Однако никаких шагов я здесь не слышал. Не было и ощущения разрыва окружающей меня материи. Передо мной была обыкновенная гранитная скульп–тура, хотя и достаточно устрашающего вида, – статуя, вывезенная из какого-нибудь ужасного храма, запол–ненного изображениями обитателей ада и небес.

На столах лежало множество книг. Да, похоже, он действительно любил книги. Я видел великолепные экземпляры, напечатанные на веленевой бумаге; по–падались и очень древние, с пергаментными страни–цами. Но были среди них и современные издания: книги по философии, религии, мемуары известных людей и военных корреспондентов, книги, рассказы–вающие о событиях недавнего прошлого, и даже не–сколько поэтических сборников.

Труды по истории религии Мирчи Элиаде – это, скорее всего, подарок Доры. Рядом с ними лежала со–всем новенькая «История Бога», написанная женщи–ной по имени Карен Армстронг, еще какие-то книги о поиске смысла жизни. Увесистые тома. И забавные – во всяком случае, для таких, как я. Все эти кни–ги он явно читал, ибо от них исходил его запах, его, а не Доры.

Похоже, он проводил здесь гораздо больше време–ни, чем я предполагал.

Я еще раз внимательно осмотрел все вокруг и при–нюхался. Да, он приходил сюда очень часто и… с кем-то еще. И этот кто-то здесь умер! Надо же, я не знал. Итак, этот убийца, наркоделец, был влюблен в моло–дого человека, и отношения между ними были весьма серьезные. Все происходило здесь, в этой берлоге. В го–лове у меня замелькали обрывки событий, но это не были зрительные образы – скорее нечто более впечатляющее, действовавшее на уровне эмоции, проти–востоять которым гораздо сложнее. Молодой человек скончался совсем недавно.

Столкнись я со своей жертвой в то время, когда умирал его друг, я бы, наверное, прошел мимо и на–шел другой объект для преследования. И все же… Он был таким аппетитным…

Тем временем он уже поднимался по ступенькам внутренней потайной лестницы – шел осторожно, сжав пальцами рукоятку спрятанного под пальто пи–столета. Выглядело это весьма банально, прямо как в голливудских фильмах, хотя во многих других отно–шениях его никак нельзя было назвать человеком предсказуемым. Впрочем, те, кто так или иначе свя–зан с наркобизнесом, в большинстве своем весьма экс–центричны.

Наконец он подошел к двери в квартиру и увидел, что она открыта. Какой всплеск ярости! Я скользнул в тень, спрятавшись в углу как раз напротив величе–ственной гранитной статуи, между двумя покрыты–ми пылью святыми. Увидеть меня в темной комнате он не мог – для этого ему нужно было включить хотя бы одну из галогенных ламп, да и они освещали лишь небольшое пространство вокруг.

Он стоял, прислушиваясь, пытаясь уловить чужое присутствие, просчитывая в уме возможные вариан–ты. Ему была ненавистна даже мысль о том, что кто-то посмел вторгнуться в его владения. Несмотря на то, что он был один, об отступлении не могло быть и ре–чи – он намеревался тщательно обследовать кварти–ру и готов был на все, вплоть до убийства. Нет, никто не мог знать об этом убежище; скорее всего, сюда про–лез какой-нибудь проклятый мелкий воришка, наконец, рассудил он и в ярости мысленно обрушил на на–глеца целый шквал злобных проклятий. Вытащив пистолет и держа его наготове, он принялся методично обходить комнату за комнатой – те самые, в которых я только что побывал. Я слышал, как щелкали выключатели, видел, как вспыхнул в прихо–жей свет.

Откуда у него такая уверенность, что в квартире, кроме него, никого нет? Ведь спрятаться здесь мог, по сути, кто угодно и где угодно. Я-то точно знал, что мы с ним одни. Но он? На чем было основано его убеж–дение? Возможно, все дело в той особенности его ха–рактера, которая позволяла ему оставаться живым и безнаказанным до сих пор в причудливой смеси изобретательности и беспечности?

И вот наконец настал восхитительный момент – он полностью убедился, что действительно один в сво–ем логове.

Только тогда он вошел в гостиную – я отчетливо видел его силуэт на фоне освещенного из прихожей проема двери, в то время как меня, стоящего в густой тени, он заметить никак не мог, – убрал свою девя–тимиллиметровую пушку в наплечную кобуру и мед–ленно стянул с рук перчатки.

Даже в неярком свете я отчетливо видел каждую деталь его облика, все то, что привлекало и восхищало меня в этом человеке.

