Николай Максимович Остафов также был незаурядной личностью. Талантливый ученый, кандидат физико-математических наук, сотрудник обсерватории, он перед войной был избран секретарем Сталинского райкома партии в Киеве. На строительстве оборонительных сооружений под стенами столицы республики он был тяжело ранен, попал в плен, откуда с помощью советских патриотов вырвался на свободу. Остафов несколько раз бывал в отряде и произвел на Дмитрия Николаевича исключительно благоприятное впечатление своим мужеством и высокими душевными качествами. Он также был схвачен гитлеровцами, подвергся пыткам и в январе 1944 года повешен на одной из центральных площадей города с группой своих товарищей. Медведев писал о нем: «Остафов умирал как победитель. Палачей бросало в дрожь от презрительной улыбки, которой он отвечал на пытки, от всего его облика, исполненного сознания неизменного превосходства над палачами».

После гибели Марфы Ильиничны связь с луцким подпольем не прервалась, а, наоборот, окрепла. Луцкое подполье, как и сарненское и здолбуновское, успешно выполняло многие важные задания штаба отряда. Постоянным связным с луцкими товарищами стал, приняв эстафету от матери, Николай Струтинский.

Подпольная организация в Луцке сложилась еще до появления в Подолии и на Волыни специального отряда «Победители». Возглавили ее старший лейтенант пограничных войск Виктор Измайлов, бывший военнопленный Николай Петров (Громов) и комсомолка Прасковья Савельева, приехавшая за год до войны в Луцк из Москвы на работу в местный банк.

Организация оказалась действенной. Ее участники были люди решительные, смелые, они успешно занимались и боевой, и диверсионной, и разведывательной работой. В этом отношении очень ценной оказалась для советской разведки скромная должность кассира банка, которую занимала Паша Савельева, поскольку через ее руки проходили финансовые документы всех военных и административных учреждений оккупантов.

В свое время Ф. Э. Дзержинский, характеризуя своего ближайшего соратника В. Р. Менжинского, отмечал, что Вячеслав Рудольфович обладал исключительными способностям к оперативной работе. В частности, по крохотному листку бумаги, коротенькому сообщению, попавшему в его руки, он мог безошибочно определить, стоит ли дело того, чтобы им занимались, или это пустышка. В разной степени этим качеством обладали многие старые чекисты школы Дзержинского и Менжинского. Талантлив в этом отношении был и Медведев. Уже по первым сведениям, которые ему доставили Марфа Ильинична, а затем Николай Струтинский, он сразу понял, что луцкая организация имеет очень большие возможности для развертывания разведывательной работы. Так оно и оказалось на самом деле.

К сожалению, рано погиб Николай Петров. Этот поразительно храбрый человек, лично истребивший (для этого он переодевался в немецкую офицерскую форму) несколько видных военных и чиновников, сумел проникнуть в обреченное на уничтожение луцкое гетто и поднял там вооруженное восстание. В бою Петров был ранен и контужен, в бессознательном состоянии попал в плен. Его привезли в Ровно, подлечили и подвергли пыткам. Пробыв в тюрьме неделю, Николай сумел сколотить из заключенных группу храбрецов и 8 марта 1943 года поднял восстание в ровенской тюрьме! В отчаянной попытке вырваться на свободу Петров был убит.

7 июля 1943 года погиб и Виктор Измайлов. Он доставил на партизанский «маяк» очередное донесение, вручил его дежурному — Владимиру Ступину, а на обратном пути в Луцк наткнулся на сторожевую заставу бандеровцев. Неравная схватка длилась считанные мгновения… Измайлов пал, прошитый автоматной очередью сразу с нескольких сторон.

После гибели Петрова-Громова и Измайлова тяжесть руководства разведывательной группой легла на хрупкие плечи Паши Савельевой, которой было тогда всего двадцать три года. Осенью 1943 года Паша Савельева и еще несколько товарищей выполнили особо ответственное задание командования. Они проникли на секретный, строго охраняемый склад, куда из Германии доставили партию снарядов, снаряженных сильнодействующим отравляющим веществом нового, нервно-паралитического типа. Более того, они сумели похитить со склада образец снаряда (точнее, его начинку), которая затем была доставлена в штаб отряда.

