Но, заметь, я уже целых три дня пребывал во плоти. И соответствующие органы этого тела – а они, надо признаться, были в полном порядке – мгновенно откликнулись на появление очаровательного юного существа противоположного пола, дерзкого, чем-то явно рассерженного, с развевающимися на ветру длинными волосами. Девушка в одиночестве шла по берегу – ни охранников-мужчин, ни других женщин поблизости не было.

Вся ее одежда состояла из грубо выделанной шкуры какого-то животного, подпоясанной плетеным кожаным поясом, – она доходила до колен, оставляя открытыми стройные ноги с босыми ступнями. Гнев и возмущение, отражавшиеся на юном лице, свидетельствовали о силе характера. А сочетание голубых глаз и темных волос делало девушку поистине неотразимой. Я сразу понял, что она в отчаянии и намерена совершить какой-то безрассудный поступок.

И тут девушка заметила меня.

Мгновенно осознав грозящую ей опасность, она резко остановилась. Я молча, не двигаясь с места, смотрел на нее, а мой мужской орган – о том, чтобы хоть чем-то прикрыть собственную плоть, я не позаботился и потому все эти дни ходил обнаженным – явно демонстрировал свое страстное, не терпящее отлагательства желание. Именно в тот момент я ощутил первые признаки того, что называется вожделением. До тех пор, включая и три дня, проведенные в облике человека, я мыслил и чувствовал как ангел, и вот теперь заговорила плоть, а я внимал ей ангельским слухом.

Вместо того чтобы убежать, девушка сделала несколько шагов в мою сторону. Видимо, она поступила так, как подсказало ей мятежное, исполненное отчаяния сердце, – хотя на каком опыте основывалось такое решение, я не знаю. Так или иначе, она готова была раскрыть мне свои объятия и дала это понять, грациозным движением приподняв правой рукой волосы, но тут же позволив им вновь упасть и рассыпаться по плечам.

Я подошел ближе. Девушка взяла меня за руку и повела в горы, вот к той пещере, которую ты сейчас можешь увидеть на одном из склонов, если оглянешься через левое плечо. К тому моменту, когда мы подошли к входу в пещеру, я уже понял, что страсть, разгоревшаяся в этом юном существе, ничуть не уступает моей собственной.

Она не была девственницей и хорошо знала, что такое плотские наслаждения. Знала и стремилась к ним. Ее губы коснулись моих, прижались к ним, и я почувствовал у себя во рту ее язык – искусный, жаждущий, ищущий...

Чувства, переполнявшие меня, трудно передать словами. В какой-то момент я отстранил ее от себя, но лишь затем, чтобы полюбоваться великолепным телом, той самой таинственной материальной плотью, которую ждет впереди смерть и разложение, но которая, однако, может соперничать с любой ангельской субстанцией. Потом мы вновь слились в объятиях, но теперь уже я возвращал ей поцелуи, а она смеялась и все теснее прижималась ко мне обнаженной грудью.

Мы упали на поросший мхом пол – я тысячи раз видел, как делали это смертные, – и когда мой орган вошел в нее, я испытал ни с чем не сравнимое наслаждение и понял то, что не дано понять ни одному ангелу. Мои ощущения никоим образом не были связаны ни с разумом, ни с наблюдениями, ни с тем, что я видел, слышал или стремился постичь. Я был охвачен беспредельной страстью, снова и снова я толчками вторгался в нежную плоть женщины, и мышцы ее влагалища мягко, но сильно сжимали мой мужской орган, удерживали его, словно стремясь поглотить его и никогда не отпускать... И вдруг она напряглась, забилась в моих объятиях, лицо ее покраснело, глаза закатились, а сердце словно перестало биться...

В то же мгновение семя мое исторглось и заполнило ее разгоряченное лоно. Какое-то время я еще продолжал двигаться в том же ритме, но вскоре все чувства во мне начали ослабевать и постепенно угасли...

Обессиленный, я лежал рядом с женщиной, обняв и прижимая ее к себе одной рукой. Я нежно целовал ее в щеку и шепотом повторял на ее родном языке: «Я люблю тебя... Я люблю тебя... Я люблю тебя, чудесное, прекрасное создание... Я люблю тебя!..»

Она лишь покорно и благодарно улыбалась в ответ, а потом вдруг прижалась ко мне изо всех сил, и мне показалось, что слезы вот-вот хлынут из ее глаз. Ее беззаботность сменилась тихой нежностью и одновременно угрызениями совести, я чувствовал, как страдает ее душа.

