорить, что окно выходит прямо во двор……

В это время гости начинают расходиться, со стола неспешно собирается посуда, а Мария Степановна выходит проводить Егорову, которая в растерянности смотрит по сторонам, пытаясь найти внучку.

— Пусть тут остается… Чего теперь-то… — говорит Маша, приобнимая Егорову, — не обидит он… любит он её, сама видишь.

— Да вижу, Маша, вижу… но как же, а отец её… а ну как узнает, позора-то мне будет… не вовремя как-то все, ой не вовремя…

— А когда оно вовремя-то было? Почитай, что и никогда… Эх… так ведь кишки скручивает, что не продохнуть, вспомни, по- молодости.

Мало что могла вспомнить Егорова, вздохнув, пошла домой одна, оглядываясь по сторонам, будто боясь, что отец Лизы сейчас выйдет из темноты и осудит её за недогляд за внучкой.

С того дня Лиза стала часто оставаться у Андрея, а Мария Степановна, потирая своими натруженными руками лицо, пряча в них болезненный вздох, сидела до вечера и ждала их. Встав из-за стола кухни в тот момент, когда слышала шум мотора, оставляя на кухонном столе горячий ужин, сама в спешке уходила в свою комнату, где уже спал, разнося по комнатам храп, Рома.

По утрам Андрей сажал полусонную Лизу в машину и отвозил домой, от предложения оставаться, пока не выспится, хоть на целый день, маленькая в панике отказывалась.

Утром отвозил, после работы забирал, окунаясь в другую вселенную, в мир веснушек, пальчиков, удивленных глаз, ласковых вздохов, рук в его волосах, рук в её волосах, в нежных поцелуях, которые в одночасье превращались в страстные, сбивающие дыхание и уносящие мысли, в испарину на лбу, в дрожь, в быстрый шепот, в царапающие ноготки, в откинутую шейку, которая краснела всякий раз, когда Андрей шептал непристойности, ловя несказанное удовольствие в этих розовых пятнышках, которые поднимались выше, к лицу.

— Лиза, а почему архитектура? — спросил Андрей, сидя в своем «офисе» на недостроенной улице из желтых домиков эконом класса.

— Ты не будешь смеяться? — очень серьезно.

— Нет, маленькая, я не стану.

Посмел бы я…

— Я хочу строить дома. Идеальные. Правильные дома.

— Идеальные?

— Да, идеальные.

Ах ты, максималистка маленькая…… идеальный дом… возможно ли это…

— Расскажешь?

— Ну… — после паузы, — это помещение, где мы сейчас, это кухня?

— Да.

— Это неправильная кухня. Она маленькая. И дома у вас маленькая кухня. Дом большой, а кухня маленькая.

— Ну, вроде никто не жаловался.

— Это неправильно. Не идеально. Не так. Твоя мама, она все время крутит эти банки, постоянно, целый день. А потом готовит и ставит тесто на пироги, а потом снова крутит… а банок становится все больше и больше, и остается маленькая тропинка вдоль кухонного стола к двери. И она ходит и ходит по этой тропинке, где с одной стороны стена, а с другой банки. И перед глазами стена. Всю жизнь стена! А правильно — небо.

И потом, здесь, на юге, так много света, так много цвета, почему такие маленькие окна?

И зачем на этой веранде так много фрамуг, они разбивают вид, дробят… И скажи мне, почему ванная комната всегда такая маленькая? А если большая, то обязательно заставлена стиральным порошком, нет, это лучше, чем стиральный порошок в туалете… потому что… знаешь что, я всегда думаю, зачем он там?

Лиза всё говорила и говорила, рассказывая в деталях, в мельчайших подробностях концепцию идеального дома, пока не взяла большой лист бумаги и угольным карандашом не начала рисовать этот дом, четкими выверенными линиями, будто делала это не первый раз. Начала с фасада, потом внутренний двор, каждую комнату, каждую дверь, казалось, продумано было все. Андрей порой останавливал Лизу замечанием: