– С Богом!

Он передернул затвор и, не пряча пистолет, побежал к избушке. Кто знает нынешних обморозков? Бывают такие, что сразу начинают поливать, не спросясь разрешения у старших. А пистолетом в руках народ нынче не удивишь.

Палыч, засовывая на ходу в карман пачку сигарет, чертыхаясь, засеменил следом.

У дверей столкнулись с Ермаком.

– Они?!

– А черт его…

– Входим?

– Нет, назад вернемся. В отдел.

Ермак дернул ручку, поднял пистолет.

– Руки в гору, шелудивые!!! Милиция!

Крайний шелудивый, имеющий комплекцию гориллы, нехотя обернулся.

– Ба, никак соседи? Ермак, кто ж так задерживает? Ты уже трижды покойник, га-га-га.

Андрей, стоявший рядом с Ермаковым, опустил пистолет.

– Витька?..

– Он самый, коллега. Вы кого тут ловите? Нас, что ли?

Влетел Палыч.

– Взяли?

Продавец скромно вставил слово:

– Ребята, тут тесно, вы бы шли на улицу, а?

– Сейчас тебя под лавку загоним! Сиди, не вякай!

Оперуполномоченный соседнего отдела милиции Витька Пахомов по кличке Пахом взял с витрины пачку «Кэмела» и, распечатав, выбил пару сигарет.

– Будете?

Ермак не отказался.

– Так в чем проблемы, мужики?

– Да вот, неувязочка, – влез в беседу Грицук. – 'ражданин ларечник обижается. Наехали.

– Этот, что ли? – кивнул Пахом на вжавшегося в прилавок продавца.

– Не… Це ж продавец.

Пахом повернулся к своим подельникам:

– Братва, покурите на улице, нам бы тут перетереть.

Два верзилы, которых, несмотря на кожаные пропитки, здорово выдавали лампасы, угрюмо вытолкнулись из ларька.

– Значит, это вы вчера на избушку накатили? – для приличия спросил Грицук.

– Не накатили, а предложили защиту и охрану. Это бандюги-уголовники накатывают. Ты следи за базаром.

Тоха, работавший в отделе не так давно и соседей еще не знавший, чуть растерялся. Инициативу взял на себя опытный Ермак.

– Не мути воду, Пахом. Чего ради вы на чужой земле охрану навязываете?

– Осади, Ермак. Кто это тебе сказал, что земля чужая? Ты карту-то купи. Наш это ларек, без вопросов. – Витька заломил пальцы в замысловатой фигуре.

– Ишь ты, обидели юродивого, отняли копеечку. Ты, наверное, с бодуна. Сколько себя помню, этот ларек мы тянули. В том году мужика здесь опустили, кто разбирался? До сих пор «глухарек». Кончай дурку играть.

– Мужика за задней стенкой опустили, верно, там ваша земля. А фасад, извини, наш. Тут граница как раз. Но где голова, там и жопа. Так что подвинься, Ермак. Ваш зам и так внаглую два года отсюда сосет. Пора и совесть знать.

Андрей, севший на коробку со «Сникерсами», глянул на Палыча. Вот она, разгадка великой тайны. Ментовская «крыша» – железная «крыша». Поэтому-то хозяин заяву и настрочил.

Палыч вздохнул и тоже покинул ларек.

– А теперь и вы решили присосаться? И как всегда без башки. Хоть бы хозяину сказали, что из ментуры. Прикинь, если бы мы тут друг друга перехлопали!

– Так мы ж сказали, – первый раз за время переговоров удивился Пахомов.

В дверь скромно и с опаской постучались.

– Можно? Извините, я опоздал. – На пороге возник маленький азербайджанец, хозяин ларька, и натянуто улыбнулся.

– Мамед, ты зачем в ментуру прибегал? Еще сотню сверху за моральный ущерб. Итого шестьсот.

Мамед с надеждой взглянул на Грицука. Вероятно, прежняя «крыша» снимала меньше.

– Не, это 'нилой базар, – почувствовал уверенность Тоха. – С какой стати?

– А с такой, что…

Пахом не успел заломить пальцы. Рычание мощных моторов заглушило голос, черный «джип» прижался хромированными дугами к окошку ларька, четко отдаваемые команды заполнили пространство.

Продавец сполз под прилавок.

Дверь, открывающаяся наружу, вылетела внутрь, снеся с ног маленького Мамеда, получившего как минимум сотрясение мозга.

