Я подошел к Резкому:

– Ладно, вставай.

Вряд ли он чего-то понял, но огрызаться и семафорить глазами начал тут же. Вздернув его за ворот на ноги, я потащил его к «фотороботу». Вот тут бандит заверещал, стал вырываться, пытался ударить головой, пришлось его ткнуть в живот. Поставив его около раненного, я указал на культю, затем на кучу амулетов, собранных неподалеку.

– Лечи. Помоги ему.

Несколько секунд бандит смотрел на меня непонимающе, затем оскалился. Да настолько широко, что я заметил, что у него с боку зуба не хватает. Конечно, к амулетам я его не пустил, вместо этого указал на один из них. На какое–то время он снова подзавис, а после чего буквально взорвался шквалом явных некомплементов.

– Ты дурак что ли? Думал, я тебя прямо к ним подпущу? – риторически произнес я. И снова указал на амулеты.

Безрезультатно. Только еще одна порция ругани. Тогда я достал пистолет. Резкий мгновенно замолчал. Я поднял свободную ладонь и стал по одному сгибать пальцы. И когда я загнул четвертый, бандит снова заверещал. Жест оказался универсальным, интонация изменилась. Потом я снова указал на амулеты, а Резкий… попытался сбежать. И даже отпрыгал на несколько метров, хоть и был связан.

– Какой из них?! – рявкнул я, притащив его обратно.

Но он только закрывался руками и пытался вырваться. Отпустив его, я стал думать, как еще ему объяснить, но оказалось поздно. Я перестал чувствовать точку «фоторобота».

Глава 8

Солнце зашло. Впервые за несколько недель мир вокруг меня погружался в ночь, но ночь незнакомую. Оранжевые отблески один за другим исчезали за горизонтом, а в небе возникали все новые и новые звезды. Казалось, вот-вот в пространстве над головой не останется и лоскута мрака. Все место займут звезды, и станет светлее, чем днем… Не стало. Ночь остановилась на числе примерно в сто тысяч миллионов штук: я будто смотрел со одна огромных песчаных часов. Со стороны леса звезд оказалось меньше: как на Земле за городом, где остаточное электричество не туманит небо. Чего на Земле точно не было – огромной, словно клякса гигантского осьминога туманности. Бледно алые и пронзительно фиолетовые рукава накрывали мир бесконечными объятиями. Только взяв за ориентир пару звезд, а убедился, что рукава неподвижны, но ощущение, что хватка вот-вот сожмется, до конца не исчезло. Лун было две. Зловещая красная с черными длинными пятнами, отчего казалась расколотой на куски. И прекрасно синяя, сияющая, но не слепящая.

Не зря, отправляясь с Острова, я выложил из барсетки схему московской подземки. Не зря.

– Дола ам бот, коптора.

Все еще немного пришибленный, я обратил внимание на пленника. Резкий сидел около костра с вилкой–ложкой в руке и смотрел на меня. Не знаю, куда в него влезло, но котелок он опустошил практически полностью. Я на мясное не претендовал. Даже руки ему перевязал, чтобы они были спереди.

– Что ты хотел?

Как это обычно делают в книгах и фильмах, я пробовал обращаться к нему на английском, немецком и французском, хотя на двух последних и знал ровно по две фразы. Все оказалось нормально. Собеседник не понял ни слова. С математикой тоже не задалось. Арабских цифр он не узнал, а увидев римские, стал что-то бормотать, но пример: «две палочки плюс три палочки», так и не решил. Хотя до этого я начертил ему и «один плюс один равно два», и «два плюс два равно четыре». Тогда я вспомнил про геометрию. Нарисовал равносторонний треугольник, прямоугольник, квадрат. Расписал про них все правила, которые помнил. Если бы он сделал то же на своем языке, с этого и могло бы начаться общение. Что интересно, в какой–то степени началось. Когда я дорисовывал про сумму квадратов катетов, он в очередной раз на меня наорал, и некоторые слова я стал узнавать.

Чаще всего упоминались «м’нака» и «шакта», и, пожалуй, еще «таска», с ударением на первый слог. Эти три в различных вариациях встречались почти в каждом предложении. Потому, когда он сказал: «Дола ам бот, коптора», я и обратил на него внимание, потому что этих слов не было.

– Дола ам бот, коптора, – повторил он. И добавил нетерпеливо. – Гоман, шакта!

Он указывал на тела, которые так и остались лежать… и на реку. Чтобы проверить, правильно ли понял, я взялся за тело Хмурого и потащил его к реке. На полпути снова посмотрел на Резкого.

