Гаутама был наследным принцем, жил беспечно и счастливо в своем дворце, а затем отказался от своего сана, ушел из дома и стал аскетом. Ну, здесь пока - ничего особенно нового, так как в то время любое духовное беспокойство, связанное с поиском истины, модно было искать именно через отвержение нормальных человеческих условий жизни. Как-то так в те времена это почему-то между собой увязывалось - глубокая задумчивость о путях жизни и потребность в мучениях тела. Так что - пока ничего оригинального или религиозно значимого для нас нынешних.

Итак, первый этап этой истории не назовешь особенным с одной стороны, поскольку аскетами тогда вся Индия и весь Восток вообще были переполнены, а с другой стороны - тоже все ведь не просто, потому что не каждый день будущий царь становится аскетом. Но по любому, это всего лишь предыстория, а не сама история. Сама история началась со второго этапа истории буддизма, который историками данной религии выделяется особо, потому что здесь произошло знаменательное событие (!!!) - Гаутама стал просить милостыню! Даже точный период указывается - в возрасте 29-ти лет. Вот такой особый этап. Однако, опять для нас пока что единственное, что здесь, в общем-то, загадочно, так это - что именно считается знаменательным, то, что некий человек в истории стал просить милостыню, или то, что он докатился до этого уже в 29 лет? Предположение, что знаменательность этого факта обосновывается только тем, что милостыню стал просить принц, мы никак не может признать, поскольку принц когда-то уже стал аскетом и не был больше принцем, а вот уже аскет стал просить милостыню, и что здесь знаменательного? Вот если бы действующий принц ходил и просил милостыню, то это было бы знаменательно. Вот если бы аскет не стал просить милостыню - это было бы очень знаменательно, потому что, на что он тогда жил бы? А так мы остаемся на распутье - или сам факт милостыни для аскета считать нам знаменательным, или знаменательно то, что сам возраст, когда еще хочется, все-таки, чего-нибудь покушать, может достигать высокой отметки? В общем, второй этап понятен нам по содержанию, но не понятен пока по религиозному значению и по знаменательности.

Далее наступает 3-й этап буддизма - конец странствий и побирательства. Гаутаме надоела такая жизнь, и он ушел в джунгли, в уединенное место, где добровольно подвергал свое тело суровым лишениям. Вы заметили, что уже три этапа мы преодолели, а о самой религии в них все еще ни слова, - все какие-то дикие приключения, да истязания? В общем, Гаутама очень увлекся этой новой жизнью - сидел без крова и пищи в джунглях, и добровольно издевался над собственным телом. Это третий этап. Что тут для нас и для нашей Веры? Трудно сказать. Согласны - это неординарный поступок. Но, во-первых, это тоже не оригинально - были еще и другие самоистязатели в истории, которые жили в ямах, пещерах, чащобах, пустынях, ели невесть что, томили себя жаждой, холодом, неудобством позы, хлестались плетью, стояли на столбе на одной ноге целый день и т.д. Кроме того, это было не оригинально вдвойне - ибо с Гаутамой в это время жило рядом еще пятеро друзей, которые ни в чем от него не отставали. Следовательно, этот этап буддизма мы должны отнести и к ним тоже?

Нет, не должны, потому что закончилось все это тем, что из всей этой шестерки только Гаутама стал Буддой, то есть просветленным. Остальные зря мучались, не просветлились, и их имен никто не помнит. А Гаутама внезапно озарился новым светом и овладел истиной, которую счел обязательным донести до людей. Наконец-то мы подошли к главному! Сейчас начнется непосредственно сам буддизм. Проникнемся.

Итак, Будда (теперь уже) вышел из леса и произнес свою первую проповедь, из которой мы сейчас узнаем совершенно потрясающие вещи:

1) полностью отдаваться страстям и благам земной жизни - пошло, низко и бесцельно,

2) полностью отказываться от земных благ и самоистязать себя - болезненно (!), неблагородно и тоже бесцельно.

