* * *
Осень опустила холодные пальцы на высушенную летом траву, свет из золотого стал серым, а тучи стали влажными и мягкими. Если Вася и плакала из — за брата и сестры, то не при всей семье, и она перестала спрашивать у отца каждый день, когда подрастет и поедет в Москву. Но она ела кашу с волчьим аппетитом, часто спрашивала у Дуни. подросла ли она. Она не шила, избегала мачехи. Анна топала и визжала, но Вася не слушала.
Тем летом она бродила по лесу, пока было светло и ночью. Саша не ловил ее, когда она убегала, и она часто пропадала, хоть Дуня и ругалась. Но дни шли, погода становилась хуже, и короткими ветреными вечерами Вася порой сидела дома на стуле. Там она ела хлеб и говорила с домовым.
Домовой был маленьким, пухлым и коричневым. У него была длинная борода и яркие глаза. Ночью он выбирался из печи и вытирал тарелки, сметал сажу. Он чинил одежду, когда люди оставляли ее, но Анна кричала, увидев брошенную рубаху, и слуги не рисковали навлекать ее гнев. До прибытия мачехи, они оставляли ему подношения: блюдце молока или кусочек хлеба. Но Анна кричала и тогда. Дуня и служанки стали прятать подношения там, где Анна редко ходила.
Вася говорила, жуя хлеб, раскачивая ногами между ножек стула. Домовой шил — она отдала ему свою работу. Его пальчики двигались быстро, как мошки в летний день. Их разговор, как всегда, был довольно односторонним.
— Откуда вы? — спросила Вася с полным ртом. Она задавала этот вопрос раньше, но порой его ответ менялся.
Домовой не поднял голову, не перестал работать.
— Отсюда, — сказал он.
— Вас больше? — спросила девушка, озираясь.
Эти слова смутили домового.
— Нет.
— Но если вы один, то откуда вы?
Философский разговор был не для домового. Он хмурился, его ладони мешкали.
— Я здесь, потому что дом здесь. Если дома тут не будет, и меня не будет.
Василиса не могла понять его ответ.
— И, — сказала она, — если дом сожгут татары, вы умрете?
Домовой, казалось, растерялся от таких слов.
— Нет.
— Но вы только что сказали.
Домовой затих и рьяно двигал руками, показывая, что больше не хочет говорить. Вася доела хлеб. Она растерянно слезла со стула, рассыпав крошки. Домовой хмуро посмотрел на нее. Она виновато стряхнула крошки, рассыпав их сильнее. Она сдалась и побежала, но споткнулась о доску и врезалась в Анну Ивановну, стоящую на пороге и глядящую на нее, приоткрыв рот.
Вася не хотела отталкивать мачеху к дверной раме, но была сильной и худой для своего возраста, быстро бегала. Вася посмотрела, чтобы извиниться, но замерла. Анна была белой, как соль, немного цвета было на щеках. Ее грудь вздымалась. Вася отпрянула на шаг.
— Вася, — начала Анна, звуча придушено. — С кем ты говорила?
Вася опешила и молчала.
— Отвечай, дитя! С кем ты говорила?
Вася решила выбрать безопасный ответ:
— Ни с кем.
Анна посмотрела на комнату за Васей. Она резко взмахнула рукой и ударила Васю по лицу.
Вася прижала ладонь к щеке, побелев от гнева. Слезы выступили на ее глазах через миг. Ее отец часто ее бил, но это было справедливо. Ее никогда еще не били из злости.
— Я не буду повторять, — сказала Анна.
— То был домовой, — прошептала Вася с большими глазами. — Просто домовой.
— Что же за чертовщина, — пронзительно осведомилась Анна, — этот домовой?
Вася, ошеломленная и борющаяся со слезами, молчала.
Анна снова подняла руку.
— Он помогает убирать дом, — спешно пролепетала Вася. — Он не вредит.
Анна посмотрела пылающими глазами на комнату, ее лицо покраснело.
— Уходи, ты! — завизжала она. Домовой поднял голову в смятении. Анна повернулась к Василисе. — Домовой? — прошипела Анна, наступая на падчерицу. — Домовой? Нет никаких домовых!
Вася, разъяренная, ошеломленная, открывала рот, чтобы возразить, но заметила выражение лица мачехи и сомкнула челюсти. Она не видела еще ни у кого такой страх.
