— Нет. Благодаря матери у меня есть Эллиот. Он лучший отец, какого только можно желать.

— Поэтому ты остался, когда она уехала?

— Я люблю маму, но она заблудилась по жизни. Я не хотел пропасть вместе с ней. А такие люди, как Эллиот, никогда не пропадут. Даже если мир пошатнется, Эллиот знает свое место в нем. С ним я всегда чувствовал себя в безопасности…

Тут Эмброуз вдруг понял, что Ферн была чем-то похожа на Эллиота — такая же основательная, спокойная, немного замкнутая.

— А мне дали имя в честь девочки из книги «Паутина Шарлотты».^[58] Помнишь эту историю? Маленькая девочка Ферн спасла от смерти крошку-поросенка. Бейли говорил, что меня следовало назвать Уилбур, я ведь сама была щуплой, как тот поросенок. Он даже звал меня так, когда хотел подразнить. А я сказала маме, что меня нужно было назвать Шарлоттой, как паучиху. Мне нравилось это имя. И Шарлотта была доброй и мудрой. К тому же так звали главную героиню одного из моих любимых романов.

— У Гранта была корова по кличке Шарлотта. Мне больше нравится имя Ферн.

Она улыбнулась:

— А Бейли назвали в честь Джорджа Бейли из «Этой прекрасной жизни». Энджи обожает этот фильм. Ты должен как-нибудь послушать пародию Бейли на Джимми Стюарта.^[59] Это уморительно.

— Кстати, об именах и романтических историях. Бейли сказал мне, что ты пишешь под псевдонимом. Меня терзает любопытство.

Ферн громко застонала и погрозила кулаком в сторону дома Бейли:

— Будь проклят твой длинный язык, Бейли Шин. — Она с опаской посмотрела на Эмброуза. — Ты решишь, что я какая-нибудь маньячка. Но запомни: я придумала это альтер эго, когда мне было шестнадцать, а тогда я и правда была чуточку не в себе… Ладно, сейчас я тоже одержима.

— Чем? — не понял Эмброуз.

— Тобой…

Ферн уткнулась лбом ему в грудь, произнося это, но Эмброуз все равно услышал ее глухой ответ. Он рассмеялся и приподнял ее подбородок, чтобы видеть лицо:

— Я все еще не понимаю, какое отношение это имеет к твоему псевдониму.

Ферн вздохнула:

— Эмбер Роуз.

— Эмброуз?

— Нет, Эмбер Роуз!

— Эмбер Роуз? — пробормотал Эмброуз.

— Да, — тихо-тихо ответила Ферн.

Он долго смеялся, а когда успокоился, прижал Ферн к подушкам и нежно поцеловал. Сейчас он не был настойчивым: боялся к чему-либо ее принуждать, куда-то спешить. Но Ферн сама подалась ему навстречу, забираясь маленькими ладошками под ткань футболки. Он застонал; ему, конечно, хотелось большего. Ферн стянула с него майку: ей тоже не терпелось стать ближе, еще ближе. От ее запаха, дыхания и прикосновений нежных губ Эмброуз терял голову. Но тут он довольно сильно ударился затылком об изголовье кровати — и распаленный рассудок чуть прояснился. Он встал и поднял футболку с пола.

— Я должен идти, Ферн. Не хочу, чтобы твои отец застал меня в постели дочери полуголым. Он меня убьет. А твой дядя ему охотно поможет. Знаешь, я по-прежнему боюсь тренера Шина, хоть я теперь и в два раза больше него.

Ферн что-то пробормотала, явно протестуя, потянулась к нему и схватила за ремень. Эмброуз рассмеялся и, покачнувшись, оперся рукой о стену. При этом случайно задел канцелярскую кнопку, и та упала куда-то за кровать. Эмброуз подхватил слетевший листок бумаги и взглянул на него. Невольно он начал читать быстрее, чем задумался, дозволено ли ему это.

Если мы — создания Божьих рук,

Он смеялся, нас всех творя?

