Там, в автосервисе, она тряслась от страха и пряталась за мою спину. А у клуба, в окружении таких же, как она, мажоров, вдруг осмелела и даже попыталась плеваться ядом.

С досады кусая губу, все же набираю ей. Не хватало, чтобы она начала звонить моим родителям.

– Ты в своем уме?! – зло цедит она в трубку.

– Ты о чем?

– Обо всем! Ты на глазах у всех садишься в тачку к какому–то мужику, а потом до тебя никто не может дозвониться!

– Он не какой–то мужик! Он мой парень, Маша…

– Ты с ума сошла?! – ее голос снижает тональность, – парень? Автослесарь?..

– Автомеханик… – спокойно отвечаю я, – что именно тебя смущает?

– Именно это и смущает… Твои родители знают?

– Я сама с ними разберусь…

По коже проходит неприятный озноб. До судьбоносного разговора остается все меньше времени, и лишнее об этом напоминание заставляет живот скручиваться от страха.

– Аня… я слышала вчера, когда ты уехала… Давид… он крыл тебя последними словами…

– Он был пьян…

– И очень зол…

Я сдержанно выдыхаю и, попрощавшись с подругой, отключаюсь. Давид, без сомнения, извлечет из вчерашней ситуации для себя выгоду. Виновной за наш разрыв сделает меня.

Остаток времени до вечера я просто бездельничаю. И впервые задумываюсь о том, насколько беспечный у меня образ жизни. Я учусь в престижном университете, езжу на дорогой машине, одеваюсь в брендовые вещи и даже не задумываюсь, откуда на это все берутся деньги.

Да, лимит моей карты, ежемесячно пополняемой мамой, был жестко ограничен, но на мне никогда не экономили.

И мне не нужно вставать каждый день ни свет, ни заря. Заниматься тяжелым физическим трудом, как Матвею. Думать, чем оплатить кредиты и жить, в прямом смысле слова, прямо на работе.

Разница между нами огромна, и в то же время ничтожно мала. Она состоит лишь в том, что мы с ним родились у разных родителей.

Ближе к вечеру, когда уходит Наталья, я выгоняю машину и отправляюсь на свидание с моим механиком. Прибываю на место ожидаемо раньше назначенного времени и решаю посидеть в машине и полистать новостную ленту.

Неожиданно распахивается пассажирская дверь, и на мгновение я зажигаюсь радостью, думая, что это Матвей тоже приехал чуть раньше.

Но она тухнет еще быстрее, чем загорелась. Рядом со мной опускается тело Давида.

– Что ты здесь делаешь?! – вырывается у меня.

Давид, скалясь во весь рот, смотрит на меня каким–то бешеным взглядом и молчит. От его улыбки становится не по себе.

– Давид…

– Ох–ре–не–ть! – склонив голову набок, наконец, выдает он.

– Как ты здесь оказался?

– Я ехал за тобой.

– Зачем?! – поглядываю незаметно на часы.

До приезда Матвея еще не менее пятнадцати минут. И я очень надеюсь распрощаться с Коганом до того, как он приедет.

– Поговорить, милая! Зачем же еще?! – восклицает парень, – ты же не отвечаешь ни на звонки, ни на сообщения!

– О чем поговорить?..

– Ну, как же… О тебе и твоем нищеброде…

– Закрой свой рот, Давид!

Его слова поднимают во мне волну ярости. Руки сами сжимаются в кулаки, а челюсти больно напрягаются.

Никому не позволю говорить о Матвее гадости!

– Не знал я, Анечка, о твоих пристрастиях… – ехидно улыбаясь, продолжает он.

– Выйди из машины! – рявкаю я, – сейчас же!

– Возбуждают маргиналы? – тихо смеется Давид.

Не сдержавшись, наотмашь бью его по лицу. Его голова дергается в сторону, а уже в следующую секунду он хватает меня за волосы и дергает на себя.

– С–сука… Значит, со мной ты девочка – целочка… А с этим хмырем трахаешься в подворотне!

– Пусти… – шиплю, пытаясь разжать его пальцы на своей гриве.

– Маман твоя знает, что ты с плебеем связалась?!

В этот момент дверь со стороны Давида открывается и в машину проникает крепкая мужская рука, пальцы которой тут же смыкаются на шее бывшего.

