Вот так в период греческого владычества с помощью фокуса гласности раввины между евреями и другими людьми поставили барьер. Дело самих евреев этот барьер убрать, а мы пойдем дальше по истории. Теперь евреям было предписано раз в год являться в Иерусалим со всех концов земли, сдавать деньги в храм, укрепляться в сознании своей избранности и великого будущего. За неисполнение — отлучение. Очень удобно: нет отметки, что такие-то за год побывали в храме — рассылаем указания об их отлучении со всеми вытекающими последствиями. Смешанные браки по-прежнему запрещены, общаться с «нечистыми» и даже входить в их дом запрещено, за попытку перехода в общность других народов наказание вплоть до линчевание. Еще один нюанс особо удачной исторической судьбы?

Впрочем, греческая вольница все равно сломала бы эти установления, да тут пришел Рим, и все переменилось.

Если греки принесли человечеству идеи, а во всем остальном у них была сплошная сумятица и хмельные порывы, то римляне дали миру порядок, закон и право. Это было началом неминуемого конца власти раввинов, которую мы возможно даже в нашем поколении сможем наблюдать в окончательной фазе.

Во-первых, римляне установили в своих владениях строгий порядок, который настолько обеспечивался их военной мощью, что никакой тайной политики в пределах своей империи им было не нужно. Секта окончательно осталась не у дел. Кроме того, размах Империи был таков, что никакая маленькая группа хорошо организованных людей ничего не бросила бы на чашу весов в политическом раскладе. Любой римский легион был изначально лучше организован, чем любая тайная организация, а в Риме все решалось легионами, а не подковерными кознями против союзников, потому что у Рима вообще не было союзников. Это было самодостаточное государство. На то время Риму просто не с кем было играть в эти игры.

Во-вторых, еще одна особенность этого порядка сводила на нет всю организационную задумку священников. Принцип римского порядка (разделяй и властвуй) позволял Риму иметь дело с каждым в отдельности всей своей мощью. Для этой цели Рим не стал, не только проводить истребление народов, но и дал каждому из них политическую автономию, где каждый жил по своим обычаям, но по римскому закону и работал на Рим. В этом случае, собственно, получалось, что не за что и бороться. Социальная база освободительной борьбы сразу резко была вышиблена из-под ног амбициозных руководителей народов, ибо простому люду абсолютно все равно на кого горбатить — на римлян или на своих, а в бытовом отношении оккупационные власти Рима вели себя очень корректно и никогда не бесчинствовали. Подвисшие на собственных национальных амбициях вожди не могли привести никаких социальных или экономических причин, кроме тех же национальных, когда призывали простого человека бросить детей, дом и спокойную жизнь ради борьбы с огромным Римом. Естественно, что, выдвигая только национальные цели восстания, ни один лидер не мог получить союзников другой национальности, что и позволяло быстро тушить все эти одиночные костры мятежей.

Значение национальных лидеров сильно упало и окончательно нивелировалось тогда, когда им, чтобы голова оставалась на плечах, пришлось сотрудничать с оккупационной администрацией в статусе младшего помощника. В этом облике было мало героического и, несомненно, первосвященник Иерусалима и его окружение в глазах евреев, героями не выглядели.

Этот же принцип разделения дал еще одно огромное преимущество, что выражалось тем благодатным миром, который наступил для всех народов внутри Римской Империи. С одной стороны у всех был один обидчик — Рим, и это объединяло, но с другой стороны у всех был и один хозяин, который не позволял между собой драться, потому что только у хозяина было оружие и войско. Рим, защищая свои границы, защищал тем самым и границы своих политических автономий. В этих условиях на особую роль в глазах римских политиков никто не мог претендовать, и у священников не осталось таких аргументов в свою пользу перед своим народом, как персидские солдаты на защите Моисеевых законов, или таких, как полный бардак правления Селевкидов и Птолемеев (династий греческих царей), где со своим народом можно было поступать, как угодно, окрика не последует.

Остался только один аргумент — закон, который они написали, придав его авторство Моисею. Однако если раньше этот закон выдвигался в качестве примера какой-то особости еврейского общества, потому что остальные народы жили по постоянно меняющимся традициям и по временным установлениям очередной дворцовой семьи, то по сравнению с Римским Законом «Моисеевы» законы вдруг стали выглядеть карликом, имеющим довольно жалкий и неконкурентоспособный вид. Закон, авторство которого приписывалось напрямую Богу (неоднократное напоминание «и сказал Бог Моисею» в текстах Ветхого завета) с приходом Рима поблек и потускнел. Ведь, если ранее про персов и про греков можно было говорить, что эти «нечистые» люди не знают закона, а мы (иудеи) знаем, то римляне принесли с собой не просто закон, они принесли с собой Побеждающий Закон. Римляне показали, что «нечистый» и «отвратительный» народ может создать такой Закон, по которому будут теперь жить все населяющие землю народы и которому будет подчиняться иудейский закон, в который римляне пренебрежительно даже вникать не стали, снисходительно разрешив иудеям применять его в своей жизни в той части, которая не вступает в противоречие с их Законом.

Естественно, что для иудеев не могло не возникнуть вопроса — а так ли уж верно то, что Бог стоит за их законом, если вот пришел другой народ со своим Законом, и подчинил их закон этому своему Закону? Если другой закон выше иудейского, то чем боги этого народа уступают родному богу Иегове?

Не мог не возникнуть здесь и попутный вопрос — царь Соломон был закоренелым язычником. Уж сколько Соломон оказал почестей другим богам других народов, никто из царей столько не оказывал. Соломон, правда, построил первый в истории евреев храм богу Иегове, но вокруг этого храма он понаставил места служения всем остальным известным на то время богам, и сам служил этим богам, и жены его служили этим богам, и закон не выполнялся на каждом шагу в самом главном своем содержании («пусть не будет других богов перед лицом твоим, кроме Меня»), а жизнь у евреев была райской!!! При Соломоне ни один еврей вообще не работал, работали только наемные батраки из соседних племен. Остальные цари также были не лучше относительно соблюдения верности закону и Иегове, это сама Библия признает, но при этих царях государство как-то держалось. Дела, как пишет Книга Царств, шли хорошо, прямо-таки бойко, только как-то по-плохому. И виноваты были именно эти цари, которые не почитали Иегову, и этот народ, который вообще позабыл и про Иегову и про законы Моисея.

Но вот пришел царь Иосия (640–609 г.г. до н. э.), единственный из всех царей, который свято и истово соблюдал закон, любил левитов и даже культивировал в народе знания о законе и о необходимости его исполнять. Вернее поборника закона, чем царь Иосия, история евреев не знает. Наконец-то Иегова получил то, что так долго требовал от своего народа! Иосия даже идет на прямой подлог, лишь бы утвердить в Иудее Пятикнижие. Некто Хелкия находит при ремонте Иерусалимского храма после очередного его разрушения и пожара от рук завоевателей (запомним этот факт — неоднократное полное разрушение и неоднократный испепеляющий пожар) не что иное, как древнюю книгу законов Моисея, написанную им, но утерянную священниками в храме и забытую народом!!!!! Выходит, некогда левиты трясущимися руками приняли из рук Моисея книгу, написанную под диктовку Иеговы, донесли ее до храма, а там … потеряли, да так и забыли поискать. Что поделаешь — «Священное Писание»! И вот после нескольких пожаров и полных разграблений, наконец-то Хелкия наткнулся на эту книгу, которую теперь предписано читать всем евреям и соблюдать все, что в ней написано. Иосия очень старался. Иегова, наверное, был доволен. Все, что он требовал через Моисея, теперь впервые стало государственной политикой евреев и их непреложными обязательствами. И что же? Именно при Иосии звезда Иудеи, как мы знаем, закатилась окончательно. На десятый год после конца его правления.