– Коптора! – он указывал на реку.

Видимо, это как раз и значило «река», или «вода», или «утопить». То ли у них здесь так было принято хоронить, то ли… он чего–то опасался? Чтобы продолжить диалог, я все же спустил тело в воду. На предмет амулетов и прочего полезного я его уже обыскал, так что пусть. Когда я вернулся, бандит указал на труп «фоторобота».

– Дола, коптора.

В голосе послышались повелительные нотки, а на лицо вернулось довольное выражение. Да уж, стоит один раз послушаться, сразу на шею садятся. В этом наши миры мало отличались. Впрочем, я бы не побрезговал – донес до воды, но тело было нужно, чтобы выяснить переношу я зомби–вирус или нет. Это Хмурым можно было пожертвовать.

– Дола, коптора, шакта чуга!

Резкий взбеленился. Стал махать руками, указывая то в сторону реки, то в сторону тела. Глазами семафорил. Судя по всему, даже что–то пытался объяснить, не только матерился. Я воткнул палку, которой рисовал в землю рядом с ним, чтобы он показал, что имеет ввиду. Он сломал палку надвое и наорал на меня. Я обиделся.

Один мудрый человек говорил: «В любой непонятной ситуации мочи макивару!», так что я решил потренироваться. Пленник на контакт не идет, эксперимент с трупом не завершен, не ждать же без дела. Начать в этот раз решил с формы. Нашей родной стиля «У»: 37–ой, она же 86–ая, она же 108–ая. Первое число – количество оригинальных приемов, второе – с повторами, третье – если разбить длинные приемы на составляющие. Сделал все в правую сторону, потом в левую. Делал со средней скоростью – по 15–16 минут на комплекс.

Недовольные крики Резкого сначала отвлекали, но постепенно я приспособился. И даже, как будто, стал по чуть-чуть ощущать тело. Импульсы не шли, но какая-то связь между руками и ногами появилась. Что меня очень воодушевило! Не как студента, разминувшегося с повесткой, но близко к этому! Я стал крутить круги, пробуя последовательно напрягать и расслаблять мышцы. Один из начальных способов запустить импульс. Напрягаешь сначала икры, потом бедра, живот, грудь, плечи предплечья, кисти, а затем в противоположной последовательности все то же самое расслабляешь. Приходилось внимательно следить за ощущениями, но прогресс был! До моей прошлой чувствительности, как до Австралии на троллейбусе, но разве это не ерунда, когда у тебя в запасе теоретическая вечность?

Бандит постепенно угомонился и вроде даже задремал. Выходит, не такая уж и опасность с этими мертвецами. Смогли бы вы заснуть, к примеру, зная, что вашу страничку в одной из соцсетей рассматривает сотрудник Роскомнадзора? Вот и я бы не смог. А он – спокойно, так что не к чему паниковать. Да и мертвозрение подстрахует.

С ним же была связана следующая часть тренировки. Сначала, я, конечно, просто постоял в столбе: несколько позиций, в том числе, с грузом. На Земле я частенько стоял с утяжелителями. Начинал с двухсот граммов на одну руку, постепенно дошел до пятисот без вреда для медитации. Здесь утяжелителей не было, потому я просто подобрал пару камней. Нагрузка не ощущалась вовсе, но искать камни тяжелее не стал.

«Шевельнув» затылком, я принялся экспериментировать. Ощутил точку Резкого, зеленые точки животных в лесу, легкий зеленый фон реки. Затем направил взгляд на кучу сваленных вместе амулетов. Я видел магию в Французе и в колдунах здесь, видел ее в проклятом гоблине Джонни, видел в арке портала. Судя по всему, это были довольно мощные источники энергии по сравнению с амулетами. Но это не значит, что я не мог их ощутить?

Первые минуты ничего не получалось. Я пытался уйти от обычного зрения – смотреть только мертвозрением, что сложно было сделать не закрывая глаз. С закрытыми глазами точки из сознания не пропадали, но и ярче не становились. В итоге, я остановился на положении, в котором медитировал: веки прикрыты на две трети, свет попадает на сетчатку, но ничего конкретного ты не видишь. И спустя полчаса я будто нужный фильтр подобрал. Амулеты стали видны, причем не кучей, которой лежали, а по отдельности. Большинство едва–едва мерцало красным, мало выделяясь на фоне земли. Кроме того, что–то отчетливо красное светилось внутри сумок уснувшей «коровы». Которая, кстати, так и вырубилась: нагруженной и на ногах, только голову на землю положила – длины шеи хватило.