У него были мягкие черные волосы, азиатского ти–па лицо – определить национальность более точно я бы не решился: такие лица можно встретить и у ин–дийцев, и у японцев, и у цыган; он мог оказаться даже итальянцем или греком, – хитрые, очень темные, по–чти черные глаза и удивительно гармоничная фигура. Эта гармония, симметрия и соразмерность всех час–тей тела была, пожалуй, едва ли не единственной особенностью, которую унаследовала от него Дора. Однако в отличие от светлокожей дочери – должно быть, у матери Доры кожа отливала просто молочной белизной – он обладал кожей цвета жженого сахара.

Внезапно я почувствовал, что он забеспокоился. Повернувшись ко мне спиной, он пристально уста–вился на какой-то предмет, вызвавший его тревогу. Я тут был явно ни при чем, поскольку ни к чему даже не прикоснулся. Настороженное, взвинченное состо–яние не позволяло ему логически мыслить и на какое-то время разрушило завесу между моим и его разу–мом.

Высокий, в длинном пальто и великолепных, руч–ной работы ботинках с Савил-роу, которые пользуют–ся неизменным спросом во всех магазинах мира, он шагнул вперед, в сторону, противоположную той, где прятался я. И только тут из множества образов, роив–шихся в моей голове, ярко высветился один, и я по–нял, что предметом, столь встревожившим и смутив–шим его, была гранитная статуя.

Мне стало ясно, что он понятия не имел ни о том, кого изображает эта скульптура, ни о том, как она по–пала в его коллекцию. Опасливо озираясь по сторо–нам, словно боясь, что кто-то все же скрывается ря–дом, он приблизился к статуе, потом обернулся, еще раз обвел комнату внимательным взглядом и вновь вытащил из кобуры оружие.

Он тщательно перебирал в уме все возможные версии. Был один торговец, которому хватило бы ума притащить сюда это и оставить потом дверь откры–той. Однако, прежде чем ехать, он бы непременно по–звонил.

Интересно, откуда она? Из Месопотамии? Или из Ассирии? Неожиданно, вопреки всем доводам здра–вого смысла, он протянул руку и погладил гранитную поверхность. Господи, какая великолепная вещь! Он был просто в восторге и потому вел себя глупо.

Ведь рядом мог оказаться кто-то из его врагов. Но, с другой стороны, с чего бы это гангстеру или федеральному агенту заявляться сюда с такими подарками?

Как бы то ни было, при виде столь совершенного произведения искусства он не испытывал ничего, кро–ме восхищения. Мне же по-прежнему не удавалось как следует рассмотреть статую. Чтобы лучше видеть, надо было снять очки с фиолетовыми стеклами, одна–ко я не осмеливался даже пошевелиться, ибо мне нра–вилось видеть его восторг, едва ли не преклонение перед новым шедевром, ощущать его безграничное желание заполучить статую в свою коллекцию. Имен–но эта неуемная жажда обладания и привлекала меня в нем в первую очередь.

Он уже не мог думать ни о чем другом – только о прекрасно исполненной резьбе, о том, что, судя по определенным признакам, выполнена она не в древ–ние времена, а относительно недавно, скорее всего в семнадцатом веке, что падший ангел изображен с удивительным мастерством и выглядит совсем как живой.

Падший ангел… Мой любитель искусства рассмат–ривал его со всех сторон, ощупывал, гладил по лицу, волосам… разве что не вставал на цыпочки и не це–ловал камень. Черт побери, но я-то ничего толком не видел! И как он только мирится с такой темнотой! Впрочем, он стоял почти вплотную к статуе, в то вре–мя как я маялся футах в двадцати, зажатый между дву–мя святыми.

Наконец он включил одну из галогенных ламп, внешне напоминавшую охотящегося жука-богомола, и повернул ее тонкую металлическую лапку так» что–бы луч света упал на лицо ангела. Теперь мне отчетливо 6ыли видны оба профиля: и статуи, и… Потрясающе! Этот человек был охвачен истинной страстью и даже иногда тихо вскрикивал от вожделе–ния. Его уже совершенно не интересовало, кто принес сюда это чудо, он простил неизвестному посетителю даже незапертую дверь и совершенно не вспоминал о возможной угрозе. Он вновь спрятал пистолет в кобу–ру, причем сделал это машинально, казалось даже не сознавая, что тот вообще был у него в руках, потом все же поднялся на цыпочки, пытаясь оказаться лицом к лицу с ужасным и устрашающе-грозным ангелом. Оперенные крылья! Не голые, как у рептилии, а опе–ренные! А лицо… Изображенное в классическом сти–ле, с четкими линиями и чуть удлиненным носом. И все же в обращенном ко мне в профиль лице при–сутствовала некая жестокость, я бы даже сказал – свирепость. И почему статуя черная? Быть может, это – святой Михаил, в праведном гневе низвергающий де–монов в ад? Нет, волосы слишком густые и растрепан–ные. И потом… доспехи, нагрудник… И только в этот момент я разглядел самую важную деталь: козлиные ноги и копыта! Дьявол!