— Прочь отсюда, — закричала Анна. — Убирайся! — она визжала, и Вася развернулась и побежала.
* * *
Жар зверей поднимался снизу и согревал сладко пахнущий сеновал. Вася зарылась в солому, продрогшая, побитая и потрясенная.
Не было домового? Конечно, был. Она видела его каждый день. Он был там.
Они его не видели? Вася не помнила, чтобы кто — то, кроме нее, говорил с домовым. Но, конечно, Анна Ивановна его видела. Она же обратилась к нему, да? Может… может, домового и не было. Может, она была безумна. Может, ей суждено было стать юродивой, бродить среди деревень. Но нет, их защищал Христос, они не будут такими испорченными, как она.
Голова Васи болела от мыслей. Если домового не было, то что остальные? Водяной в реке, человечек из прутьев в деревьях? Русалка, полевик, дворовой? Она их всех вообразила? Они сошла с ума? А Анна Ивановна? Она хотела бы спросить у Оли или Саши. Они знали бы, и никто из них не ударил бы ее. Но они были далеко.
Вася уткнулась головой в руки. Она не знала, как давно лежала там. Тени двигались по тусклой конюшне. Она подремала, как уставший ребенок, и когда проснулась, свет был серым, а она проголодалась.
Вася осторожно выпрямилась и открыла глаза… и увидела перед собой глаза странного маленького существа. Вася издала стон и сжалась снова, прижала кулаки к глазам.
Но, когда она посмотрела снова, глаза еще были там, большие, карие, спокойные и на широком лице с красным носом и белой бородой. Существо было маленьким, не больше самой Васи, он сидел на стоге сена, смотрел на нее с любопытной симпатией. В отличие от домового в аккуратной одежде, это существо было в лохмотьях, а ноги его были босыми.
Вася увидела это и снова зажмурилась. Но она не могла все время сидеть в сене, набралась смелости и еще раз открыла глаза. Она осторожно сказала:
— Вы черт?
Небольшая пауза.
— Не знаю. Возможно. А что это? — голос существа напоминал голос доброй лошади.
Вася задумалась.
— Большое черное существо и огненной бородой и раздвоенным хвостом, которое хочет захватить мою душу и утащить меня для пыток в котел на огне.
Она посмотрела на человечка.
Он не подходил под описание. Его борода была белой, густой, и он развернулся, проверяя, есть ли у него хвост.
— Нет, — ответил он. — Вряд ли я черт.
— Вы правда здесь? — спросила Вася.
— Иногда, — ответил человечек спокойно.
Вася не успокоилась, но после раздумий решила, что «иногда» — неплохой ответ.
— Ладно, — она повеселела. — Что вы такое?
— Я ухаживаю за лошадьми.
Вася мудро кивнула. Если было существо, ухаживающее за домом, то должно быть такое для конюшен. Но девочка была осторожна.
— В — все вас видят? Они знают, что вы здесь?
— Конюхи знают, по крайней мере, оставляют подношения в холодные ночи. Но никто меня не видит. Кроме тебя. И другой, но она не приходит, — он поклонился к ее сторону.
Вася смотрела на него с растущим ужасом.
— А домовой? Никто его тоже не видит, да?
— Я не знаю, что за домовой, — ответило маленькое существо. — Я из конюшен, из зверей, что живут здесь. Я не выхожу, если не тренирую лошадей.
Вася открыла рот, чтобы спросить, как он это делает. Он был не выше нее, а все лошади были намного выше нее. Но тут она услышала голос Дуни. Она вскочила на ноги.
— Я должна идти, — сказала она. — Я увижу вас снова?
— Если захочешь, — ответил он. — Я еще ни с кем не говорил.
— Меня зовут Василиса Петровна. А вас?
Существо задумалось на миг.
— У меня не было имени, — сказал он и задумался снова. — Я — вазила, дух лошадей, — сказал он. — Думаю, так меня можно звать.
Вася кивнула с уважением.
— Спасибо, — сказала она, а потом повернулась и спустилась с приставной лестницы. По пути она убирала солому из волос.
* * *
Летели дни и времена года. Вася росла, научилась осторожности. Она не говорила с существами, пока не оставалась одна. Она меньше кричала и бегала, меньше тревожила Дуню и избегала Анны Ивановны.