Гебраль пожата плечами, а Ронан, который о социологии вообще никогда не слышал, но все же предположил, что это какая-то наука о комарах или пиявках, неуверенно кивнул. Декан Нибал бросил еще один кислый взгляд на крышу алхимического факультета, после чего повернулся к столу и взялся перебирать там какие-то бумаги.

– Итак, – забормотал он, – вы хотите на кафедру поступить, не так ли… э-э… – Тут его голос затих, но затем он с триумфальным восклицанием схватил с самого верха одной из стопок документов какой-то формуляр. – Ага, вот он! Так-так, Писс, Писс, ведь это как раз вы? Ну что, Писс де Бол, вы хотите стать киллером, я правильно вас понимаю?

Тут он оторвал глаза от формуляра и с сомнением принялся изучать Гебраль. Та в ответ мило ему улыбнулась и указала на Ронана:

– Это он Писс. А я просто его знакомая.

– Да-да, конечно. Безусловно. – Декан Нибал перевел внимание на Ронана и по-доброму улыбнулся. – Итак, Писс, пожалуйста, объясните. Почему вы хотите стать киллером?

– Ну… – Тут Ронан замялся. Вообще-то ему казалось, что он должен потолковать с магистром-киллером про восторг убийства и все в таком духе, однако Марвуд долго его натаскивал, объясняя, как правильно на это ответить. Тогда Ронан перевел дыхание и просто принялся излагать заранее вызубренный ответ:

– Как воин, я привык к самому обычному, простому убийству и нахожу его неудовлетворительным. Я хочу изучить все многообразие способов и средств профессионального убийцы, погрузиться, так сказать, в психологию киллера, детально исследовать взаимосвязь охотника и добычи. Я хочу провести доскональное изучение всей истории киллерства и посмотреть, не смогу ли я прибавить пусть даже самую малую, но собственною крупицу к общей сумме человеческих знаний по данному предмету.

Тут Ронан умолк, отчаянно надеясь, что все правильно изложил, однако ему не стоило беспокоиться. Декан Нибал от души улыбался.

– Отлично! – сказал он. – Вы теоретик! Знаете, к нам приходит очень много людей, которым просто нужен повод, чтобы ходить и всех подряд убивать. Вы для нас просто находка. Однако вы немного опоздали. Занятия уже две недели как начались.

– Да, я очень сожалею. Я уже направлялся сюда, но тут на юге начались бесчинства Шикары. Идуинской Гвардии понадобилось как можно больше наемников, и я подумал, что смогу внести свою лепту. Но в битве при Беломорканале меня ранило. Я только-только вылечился.

Ронану страшно неловко было лгать, и эта неловкость бросалась в глаза, однако декан ошибочно посчитал ее элементарной скромностью настоящего героя.

– Замечательно, превосходно. – Нибал улыбнулся и окинул беглым взглядом фальшивые документы Ронана. – Что ж, ваши рекомендации превосходны. Уверен, мы найдем для вас место…

Тут его перебил стук в дверь, которая затем распахнулась, прежде чем он успел ответить. На пороге стоял мальчуган годиков четырех. Его большие глаза, побродив по кабинету, с интересом задержались на Ронане, после чего снова переметнулись на декана.

– Ты занят, деда? – спросил он.

Нибал с любовью ему улыбнулся.

– Нет, Джек, эти люди уже уходят, – ответил он. – Можешь войти. – Он ласково заулыбался, когда мальчуган потопал к нему. – Мой внучек, – добавил он в качестве объяснения. – Я обещал ему, что мы вместе в столовую сходим. Как он тамошние чипсы обожает! Итак, Писс, если вы потрудитесь завтра в восемь быть в деканате, я сделаю все необходимые распоряжения.

Ронан с Гебралью тепло его поблагодарили и по-тихому вышли из кабинета, закрывая за собой дверь. Декан сел в кресло прямо на стопку документов и позволил обрадованному мальчугану забраться ему на колено. Он рассеянно улыбнулся своему внуку, но затем улыбка сошла с его лица, и он задумчиво взглянул на дверь, которая только что закрылась за двумя визитерами.