Над ушами, которым неведом звук,

Над глазами, что смотрят зря?

Над ногами, что сделать не могут шаг

И не смогут уже вовек?

Завиток кудрей — это чей-то знак?

Где тут Бог, а где человек?

Если он придумал меня такой,

Он обязан держат ответ.

Для чего был вылеплен облик мой —

Или смысла в нем вовсе нет?

Я — досадный сбой, череда помех;

На беду, зеркала не врут.

Если это кара за прежний грех,

Почему я не помню суд?

Неужели скульптор наш близорук,

Или эти догадки зря?

Если мы — создания Божьих рук,

Он смеялся, меня творя?..

^[60]

Эмброуз перечитал строки со странной дрожью. Это было чувство, что его… понимают. Стихи отражали его собственные переживания. Он даже не подозревал, что Ферн чувствует то же. Сердце сжалось.

— Эмброуз?

— Что это, Ферн? — прошептал он, протягивая ей листок.

Она посмотрела на него смущенно, неуверенно.

— Это я написала. Давно.

— Когда?

— После выпускного. Помнишь тот вечер? Я пришла с Бейли, и он втайне от меня попросил вас всех со мной потанцевать. Один из самых неловких моментов в моей жизни, но он хотел как лучше. — Тень улыбки скользнула по губам Ферн.

Эмброуз помнил. Ферн тогда была очень милой — почти красивой, и это смутило его. Он не пригласил ее на танец. А потом и вовсе ушел.

— Я обидел тебя, да?

Ферн пожала худенькими плечами и улыбнулась, но улыбка вышла неубедительной, а в глазах блеснули слезы. Даже спустя три года эти воспоминания причиняют ей боль.

— Я обидел тебя, — повторил он с искренним раскаянием.

Ферн дотронулась до его изуродованной шрамами щеки:

— Ты просто не видел меня, вот и все.

— Я был слеп. — Он накрутил на палец локон, упавший ей на бровь.

— Вообще-то… ты вроде как сейчас слеп, — осторожно пошутила Ферн, пытаясь сгладить неловкость. — Может, поэтому я тебе и нравлюсь.

В чем-то она была права. Он наполовину ослеп, но, вопреки этому, а может, и благодаря, многие вещи стал видеть гораздо отчетливее.

27

СДЕЛАТЬ ТАТУИРОВКУ

Ирак

— Покажи татуху, Джесс, — не унимался Бинс, почти повиснув на приятеле.

Утром Джесси был у врача, набивающего татуировки, но, вернувшись, ничего не рассказал и не показал результата, к тому же был угрюмее, чем обычно.

— Заткнись, Бинс. Тебе обязательно знать все на свете? Вечно ты лезешь не в свое дело. — Джесси оттолкнул его.

— Все потому, что я тебя люблю. Я должен убедиться, что ты не сделал глупость, о которой будешь потом жалеть. Там единорог? Или бабочка? Ты ведь не набил имя Марли в бутонах роз? А если она больше не любит тебя, приятель? Вернешься, а она тусит с кем-то другим. Лучше не марать кожу понапрасну.

Джесси выругался и толкнул Бинса так, что тот упал. Бинс с ответной руганью вскочил, и Грант, Эмброуз и Поли бросились разнимать друзей. Жара и постоянное напряжение действовали на нервы всем. Удивительно, что они еще вконец не переругались.

— У меня сын! Малыш, которого я еще не видел! А Марли — его мать, так что не смей нести чушь, засранец! Иначе я из тебя всю душу вытрясу.

Бинс замер. Злость его испарилась так же быстро, как вспыхнула. Эмброуз отпустил друга, поняв, что тот успокоился и больше не опасен.

— Джесс, чувак, извини. Я просто дурачился. — Бинс обхватил голову руками и отвернулся, явно злясь теперь на себя. Когда он снова посмотрел на Джесси, взгляд был полон сочувствия. — Дерьмово, друг, торчать здесь, когда у тебя дома такое. Прости. Я слишком много треплю языком.