– Скажите, в то время он был здоров?

– Кто, старик?

– Нет, я имею в виду молодого человека.

– Знаете, кажется, он действительно раз-другой упоминал о том, что с ним не все в порядке. Но, по-моему, это было не слишком серьезно, иначе бы я запомнил.

– Понятно. Тогда, если позволите, еще один маленький вопрос. А мистер Блайбнер оставил после себя завещание?

– Насколько мне известно, нет.

– Каковы теперь ваши планы, мистер Харпер? Останетесь с экспедицией?

– Нет, сэр. Ни за что. Вот только приведу в порядок дела и тут же укачу обратно в Нью-Йорк. Конечно, можете смеяться надо мной, если хотите, но у меня живот сводит при мысли об этих проклятых фараонах! Стать следующей жертвой этого… как его?.. Мен-Хен-Ра? Бр-р! Держу пари, если только я останусь здесь, он и до меня доберется!

Я заметил, что молодой человек утер со лба пот.

Пуаро уже повернулся, чтобы уходить. Потом вдруг обернулся и со странной улыбкой бросил через плечо:

– У Мен-Хен-Ра длинные руки! Помните, одну из своих жертв он настиг и в Нью-Йорке!

– Дьявольщина! – рявкнул юноша.

– Н-да, похоже, молодой человек нервничает, – задумчиво протянул Пуаро. – Он на пределе. Да-да, Гастингс, поверьте мне – на пределе.

Я удивленно покосился на него, но непроницаемое выражение, застывшее на лице Пуаро, и загадочная улыбка, игравшая на губах моего друга, ничего мне не сказали. Дождавшись, пока к нам присоединятся сэр Гай Уиллард и доктор Тоссвилл, мы попросили показать нам раскопки. Они с радостью согласились сопровождать нас туда. По словам наших хозяев, основные находки уже отослали в Каир, но найденных древних предметов искусства, мебели оставалось еще достаточно, чтобы пробудить в нас живейший интерес. Было очевидно, что молодой баронет чрезвычайно увлечен всем этим, однако в том, как он себя вел, сквозила некоторая тревога, будто бы он явственно ощущал нависшую над ним смертельную угрозу. Наконец мы распрощались и направились в отведенную нам палатку. Здесь нас уже ожидала заранее приготовленная ванна, после чего мы намеревались присоединиться ко всем за ужином. Высокая темная фигура во всем белом легко скользнула в сторону, пропуская нас в палатку. Нас приветствовали изящное движение руки и произнесенное вполголоса мелодичное приглашение на арабском.

Пуаро остановился:

– Вы ведь Хасан, не так ли? Слуга покойного сэра Джона Уилларда?

– Я служил покойному сэру Джону. Теперь я слуга его сына. – Неожиданно шагнув к нам, он, понизив голос до едва слышного шепота, вдруг взволнованно проговорил: – Они сказали, вы очень мудрый и умеете ладить со злыми духами. Уговорите молодого хозяина уехать отсюда. Тут повсюду зло! – И, не дожидаясь ответа, резко повернулся и ушел.

– Зло… зло повсюду, – пробормотал вполголоса Пуаро. – Да, думаю, он прав. Я тоже это чувствую.

Нельзя сказать, что обед прошел весело. В основном все молчали, охотно уступив инициативу доктору Тоссвиллу, а он, воспользовавшись предоставленной ему возможностью, болтал без умолку, рассуждая о Древнем Египте. Когда мы уже собирались отправиться спать, сэр Гай вдруг судорожно вцепился Пуаро в руку, глядя вытаращенными глазами куда-то между палатками. Там, призрачная в свете луны, бесшумно скользила какая-то фигура. Но это был не человек! Мурашки пробежали у меня по спине – я ясно видел собачью голову! Точно такая же фигура уже не раз встречалась мне в рисунках на стенах гробницы.

При виде этого кровь буквально застыла у меня в жилах.

– Боже мой! – пробормотал Пуаро, осеняя себя крестом. – Анубис, бог умерших! Его всегда изображали с головой шакала!

– Кто-то решил нас разыграть, – вскочив на ноги, гневно воскликнул доктор Тоссвилл.

– Послушайте, Харпер, оно вошло в вашу палатку! – едва слышно пролепетал сэр Гай. Лицо его покрылось свинцовой бледностью.

– Нет, – покачав головой, перебил Пуаро, – это палатка доктора Эймса.

Доктор удивленно уставился на него, потом, недоверчиво покачав головой, повторил только что сказанное доктором Тоссвиллом:

– Кто-то нас дурачит… Пошли! Сейчас мы его поймаем!

