– Да ведь ты и был ребенком, – заметил Магнус.

– Я был достаточно взрослым, чтобы понять, почему моя мать воет от горя с утра пораньше. Она была у Эллы, а Элла лежала в постели мертвая. Родители не хотели меня пускать, но я увидел достаточно. Она распухла и позеленела, почти до черноты, будто сгнила изнутри. И больше не была похожа на мою сестру. И даже на человека не похожа. Я знал, что случилось, а они нет. «Все, кто любят тебя, умрут. А начну я с нее». Проклятие работало! И тогда я понял, что должен покинуть их – всю свою семью, – пока с ними не случилось что-то ужасное. Той же ночью я ушел, отправившись пешком в Лондон.

Магнус открыл рот, потом закрыл – впервые он совершенно не знал, что сказать.

– Надеюсь, теперь ты понимаешь, что мое проклятие и вовсе не чепуха. Я видел, как оно работает. С того самого дня я делаю все возможное, чтобы история с Эллой не повторилась. Представляешь, чего мне это стоит? – Уилл запустил пальцы в волосы, и длинные черные пряди закрыли его лицо. – Отталкиваю всякого, кто мог бы полюбить меня. Заставляю ненавидеть себя. Я сбежал от семьи, надеясь, что меня забудут. Каждый день приходится быть жестоким с теми, кто стал моей семьей, чтобы они не слишком ко мне привязывались.

– Тесса… – Магнус вдруг вспомнил одну серьезную сероглазую барышню, что смотрела на Уилла как на новое солнце, озарившее горизонт. – Думаешь, она не любит тебя?

– Уверен. Я вел себя достаточно мерзко. – В голосе Уилла смешались безотрадность, горе и ненависть к самому себе. – Понимаешь, она едва не погибла, по крайней мере, мне так показалось, и я раскрылся… Дал ей увидеть, что я чувствую. Наверно, она бы ответила мне, но я растоптал ее чувства. О, я был мерзок! Представляю, как она теперь меня ненавидит.

– А Джем… – с ужасом продолжил Магнус, хотя уже знал ответ.

– Джем все равно умирает, – сдавленным голосом прошептал Уилл. – Джем – то немногое, что я могу себе позволить. Я сказал себе, если он умрет, то я не виноват. Он все равно умирает, и ему очень больно. Элла умерла быстро. Может, благодаря мне его смерть будет легкой…

Он горестно посмотрел на чародея, и Магнус ответил ему осуждающим взглядом.

Уилл прошептал:

– Не могу же я быть совсем один! Джем – все, что у меня есть.

– Ты должен был сказать ему! Даже зная об опасности, он все равно бы стал твоим побратимом.

– Ему пришлось бы с этим жить! Никому бы он не рассказал, но Джем страдал бы за меня, видя, как я причиняю боль другим! Скажи я Шарлотте, Генри и остальным, что мое отвратительное поведение – просто маска, они бы меня жалели! Думаешь, приятно говорить им всем гадости, бродить по улицам, делая вид, что пьянствуешь в кабаках и шляешься по борделям?! Да я терпеть этого не могу!

– И все эти годы ты не говорил о проклятии никому? Только мне?

– Я не мог. Ведь если бы они узнали правду, то относились бы ко мне иначе! Сначала жалость, потом привязанность, а потом…

– А за меня ты не боишься? – поднял брови Магнус.

– Что ты меня полюбишь?! – Уилл вытаращил глаза. – Да ведь ты ненавидишь нефилимов, разве нет? К тому же вы, чародеи, способны избавляться от нежелательных эмоций. Но вот другие – Шарлотта, Генри и остальные, – если узнают, что я не тот, кем кажусь, увидят меня настоящего… вдруг они полюбят меня?..

– И умрут, – закончил Магнус.

* * *

Шарлотта расцепила пальцы и медленно подняла голову.

– И вы понятия не имеете, куда он отправился? – спросила она в третий раз. – Уилл просто взял и исчез?..

– Шарлотта, – мягко произнес Джем. Они сидели все в той же гостиной, стены которой украшали обои с цветами и гроздями винограда. Софи стояла у камина, перемешивая угли кочергой, чтобы они как следует прогорели. Генри сидел за столом, перебирая медные инструменты, Джессамина расположилась на оттоманке, а Шарлотта – в кресле возле огня. Тесса и Джем немного чопорно восседали на диване бок о бок, и девушке казалось, будто они в гостях. Она наелась бутербродов, которые на скорую руку сготовила Бриджет, и напилась чаю, ей стало тепло и хорошо. – В этом нет ничего из ряда вон выходящего. Кто знает, где Уилл бродит по ночам?

