– Врешь – ты один из тех иноземцев, которые, по словам моего господина Некопта, собираются осквернить священный храм, – сказал начальник охраны.

Он извлек меч, остальные начали окружать меня:

– Ты заслуживаешь смерти уже только за одно богохульство!

Я глубоко вздохнул. Шестеро жилистых невысоких египтян, загорелых и темноглазых, защищенных панцирями, с коническими бронзовыми шлемами на головах, держали мечи наготове.

– Осирис умирает каждый год, – произнес я, – и каждый день, когда садится солнце. Мне не впервой встречаться со смертью. Но ни разу не принимал я ее от рук смертных.

И прежде чем он смог шевельнуться, я выхватил из его рук меч и, с силой размахнувшись, зашвырнул в реку. Бронзовый клинок блеснул в последних лучах заходившего солнца. Стражники проводили взглядами оружие. Но прежде чем они начали действовать, я швырнул предводителя на землю и простер руку к следующему воину… Тот упал, ударившись головой. Пока их предводитель пытался встать, ползая на четвереньках, я уже расправился со всеми.

Указав на него пальцем, я вспомнил повелительные нотки, которые частенько звучали в голосе Золотого бога, когда он обращался ко мне:

– Оставайтесь на коленях, смертные, когда вы находитесь перед лицом бога, и радуйтесь, что я пощадил ваши жизни.

Все шестеро хлопнулись лбами в пыль, заметно дрожа:

– Прости нас, о могучий Осирис…

– Верно храните дом мой, и вы получите прощение, – ответил я. – Помните, что гневить богов – значит навлекать на себя страшную смерть.

И я вошел в храм, на ходу вспоминая, может ли бог бежать.

„Должно быть, может, но не перед смертными“, – решил я. Неплохая карьера для человека, сосланного в чужую эпоху без прав и памяти. Я восстал из праха, чтобы возводить на трон царей и уподобиться богам.

Я вновь жаждал мести, но на этот раз я хотел отомстить не за себя, а за ни в чем не повинного толстяка жреца и честного старого чиновника, лишившихся жизни только потому, что они встали на пути Некопта. Обнажив меч, я отправился разыскивать верховного жреца Пта в храме Осириса.

Готовый к схватке, я шагал дворами, освещенными только что поднявшейся луной, мимо колоннад и статуй богов.

Мне попался ряд небольших комнат – святилищ различных божеств. В святилище Пта Некопта не оказалось. Я заглянул туда в первую очередь. А потом заметил небольшую дверцу. Я распахнул ее настежь. Там оказались все трое – перед алтарем Осириса, освещенные прикрепленными к стене фонарями, – Некопта, Менелай и Елена.

Прежний царь Спарты стоял облаченный в бронзовый панцирь, сжимая правой рукой тяжелое копье. Елена в полупрозрачном одеянии серебристо-синего цвета замерла чуть поодаль.

– Я же говорил тебе! – закричал Некопта. – Я же говорил! Он явился сюда ради этой женщины.

Физиономия жреца была ненакрашена, и сходство его с братом казалось невероятным. Но Гетепамона я знал улыбчивым и добрым, а Некопта воплощал злобу и ненависть. Я заметил, что руки его лишились большинства перстней; кольца оставались лишь на трех пальцах, там, где чересчур глубоко вросли в плоть.

– Да, – сказал я, обращаясь более к Менелаю, чем к Некопта. – Я искал эту женщину, чтобы отдать ее мужу.

Елена гневно взглянула на меня, но промолчала.

– Это ты увел ее, – буркнул Менелай.

– Он спал с ней, – произнес Некопта. – Они дурачили тебя.

Я ответил:

– Ты сам прогнал ее, Менелай, оттолкнул своей грубостью. А теперь она решила вновь стать твоей женою, если только ты будешь любить ее и уважать.

– И ты еще чего-то требуешь от меня? – закричал он, замахиваясь копьем.

Я опустил меч в ножны и тихо сказал:

– Менелай, мы с тобой уже бились.

– Боги не всегда будут помогать тебе, Орион.

Я быстро окинул взглядом барельефы на стенах храма. Конечно, там был изображен Осирис, а рядом с ним – Асет, моя Аня… Там же находились и все прочие боги и богини египетского пантеона.

– Взгляни на мое подобие, Менелай, – указал я на Осириса. – И ты тоже, лживый жрец Пта. Уразумей наконец, кто воистину стоит перед тобой.