И с этими словами Эймс ринулся вслед за таинственной фигурой. Я, конечно, поспешил за ним, но, сколько мы ни искали, сколько ни заглядывали во все углы, не обнаружили ни единой живой души. Совершенно сбитые с толку, растерянные, мы в конце концов были вынуждены вернуться. И тут же обнаружили, что за время нашего отсутствия Пуаро принял весьма энергичные меры – правда, на свой лад, для обеспечения собственной безопасности. Не обращая ни на кого внимания, он лихорадочно разрисовывал песок вокруг нашей палатки какими-то загадочными иероглифами и значками. Среди этих рисунков я тут же узнал пятиугольник, или пентаграмму, которая повторялась много раз. При этом, следуя своей привычке, Пуаро читал толпившимся вокруг него слушателям нечто вроде импровизированной лекции о ведьмовстве и вообще о магии. Белая магия, по его словам, противостояла черной. При этом он то и дело с загадочным видом ссылался на таинственное Ка и «Книгу мертвых».

Похоже, поведение Пуаро вызвало нескрываемое презрение доктора Тоссвилла. Он отвел меня в сторону, буквально кипя от возмущения.

– Чушь собачья! – гаркнул он. – Полнейший бред! Этот человек – мошенник и шарлатан! Он не знает даже элементарной разницы между верованиями, существовавшими в Древнем Египте, и суевериями, которые пришли к нам из Средних веков. Никогда в жизни мне еще не доводилось слышать такой невероятной смеси невежества и легковерия.

Кое-как успокоив взбудораженного знатока древности, я присоединился к Пуаро в палатке. Мой маленький друг весело посмеивался.

– Теперь мы можем спать спокойно, – радостно объявил он, – хочется хоть немного отдохнуть. Моя голова просто раскалывается от боли. О мой травяной настой, где ты?

И, словно в ответ на его молитвы, полог палатки вдруг распахнулся, и на пороге появился Хасан. В руках у него была чашка с дымящимся настоем, которую он протянул Пуаро. Это оказался отвар ромашки, которую маленький бельгиец просто обожал. Поблагодарив услужливого Хасана и отказавшись от второй чашки, которую он предложил мне (не хватало пить такую бурду), мы отослали его и снова остались одни. Переодевшись ко сну, я какое-то время еще постоял у входа в палатку, наслаждаясь видом бескрайней пустыни.

– Необыкновенные места, – громко заявил я, – и необыкновенная работа. Знаете, я чувствую, что очарование ее захватило и меня. Эта жизнь в пустыне, эта возможность проникнуть в самое сердце древней цивилизации, приподнять завесу тайны… как это восхитительно! Послушайте, Пуаро, неужели вы не чувствуете?..

Ответа не последовало. Немного раздосадованный, я обернулся. И моя тревога тут же сменилась уверенностью в том, что случилось непоправимое, – Пуаро, лежа навзничь поперек тюфяка, корчился в судорогах. Лицо его было страшно искажено гримасой нестерпимой боли. Я бросился к нему, потом вскочил на ноги, выбежал в ночь и стрелой помчался через лагерь к палатке доктора Эймса.

– Доктор! – крикнул я. – Скорее!

– В чем дело? – спросил появившийся на пороге доктор Эймс. На нем не было ничего, кроме пижамы.

– Мой друг… Пуаро… ему плохо! Он умирает! Настой из ромашки… – прохрипел я. – Задержите Хасана. Он не должен ускользнуть из лагеря.

Мгновенно сообразив, в чем дело, доктор стремглав бросился к нашей палатке. Пуаро мы застали в том же плачевном состоянии, в каком я его оставил.

– Невероятно! – воскликнул доктор Эймс. – Похоже на какой-то приступ… Вы можете сказать, что он пил? – Взгляд его упал на пустую чашку из-под отвара. Он взял ее в руки.

– Я не пил его, – послышался вдруг невозмутимый голос Пуаро.

Мы обернулись и застыли от изумления. Пуаро сидел на койке. На лице его сияла улыбка.

– Нет, – мягко повторил он, – я его не пил. Пока мой добрый друг Гастингс восторгался красотой ночи, я воспользовался представившейся мне возможностью и вылил его… только не в горло, а в маленькую надежную бутылочку. И со временем она отправится в химическую лабораторию на анализ. Нет, – воскликнул он, заметив, что доктор сделал быстрое движение, – нет, дорогой доктор! Вы разумный человек, а стало быть, понимаете, что сопротивление бессмысленно. Пока Гастингс бегал по лагерю, разыскивая вас, у меня было достаточно времени, чтобы спрятать ее в надежное место. Быстро, Гастингс, хватайте его!