– Это совсем другое дело! Он видел свою семью, по крайней мере сестру. Ах, бедный Уилл! – Голос Шарлотты дрогнул от волнения. – А я-то думала, что он наконец начал их забывать…

– Нельзя забыть своих родных! – отрезала Джессамина. Она сидела на оттоманке с набором акварельных красок и кисточек, поскольку решила заняться каким-нибудь более подобающим юным леди делом и взялась рисовать, вырезать силуэты, собирать гербарий и играть на клавикордах. Уилл, будучи особенно не в духе, как-то заявил, что ее пение навевает на него тоску и мысли о церкви.

– Конечно нельзя! – поспешно согласилась Шарлотта. – Но, может, если не вспоминать о них каждый день, будет не так тяжело.

– Можно подумать, тогда Уилл стал бы просто душкой! – ответила Джессамина. – Навряд ли ему настолько важна семья, ведь он сбежал от них!

– Да как ты смеешь утверждать такое?! – задохнулась от возмущения Тесса. – Ведь никто не знает, почему он ушел из дому. Если б ты видела его в поместье Рэвенскар!..

– Поместье Рэвенскар, – повторила Шарлотта, глядя в огонь. – Почему они выбрали тогда именно его?..

– Фу-ты, ну-ты! – воскликнула Джессамина, метнув сердитый взгляд на Тессу. – Они хотя бы живы. Держу пари, он вовсе не грустил, просто сделал вид. Он всегда притворяется!

Тесса обернулась к Джему, ища поддержки, но он сверлил Шарлотту суровым и колючим взглядом.

– Что значит тогда? Ты что, была в курсе, что семья Уилла переехала?

– Ах, Джем… – вздохнула она.

– Это важно, говори, Шарлотта.

Она посмотрела на коробочку с любимыми лимонными леденцами и сказала:

– Когда Уиллу было двенадцать, родители приехали в Институт, но он даже не вышел из своей комнаты… Я умоляла его встретиться с ними, хотя бы на минуту, но нет. Я попыталась объяснить, что если они уйдут сейчас, то он больше никогда их не увидит. И никаких новостей. Он взял меня за руку и сказал: «Пожалуйста, пообещай, что, если они умрут, ты сообщишь мне, Шарлотта. Обещай!» – Она опустила глаза и потеребила рукав платья. – Так странно было услышать это от маленького мальчика! Я не смогла отказать.

– Значит, ты следила за благоденствием Херондэйлов? – спросил Джем.

– Я наняла Рагнора Фелла. Первые три года все шло хорошо, потом они съехали. Эдмунд Херондэйл, отец Уилла, проиграл дом в карты. Это все, что смог узнать Рагнор. Им пришлось переехать, а след потерялся.

– Уилл знал? – спросила Тесса.

– Нет, – покачала головой Шарлотта. – Он просил сообщить, только если они умрут. Зачем делать его еще несчастнее, ведь потеря дома его не порадовала бы! Он никогда не говорил о них. Я думала, может, он смог забыть…

– Он никогда не забывал!

Что-то в голосе Джема заставило Шарлотту ответить:

– Зря я согласилась! Нельзя было давать ему обещание, я нарушила Закон…

– Когда Уиллу чего-то действительно надо, он своего добьется. И тебя разжалобил.

Шарлотта плотно сжала губы, глаза подозрительно заблестели.

– Он сказал хоть что-нибудь, когда уходил с Кингс-Кросс?

– Нет, – ответила Тесса. – Когда мы прибыли на вокзал, он просто взял и свалил… то есть встал и убежал. Прошу прощения за мой американский английский!

– «Взял и свалил», – повторил Джем. – А мне нравится! Будто он взял и свалился с поезда, как, собственно, оно и было. Ничего не сказал – ринулся сквозь толпу и исчез. Едва не сбил Сирила с ног на перроне.

– Ничего не понимаю! – простонала Шарлотта. – Как такое может быть – семья Херондэйлов в доме Мортмэйна?! Почему именно Йоркшир? Не думала, что след заведет туда. Искали Мортмэйна – нашли Шейдов. Искали опять – и нашли семью Уилла. Мортмэйн водит нас кругами, недаром его чертова эмблема – уроборос!

– Раньше за семьей Уилла присматривал Рагнор Фелл, – заметил Джем. – Почему бы снова не прибегнуть к его услугам? Если Мортмэйн хоть как-то с ними связан…