Все трое посмотрели на барельеф, изображавший Осириса. Я увидел, как расширились глаза Менелая, как открылся его рот.

– Я Осирис, – заявил я, ощущая, что говорю истинную правду. – Боги всегда помогут мне, потому что я один из них.

Теперь уже Елена от изумления открыла рот. Менелай совсем выкатил глаза, только Некопта пытался спорить.

– Это не так! – возопил он. – Ложь! Богов нет и никогда не было; все это ложь!

Я улыбнулся, глядя в его искаженное злобой отвратительное лицо. Итак, в сердце Некопта нет веры ни во что, худшего циника и представить трудно.

– Елена, – сказал я. – Менелай – твой муж, ты должна принадлежать ему, что бы ни произошло между нами.

Кивнув, она ответила почтительно, но с легкой улыбкой:

– Понимаю, Орион… Или мне подобает обращаться к тебе „господин мой Осирис“?

Я усомнился в том, что она верит мне. Впрочем, не важно: она поняла, что я хотел сказать, и ничего не имела против. Больше мы не увидимся…

Не ответив царице, я повернулся к ее мужу:

– Ты, Менелай, сокрушил стены Трои, ты прошел полмира, разыскивая эту женщину; теперь она твоя, ты вернул ее своей доблестью. Защищай ее и храни. Забудь о прошлом.

Менелай выпрямился в полный рост и почти по-мальчишески посмотрел на Елену.

– Дураки! – плюнул Некопта. – Я прикажу всех вас перебить.

– Твои воины не поднимут мечей на бога, жирный жрец, – сказал я ему. – Веришь ты в меня или нет, но они-то поверят.

Он знал, что я собираюсь убить его. Когда я шагнул к нему, его крошечные поросячьи глазки забегали. И вдруг жирной рукой Некопта схватил Елену за шею. Узкий кинжал блеснул в его другой руке, и он поднес лезвие к лицу красавицы.

– Она умрет, если вы меня не послушаетесь! – провизжал он.

Он стоял слишком далеко от меня – я не успел бы дотянуться, если бы он решил перерезать ей горло, как своему брату-близнецу. Менелай застыл рядом, стискивая копье в правой руке.

– Убей его! – приказал Некопта Менелаю. – Вонзи свое копье в сердце этого пса.

– Я не могу убить бога.

– Он бог не более, чем ты или я. Убей его, или она умрет.

Менелай повернулся ко мне и поднял копье. Я стоял не шевелясь. В глазах ахейца мелькали смятение, страх, но только не ненависть или гнев. Ненависть излучало лицо Некопта, глаза его полыхали. Елена посмотрела на мужа, потом на меня.

– Сделай то, что ты должен сделать, Менелай, – произнес я. – Спаси свою жену. Я умирал много раз, и еще одна смерть не пугает меня.

Царь Спарты занес свое длинное копье над головой, а затем, резко развернувшись, вонзил острие в жирную шею жреца. Некопта вскрикнул сдавленным голосом, тело его содрогнулось, нож выпал из онемевших рук. Выпустив Елену, он вцепился в древко копья, будто надеясь его вырвать. Тело его изогнула судорога. Менелай выдернул копье из шеи Некопта, жирный жрец грудой плоти осел на каменный пол. Из огромного тела хлынула кровь.

Бросив копье на пол, Менелай потянулся к Елене. Она припала к его груди с видимым удовлетворением.

– Ты спас меня, – произнесла она. – Ты спас меня от этого злобного чудовища.

Менелай улыбнулся, в мерцающем свете настенных ламп мне показалось, что он слегка раскраснелся.

– Ты поступил правильно, – сказал я ему. – Этот шаг требовал мужества.

С легкой застенчивостью он провел пальцем по темной бороде:

– Я не новичок в битвах, мой господин. Много раз мне доводилось видеть, что бывает, когда копье вонзается в плоть.

– Ты избавил Египет от великой беды. Возьми жену и возвращайся в столицу. Хорошо служи царевичу Арамсету, тяжесть власти ляжет теперь на его плечи. И однажды он действительно сделается царем.

Обняв Елену за плечи, Менелай направился к выходу. Она обернулась, чтобы наконец попрощаться со мной, и вдруг закричала:

– Орион, сзади!

Я оглянулся и увидел залитого кровью Некопта. Поднявшись на ноги, пошатываясь, он держал в руках длинное копье Менелая. И, рванувшись из последних сил, он вонзил окровавленный наконечник мне в грудь, навалившись на древко всем телом.