Андрей, сидевший на «Сникерсе» рядом с выходом, заработал удар чем-то тяжелым и ужасно твердым. То ли приклад, то ли ботинок. Что принципиального значения уже не имело потому что хватило. Остаток еще не растворившегося в тумане сознания все же расслышал грозный приказ:

– Всем на пол!!! Отряд по борьбе с коррупцией!

«Слава Богу, свои, хоть пушку не отнимут…»

Через минуту сознание частично вернулось. Не исчезал звон из правого уха, но зрение функции выполняло. Оно показало Андрею душевную картинку.

Пахом и Ермак, скованные одними наручниками, ухитрились поместиться на площади в пол квадратного метра и лежали лицами вниз. Над ними, широко расставив ноги, словно пятнистый ягуар над задранными косулями, стоял невысокий человек-кубик с маской на мужественном лице. Мускулистые, накачанные на «Кетлере» руки сжимали автомат, а палец ждал приказа. Продавец и хозяин прилипли к дальней стенке ларька и по-прежнему виновато улыбались.

Второй человек-кубик, разумеется, в маске и с автоматом, контролировал Тоху, еще не вышедшего из оргазма, и Андрея, сидящего на полу и блаженно опершегося на стенку. Тоху и Андрея тоже блокировали наручниками.

В дверном просвете показались горизонтально направленные лампасы Палыча. То, что это были лампасы Палыча, а не соседей-коллег, Андрей понял по красно-коричневым ботинкам участкового инспектора. «Жалко мужика – почему-то подумал Андрей. – Вот уж совсем не по делу влип».

И наконец, в центре, на вертящемся стуле продавца, заседал прекрасно сложенный молодой человек с ультракороткой стрижкой, одетый в кепочку, черную кожаную куртку и ботинки-«казачки» на пластмассовой подметке. Массивную шею украшала пудовая золотая цепочка, безымянный палец – увесистая блин-печатка. К недостаткам Андрей отнес непроизвольное подергивание глаза, но на природные дефекты обращать внимание неприлично.

На прилавке, рядом с кассовым аппаратом, лежали четыре пистолета Макарова и три красные книжечки. Четвертую ксиву молодой человек держал в руках и вдумчиво изучал.

По легкости в руках Андрей понял, что один из пистолетов, лежащих на прилавке, принадлежал ему.

Тоха слабо пошевелился. Пахомов и Ермаков в себя, кажется, еще не пришли.

Парень в куртке обвел дергающимся глазом всех четверых и остановился на Андрее, как на наиболее сохранившемся члене экипажа.

– Ты Грицук?

– А ты сам-то кто? – злобно переспросил Андрей, с ужасом думая, что творится у него на лице. Ведь товарищ держал Тохину ксиву.

– Борисыч, братишке пояснить, кто ты такой? – Стоящий справа человек-кубик грозно приготовил приклад.

– Успеем, Домкрат. Повторяю, ты Грицук?

Тоха, услышав свою фамилию, ожил.

– Я Грицук.

– Почему ксива не продлена?

– Не успел.

– Может, ты и не Грицук, а?

– Я Демис Руссос, 'реческий соловей.

– Дай-ка твой телефончик рабочий, проверим, что ты за соловей. Есть кто на месте?

– Не знаю, – ответил Тоха и продиктовал номер.

Постепенно участники «стрелки» возвращались к светской жизни, приводимые в чувство родными голосами. Борисыч достал из сумочки-визитки трубку и набрал номер, не столько горя желанием установить Тохину личность, сколько поднять авторитет навороченным телефоном.

По мере выслушивания ответа на том конце с его лицом стали происходить чудесные метаморфозы. Ультракороткая прическа на затылке приняла перпендикулярную голове стойку, глаз задергался раненой птицей, а челюсть ушла куда-то влево.

– К… К-какой Харькив?..

Он еще раз набрал номер и включил внешний динамик.

Из трубки после третьего гудка раздался вежливый Тохин бас, записанный на автоответчик:

– Здравкуйте. Вы дозвонылысь в виддил внутрешних справ миста Харькива. Оперуповноваженного крыминального розшуку Грыцюка на мисти немае…

– Что за херня?

Тоха пожал плечами.

– Ну, прикололся, подумаешь? Ну, не Харьков… Мой автоответчик – что хочу, то и пишу.

Борисыч швырнул трубку на прилавок и сурово прорычал:

– Ур-р-р-роды! Что, влипли? Ларьки трясем, ксивами прикрываясь?

– Нет, – за всех ответил Андрей. – У нас тут турнир по шашкам на первенство управления.