Что же касается меня, то разум и чувства мои пребывали в полном смятении. Я впервые познал оргазм! Мне довелось достичь высочайшей точки физического наслаждения, испытать то ни с чем не сравнимое удовольствие, которое испытывают в момент совокупления смертные. Не было сил ни двигаться, ни говорить – я молча лежал, устремив взгляд в потолок пещеры.

Но постепенно до меня стало доходить, что женщина чем-то испугана. Она вновь прижалась ко мне, потом встала на колени и, наконец, вскочила и бросилась прочь.

Я сел. С небес лился свет... Это был Божественный свет – и он искал меня! Я торопливо поднялся на ноги и выбежал из пещеры.

«Я здесь, Господи! – крикнул я. – Господь мой, я преисполнен радости! Господь, Боже мой, какие восхитительные чувства мне довелось испытать!»

Я запел хвалебный псалом. И как только я начал его исполнять, частицы материи, словно отторгнутые от меня ангельским голосом, постепенно стали исчезать, растворяться... Я встал во весь свой ангельский рост, расправил крылья и вознес к небесам гимн, прославляя Господа и благодаря Его за то, что? Он позволил мне испытать в объятиях этой женщины...

Прозвучавший над моей головой голос Бога был тихим, но исполненным гнева и ярости.

«Мемнох! – рек мне Господь. – Ты принадлежишь к сонму ангелов! Что делает ангел, сын Божий, в компании дщери человеческой?»

Прежде чем я успел ответить, свет исчез, и меня закружил стремительный поток воздуха, заставивший затрепетать мои крылья... Я взглянул вниз и увидел, что женщина уже далеко, на берегу моря. Став свидетельницей непонятного, необъяснимого явления, она в ужасе мчалась прочь.

Она убежала, а я оказался на небесах, пред вратами рая. И вдруг я осознал, что впервые эти врата обрели в моих глазах форму, то есть я увидел их так, как видел, например, ты. А потом эти врата с грохотом захлопнулись передо мной, и божественная молния низвергла меня с небес. Я падал столь же стремительно, как падал и ты в моих руках. Только я был один. Я рухнул вниз, невидимый, но исцарапанный и изломанный, и зарыдал, уткнувшись лицом в мокрую землю.

«Ты, Мой наблюдатель, посланный Мною на землю ангел-хранитель! Что ты натворил?» – тихо, но отчетливо прозвучал возле самого моего уха голос Господа.

Я продолжал рыдать и никак не мог успокоиться.

«Господь, Бог мой! – сквозь слезы молил я. – Это какое-то ужасное недоразумение... Позволь мне... Позволь мне объяснить...»

«Оставайся среди смертных, которых ты так любишь! – ответил Бог. – Отныне пусть они будут твоими советчиками. Ибо Я не желаю ни видеть, ни слышать тебя до тех пор, пока гнев Мой не остынет. Сжимай в своих объятиях плоть, которую ты жаждешь и которой ты запачкан. И не появляйся Мне на глаза, пока Я сам не пошлю за тобой – если сочту нужным!»

Вновь поднялся вихрь, а когда я перевернулся на спину, то увидел, что лишился крыльев, вновь обрел плоть и выгляжу как обыкновенный человек.

Тело мое снова стало таким, каким я его для себя создал, – Всемогущий проявил милость и восстановил его до последней клеточки. Я остался лежать на земле и только стонал, испытывая нестерпимую боль и чувствуя, как печаль разрывает на части душу.

Никогда прежде не приходилось мне плакать так, как плачут люди. Голос мой был негромким. Я не испытывал ни колебаний, ни отчаяния. Я по-прежнему оставался самоуверенным ангелом, ибо не сомневался, что Господь не лишит меня своей любви. Да, Он был разгневан, но что из того? Он и прежде не раз на меня сердился.

Меня мучило лишь сознание того, что я отвергнут Господом, что мне запрещено появляться на небесах без Его разрешения, что я лишен права покидать свою плотскую оболочку. Я сел и попытался воздеть руки к небу, однако, несмотря на все усилия, не смог это сделать. И тогда меня вновь охватило такое острое чувство неизбывной печали и полного одиночества, что я мог лишь понуро опустить голову и застыть в молчании.