Не разворачивая, Медведев положил сверток, врученный ему связником Василием Неудахиным, на стол и долго смотрел на него… Внутри таилась смерть. Мгновенная, невидимая и неслышимая, загадочная и неотвратимая… Не верилось, что содержимое обернутого какой-то домотканой тряпкой пакета размером с пачку соли способно оборвать жизнь тысяч людей. Оружие обреченных человеконенавистников, способных в агонии совершить и это преступление — развязать химическую войну.

Дмитрий Николаевич понимал — ценная добыча должна быть немедленно переправлена в Москву, чтобы Советское правительство получило в свое распоряжение неопровержимое свидетельство разработки гитлеровцами химического оружия, запрещенного международной Женевской конвенцией 1925 года. И не только разработки, ной подготовки его к боевому использованию — иначе чего ради снаряды с ОВ доставлены уже к недалекой линии фронта? Да, нужно спешить и для того, чтобы специалисты-химики побыстрее разобрались в смертоносной начинке секретных снарядов и предприняли необходимые меры защиты бойцов Красной Армии.

Увы, погода в те дни, как назло, стояла нелетная, улучшения ее, по данным московских метеорологов, не предвиделось, и принять самолет оказалось невозможным. И Медведев твердо взял на себя ответственность за тщательно продуманное и взвешенное, но все же рискованное решение — переправить заряд через линию фронта в Москву своими силами.

Штаб подобрал группу бойцов: Серафим Афонин, Владимир Малашенко и Василий Таланов, разработал самый безопасный и по возможности кратчайший маршрут. Старшим Медведев назначил Серафима Афонина, ровенского разведчика из числа бежавших из плена красноармейцев. Афонин уже дважды выполнял важные задания командования, был смел, выдержан и рассудителен, к тому же прекрасно ориентировался в лесу, что также имело большое значение.

Фронт к тому времени довольно близко подошел к месту, где дислоцировался отряд, но тем не менее разведчикам предстояла трудная и опасная дорога, включавшая переправу через реку Горынь. Обговорив с Серафимом все детали предстоящего похода, командир вручил ему пакет, обшитый холстиной. Наблюдая, как разведчик зашивает его в «пузырь» галифе, приказал:

— Задание не только секретное, но особо ответственное. Поэтому никаких вооруженных столкновений, никаких приключений!

Дмитрий Николаевич хорошо знал боевой нрав своих бойцов, поэтому, чтобы быть до конца уверенным в их «миролюбивом» поведении на маршруте, распорядился выдать им оружие только ближнего боя: пистолеты, гранаты, кинжалы.

…О содержимом пакета, переданного им из рук в руки одному из руководителей Центра в Москве, Серафим Гаврилович Афонин узнал только через десять лет. Разведчик рассказывал впоследствии, что вручал ему сверток и отдавал последние наставления Дмитрий Николаевич, лежа в постели. Медведев от всех скрывал, что в последнее время он сильно болел. Дала о себе знать травма позвоночника, полученная при не совсем удачном приземлении с парашютом. Обострились и остальные болезни — жизнь в лесу, зачастую в холоде и сырости, тому способствовала. Только несколько самых близких людей в штабе знали, чего стоит Дмитрию Николаевичу выглядеть как всегда подтянутым, быть обязательно гладко выбритым, в начищенных сапогах, всегда сохранять ровный тон в каждом, даже не слишком приятном разговоре… О своих хворобах Дмитрий Николаевич распространяться не любил.

Все сослуживцы Медведева отмечали, что, как разведчик, он всегда очень здраво оценивал — не преувеличивая, но и не преуменьшая — силы, возможности и упорство вражеских спецслужб. Он знал, что во всех звеньях фашистского карательного аппарата: полиции безопасности, тайной полевой полиции, абвере — работают квалифицированные, опытные специалисты, располагающие к тому же и техническими средствами. Поэтому он лично следил за поддержанием во всех подразделениях отряда должных мер безопасности, воспитывал подчиненных в духе здравой и зоркой бдительности.