– Так-так, – пробормотал декан Нибал. – Очень интересно. Просто очень интересно. Вот тебе и раз. Знаешь, Джек, пусть лучше завтра утром за тобой кто-нибудь другой приглядит. А дедушке надо будет кое-какую работенку проделать…

И если бы Ронан мог видеть, каким холодным и расчетливым стало в этот момент лицо декана, он бы сто раз задумался, стоит ли ему еще хоть раз где-то поблизости от факультета киллерологии появляться…

Марвуда разбудили настойчивые тычки в ребра. Очнувшись, он понял, что Тарл стоит над ним и аккуратно тычет его ногой. Отчаянно щурясь, чтобы хоть частично уберечь глаза от мучительно яркого дневного света, Марвуд кое-как огляделся. Как оказалось, он лежал привалившись к стене, а вокруг было целое море окурков, пустых бутылок и кружек, а также в стельку пьяных людей. Он начал было мотать головой, имея в виду ее прояснить, но тут же прекратил, ибо ему вдруг показалось, будто кто-то гвоздями прибил потолок к полу. Тогда Марвуд, желая избавиться от гнусного привкуса во рту, подобрал кружку пива, из которой он ночью, как ему помнилось, пил. Переведя дух, он сделал хороший глоток, но тут же все сплюнул, ибо вместе с пивом заглотил сразу четыре хабарика. Затем он с ужасом понял, что выплюнуть удалось только три.

Ненадолго зажмурившись и стараясь не обращать внимания на жуткую головную боль, Марвуд попытался прикинуть, что же такое в комнате особенно его раздражает. Что-то там изменилось. Тут его осенило, он сел и недоверчиво протер глаза. На Тарле теперь была ярко-оранжевая ряса с салатными завитками и вышитым на правом нагрудном кармане маленьким зеленым алакслем.

– Клят! Откуда ты это взял?

– Выиграл. Вон у него, – самодовольно ухмыльнулся Тарл и ткнул большим пальцем себе за плечо, указывая на развалившееся возле кушетки тело, которое лежало на спине и громко храпело. Тело это, облаченное в прежнюю рясу Тарла, принадлежало какому-то коротко стриженному типу с длинными бакенбардами. В одной руке стриженый по-прежнему сжимал пустую бутылку, а другая покоилась у него на груди с сигаретным окурком между пальцев. На окурке имелся столбик пепла сантиметров пяти в длину, который каким-то чудом до сих пор не упал.

– А кто он такой?

– Гедонист Седьмого дня, как я догадываюсь. По крайней мере повеселиться он точно не дурак. Он около трех ночи тоже сел в картишки поиграть, продул почти всю монету, а потом получил на редкость хорошие карты – муму из котеночков[12]. Кроме рясы, ему уже поставить было нечего. К несчастью для него, у меня было муму из кроличков. Но я все равно этим парнем восхищаюсь. Лично я бы сбежал, продинамил или еще как-нибудь выкрутился, а он без единого звука поменялся со мной шмотками, открыл еще пива и попытался вон ту роскошную блондиночку уломать.

– Выходит, ты в выигрыше?

Тарл улыбнулся и вынул руку из складок рясы. В руке у него был кожаный кошелек, который только что не лопался от монет.

– За что я люблю студентов, так это за то, что они всегда учиться готовы. Вот я их и научил в «брюхо» играть. Классная игра, но только в ней всегда надо знать, что ты делаешь, а они этого не знали. Если бы они все к пяти часам не повырубались, я бы сейчас всем этим домом владел.

Марвуд попытался сосредоточиться на кричащем наряде Тарла, но его глаза никак фокуса не находили. Для их нынешнего состояния ряса была слишком ярка, так что они просто закрылись и наотрез отказались открываться. Тарл вздохнул, схватил Марвуда за плечо и грубо потряс.

– Слушай, мудила, день уже в разгаре, и нам идти надо. – Тарл подождал, пока его друг закончит стенать, а потом продолжил: – Я связался с Геб, и они с Ронаном через час с нами в одном ресторане встречаются. Не знаю, как тебе, а мне перекусить охота. – Он опять сделал паузу, и на лице у него заиграла озорная улыбка. – Пожалуй, откушал бы я улиток в чесночном масле, а еще пару-другую сырых устриц.

Ладонь Марвуда сама собой взлетела, прикрывая рот, а глаза его мигом раскрылись и умоляюще уставились на Тарла.

– Немного печени и пару вареных почек…

Звук, который издал Марвуд, обычно издают гигантские лягушки с тяжелым катаром верхних дыхательных путей.