Не правда ли - оригинальное, проливающее совершенно новый свет на жизнь, суждение? Особенно поражает нас тонкое замечание, что самоистязаться бывает больно! Ну, что ж, возможно и правы те, кто считает, что именно в устах Будды эти прописные истины засверкали величаво. По праву опыта. Потому что обычный человек не был принцем и не знает, что такое купаться в роскоши по настоящему, как и не был он никогда вечно голодным отшельником и не знает по-настоящему, как саднит иногда в тех местах, в которых самоистязался. У него опыт не столь контрастен. Если просто поживший человек говорит внуку: "Имей голову - знай, когда погулять, когда поработать, а когда и отдохнуть и во всем соблюдай меру", то это - не религия. Потому что дедушка дошел до этого сам без сбора милостыни и суточных неподвижных заседаний на голой земле с пустым желудком и бесцельным взглядом на Восток. Дедушка не просветленный, а просто умный. Это не одно и то же, даже если это одни и те же выводы о жизни. Путь будет так.

Однако это было только началом открытия человечеству великих и знаковых истин. Далее Будда поведал людям еще "четыре благородных истины", от которых они опешили и стали буддистами. Мы их далее перечислим. Если кто не знаком с буддизмом, то пусть приготовится к тому, что сейчас опрокинутся все его недалекие понятия о жизни, а духовный опыт будет несметно обогащен поражающе новыми открытиями. Итак, четыре благородных истины:

1) существует страдание (а вы и не подозревали, однако, не так ли?)

2) у страдания есть причина (Люди! Вы слышите? Как вы могли раньше жить, и думать, что у ваших страданий нет причины?!)

3) страдание может быть прекращено (новее этой мысли, наверное, вообще не бывает)

4) известен путь к прекращению страданий.

А вот это уже интересно. Во имя этого даже можно простить три предыдущие банальности, расценив их просто как преамбулу к четвертой благородной истине. Так в чем же этот путь, скажите нам поскорее!! И нам поскорее говорят - в нирване. Хорошо, что сказали коротко, но плохо, что не совсем понятно. Так что же такое нирвана?

А нирвана, если перевести буквально, - это "угасание", а если перевести шире, то это - вечное успокоение, отсутствие желаний, достижение такого уровня сознания, при котором достигается состояние совершенной невозмутимости, безразличия, блаженства и самообладания без всякого страдания. Итак - надо достичь совершенной невозмутимости, и тогда конец всем страданиям. Ничего не должно тебя волновать: ни Добро, ни зло, ни любовь женщины, ни смерть матери, ни горе ребенка, ни желание свободы, ни тяготы рабства, ни боль любимого, ни надежда престарелого, ни сочувствие к больному, ни радость от рождения детей, ни горе от разлуки, ни счастье встречи, ни гнев от несправедливой обиды, ни торжество победы. Ни-че-го! Ни по-хорошему, ни по-плохому. Нирвана!

Хитро придумано и здорово задумано! Но если это исполнится, и человек уйдет в непробиваемую колею этого "срединного пути", то не побоимся самим себе задать простой вопрос - а в чем смысл такой жизни? И жизнь ли это, в конце концов? Ибо, кроме биологически внешнего совпадения и способности самопроизвольно двигаться, - чем такое существо отличается от неживого, если оно ни на что не откликается? В чем его жизнь? Где его жизнь? Есть ли у него жизнь вообще? А если она у него есть, то, как нам ее в нем заметить? Полагаем, что для того, кто хотел бы жить, а не прятаться от жизни, буддизм, как выбор религии, уже теряет некоторые приоритеты для выбора. Можно, конечно, согласиться, что, в таком случае, действительно страданий уже не будет. А всего остального? Того, что составляет противоположность страданиям? Всех этих прекрасных моментов жизни, которые примиряют со страданиями и заставляют своей силой о них забывать? Их ведь также уже не будет! Неужели цена страданий так высока, что должна нас заставить отказаться и от того счастья, которое всегда есть в каждой жизни вместе со страданиями? И вообще - что это за цель такая у религии - уйти от страданий? Причем здесь вообще понятие религии? Это просто какая-то самопсихотерапия, и не больше.