Все происходит так быстро, что он, не успев ничего понять, лишь выпучивает глаза и раскрывает рот, как рыба. Отпустив мои волосы, он послушно следует за рукой Матвея и уже скоро оказывается лежащим на асфальте между припаркованными автомобилями.

Я зажимаю рот ладонями и через открытую дверь наблюдаю, как мой механик, склонившись на Давидом, давит коленом ему на грудь. Тот хрипит, глядя на него расширившимися от ужаса глазами и внимательно слушает, что он ему негромко говорит.

Опомнившись, выскакиваю из машины и бегу к парням.

– Матвей! – встаю около них на колени и пытаюсь заглянуть ему в глаза.

Лицо его напряжено, на нем ни одной эмоции, и только во взгляде холодная ярость и желание убивать.

– Аня… – хрипит Давид.

– Матвей, пожалуйста… – кладу ладонь на его, сжимающее горло несчастного Когана, предплечье.

Он резко выдыхает, разжимает пальцы на его шее и, схватив его за ворот рубашки, поднимает на себя.

– Ты все понял?..

– Д–да… да…

Матвей поднимается на ноги и поднимает меня. Давид тоже вскакивает и, держась за горло, быстрым шагом идет к своей машине.

– У вас будут ох@енные проблемы! – выплевывает он через открытое окно и ударяет по газам.

– Он тебя ударил? – спрашивает Матвей, осматривая мое лицо.

– Нет. Схватил за волосы…

– Бывший твой?

Я молча киваю и, обхватив талию парня руками, прячу лицо на его груди.

Слова Давида еще звучат в ушах. А вдоль позвоночника струится холод. Кажется, только что, Матвей нажил себе смертельных врагов в лице моего бывшего и его родителей.

Настроение гулять по Набережной или идти в кино пропадает. Поэтому мы покупаем пиццу и едем в сервис.

– Там кто–то есть? – спрашиваю я, когда мы выходим из своих машин.

По периметру ворот гаража желтеет полоска света.

– Сейчас посмотрим…

– Эля?

– Она должна была у подруги остаться.

Видимо, передумала, потому что вместе с подругой сидит на диване, попивая пиво. И заметно пугается, заметив нас у входа.

– Что–то ты быстро, – нервно хмыкает девчонка, пряча бутылку с пивом за диван, – не досталось билетов на последний ряд?..

– Здравствуй, Матвей, – томным голосом проговаривает Алла и эффектно закидывает ногу на ногу.

На меня реагирует, как на пустое место. Выпячивает вперед откровенное декольте и делает уточкой ярко–красные губы.

Как шлюха.

– Как жизнь? – продолжает она, не дождавшись от него приветствия.

Матвей приближается к столику, стоящему перед диваном, и опускает на него коробки с пиццей.

– Тебе пора домой, Алла, – произносит он ровным голосом и обращается к сестре, – а ты марш наверх!

– Тогда я уеду с Аллой!

– Я сказал, иди наверх и переоденься!

Только сейчас я замечаю, что девочка одета точно так же, как и ее старшая подруга. Колготки–сеточки, ультракороткие шорты, топы–корсеты и лаковые туфли на шпильках.

Мне понятно негодование Матвея. Его несовершеннолетняя сестра выглядит, как девица легкого поведения.

– Я нормально одета! – сложив руки на груди, цедит Эля.

Брат молча давит на нее взглядом. Она не выдерживает, дернувшись, вскакивает и галопом несется к лестнице. Ее и без того длинные ноги на шпильках кажутся еще длиннее и тоньше, и я всерьез начинаю переживать, как бы она не подвернула и не сломала конечности.

Проводив взглядом девочку, Алла, не спеша поднимается и, подойдя к Матвею, кладет обе ладони на его плечо.

От этого ее жеста в моих жилах начинает пузыриться ревность. В голову ударяет кровь, и я неосознанно делаю шаг в их сторону, но резко останавливаюсь, когда он смахивает с себя ее руки и кивает в сторону выхода.

– Выйдем…

– С удовольствием… – выдыхает она со сладкой улыбкой и впервые на меня смотрит.

Пытается выглядеть и вести себя уверенно, но от меня не укрывается, с каким жадным любопытством она разглядывает меня. Во взгляде сквозят злость и ненависть.

Ну, что ж… Это взаимно. Пожалуй, я никогда в жизни еще никого так не ненавидела. Я интуитивно чувствую, что эта Алла претендует на моего Матвея. И это порождает в моей душе дикую ярость.