— А зачем тебе все это? Почему ты находишься здесь? — чуть погодя поинтересовался я.

— От скуки. Мне скучно, вот я и путешествую. Где я только не была! И знаешь что, моя слепота мне только на руку! Бог с ним, что я ничего не вижу — на что сейчас смотреть? Куда интереснее слушать и чувствовать! Зато отсутствие зрения дает мне возможность быть единой со всеми. Никто во время подобных моих вылазок никогда даже заподозрить не мог, что я дочь человека из правительства. Представляешь, как это замечательно для такой как я — любительницы попутешествовать?

— Чем же это хорошо? — спросил я, недоумевая над всеми эти полусумасшедшими мыслями.

— Неужели не понимаешь? А таким умным казался. Ну подумай сам. Будь я полноценной, кто-нибудь бы точно это заметил. А мало ли кто это может быть? Вдруг бы меня украли, а потом потребовали бы выкуп у папочки. Не хорошо бы вышло. Да и в конце концов неужели не нашелся бы тот, кто ото злобы великой на все происходящее решился бы на убийство?

— Логично. — согласил с ее доводами я. — Только я не могу понять вот чего. Ты рассказала мне, что твое увечье является своего рода оберегом для тебя в местах, как эти, где полно «нечистей». Зачем же тогда мне ты поведала о своем происхождении?

— Тебе? О! Избавь меня от разъяснений, потому что тебе они не понравятся.

— Да нет уж, лучше расскажи.

— Хорошо. — вновь натянув до этого исчезнувшую с ее лица улыбку, начала отвечать Ева. — Только не обижайся, но знай, что я и в самом деле так считаю, причем к убеждениям таковым пришла, можно сказать, только что, когда говорила тебе о плюсах моей слепоты в здешнем мире.

— Говори уже, — слегка резко сказал я, желая поскорее получить объяснений почему-то начинавшей сильно интересовать меня Евы.

— Ладно. Просто ты не в счет, ибо для столь щепетильного дела, такого как похищение или убийство, нужна серьезность. А откуда в тебе таковая?

— С чего ты взяла что нету у меня этого?

— О, помилуй меня, какой из тебя палач во имя справедливости?! Ты же актеришко, веселящий, прости за выражение, уродов. Говорят, раньше наши предки забавлялись тем, что ходили в цирк на шоу уродов. Можно сказать, что и сейчас полноценные люди этим себя развлекают, только для них нет нужды ходить в цирк, потому что весь мир вдруг превратился в сцену… Понимаешь куда я клоню?

— Не совсем.

— Ну, все эти люди — участники шоу уродов. Они все привыкли к своим ролям, причем настолько, что не могут себе представить жизни вне образа.

— Я причем здесь?

— Еще не понял? Калеки эти, являясь часть грандиозной забавы, сами вдруг стали нуждаться в шоу уродов. И кто же их развлекает? Правильно, Ид Буррый и его соратники!

— Очень занятную историю ты поведала, да и многозначительную. Только я не понимаю доводов твоих насчет несерьезности моей, ну да и оставим это. Спасибо в любом случае, плюс ко всему ты этими тирадами объяснила мне причину твоего негативного отношения к моей актерской игре. Дело, оказывается не в ней вовсе, а в этом, как ты соизволила выразиться, «шоу уродов».

— Именно. По-моему, все это очень отвратительно, но ты мне приятен.

— Ага. Знаешь что, — обратился я, озарившись идеей поделиться с Евой увлекавшей меня последние десять-двадцать минут думой, — у меня мысль тут появилась. Раз уж я тебе приятен и, как оказывается, бояться тебе меня нечего, как ты смотришь на то, что поразвлечься со мной? Ну, я в том смысле, что ты тоже мне очень нравишься. Я был бы рад проведенному в твоей компании времени.

— Ты явно что-то недоговариваешь, верно?

— Да нет, просто хочу узнать у тебя, не могла бы ты хотя бы на время прекратить свои странствия по этому «глобальному цирку уродов»?

— Для чего же?

— Чтоб чаще бывать здесь. Мы могли бы встречаться, общаться. Как думаешь?

— Посмотрим Ид. Но сегодня я точно буду с тобой. Тебе же есть что предложить мне?

— Развлечений уйма, это уж точно не проблема. Только позволь мне на время отойти. Некоторые дела, видишь ли… — многозначительно подытожил я причину намечающегося удаления, которая на самом деле заключалась в моем желании выйти на улицу и купить себе кокаин. При моем недуге — если отсутствие желудка так вообще можно назвать — кокаин является одним из немногих развлечений, которые могут по-настоящему расшевелить сознание, заставляя подсознание мощными волнами вбивать в него псевдогениальные образы.

— Я буду ждать.

Я кинул пару слов, уже уходя. На улицы было темно, из за бара доносились какие-то крики, вопли. Было ясно, что там собралось большое количество людей. К ним-то мне и надо, ведь среди сброда всегда найдешь нужного человека.

За «Тузом» была толпа из нескольких десятков человек. Они пришли посмотреть на зрелище — сегодня дерутся безрукие. Я подошел к парню, который принимал ставки и, поинтересовавшись у него насчет коэффициентов, попутно спросил что-нибудь о кокаине. Букмекер удовлетворил все имевшиеся у меня на тот момент потребности — назвал цифры и продал наркотик. Как хорошо жить в мире, когда все нужное получаешь в одном месте. И кого же надо благодарить? Конечно же, капитализм! Да здравствует капитализм, превративший массы в ресурсы!

Я повернул голову в сторону потешного побоища. Эти безрукие, надо сказать, очень отчаянные ребята. Они разгоняются и бьют друг друга головами и ногами, но так как без помощи верхних конечностей им достаточно тяжело держать равновесие, они очень часто падают на землю. Красочных ударов с разворота не увидишь, но зрелище поистине впечатляет, нет — скорее, даже будоражит. С одной стороны это мерзко, а с другой — очень даже забавно, ведь эти бойцы похожи на дерущихся петухов. Я сделал ставку на того, что постоянно падал на землю от толчков и ударов более сильно противника, но он постоянно вставал. Снова и снова. Мне почему-то показалась, что он победит за счет своей нечеловеческой выносливости.

Он проиграл, точнее — бой остановили. И все потому что тот, на кого я поставил, ничего не мог видеть: его надбровные дуги, будучи сильно травмированными лбом противника, залили кровью глаза, превратив тем самым моего избранника в манекен для битья. Ничего, я потерял не так уж и много денег, да и кокаин отодвигал эту утрату на сотый план. Ноздри вдохнули большую порцию чудотворного порошка, и я пошел обратно.

Моя новоиспеченная подруга ожидала меня за тем же столиком, только теперь она была не одна. Компанию ей составляла какая-то огромная девица, очень похожая на мужчину: у нее не было груди, да и вообще ничего из того, что должно было бы выдавать в ней женщину. Она была лысой и говорила грубым мужским голосом, представительницу прекрасного пола же в ней выдавали только юбка и макияж, который густыми слоями покрывал различные части ее лица. Мною было решено, что надо бы поприветствовать этого Голиафа, так неожиданно вторгшегося в мою жизнь. Я сказал соответствующие слова, в ответ же получил какие-то нечленораздельные громкие возгласы, лишь отдаленно напоминавшие человеческую речь. Однако великанша, несмотря на то, что каждая черта в ней казалась чем-то грубым и неотесанным, была на удивление добродушной, и в обращении со мной явно старалась использовать всю свою грацию. Не знаю, с чем это было связано — толи она узнавала во мне Ида Буррого, толи я ей просто понравился, да и плевать-то в сущности на причины ее расположенности, ибо для радости в данном случае достаточно осознания того, что она не сожрала меня, как только заметила мое приближение — настолько эта особа походила на некоего всеядного монстра.

— Знакомься Ид, это моя спутница, Виктория, — сказала Ева, как только я подсел за столик.

— Очень рад знакомству, Виктория. — с чрезмерной вежливостью ответил я.

— Она мои глаза, Ид. Без нее я вряд ли бы могла путешествовать. Она единственная из числа всех моих знакомых, кто отважился покинуть Зону 15.2, чтобы сопровождать меня. Кстати, Виктория является дочерью главы Департамента нормализации рабочего процесса.

— Папа мой был не рад, когда отпускал меня, но я сумела рассказать ему много хорошего. — вставил этот Пантагрюэль в юбке, и я задумался о том, что среди полноценных тоже рождаются уроды. Наверное будет справедливо, если рано или поздно среди уродов родится полноценный.