— Боги благоволят тебе, благоволят… — захрипела старуха, загрохотал клокотом вороньим голос её в ушах, — сила твоя, как искра, высеченная от камня и кремня, пламя, что даёт громовая стрела. Тело твоё — камень, мечи и стрелы не пробьют. Но придёт время, и станешь выбирать, и от выбора этого зависеть будет многое — всё, что дано тебе было — разрушится, или приобретёшь ещё большее.

— О чём ты говоришь, Бар, разве я не потомок Тенгри-хана? Не внук ему? Не воплощение его в яви? Какую он плату с меня взять может?

— Ты всё не так понял, Тамир, сын Ибайзара. Придёт время и поймёшь...

Тамир вздрогнул и проснулся. Тишина накрыла его плотным полотном. Но где-то ещё в сознании бились бубны, и эхом отдавался гулкий голос шаманки. И вопрос его в пустоту…

Уставившись в потолок шатра, Тамир задышал ровно и спокойно. Конечно, помнил он об этих словах, брошенных старой вороной. Надо же привидеться такому… Сном это не назовёшь, потому что Тамир не сомкнул глаз полночи, и когда только забрезжил над лесистыми холмами рассвет, Тамир не заметил, как всё же его сморило, всего на миг. И камлание шаманки Бар тогда, перед тем как идти в кочевье, напророчило Тамиру многое. Да он не взял сильно в голову слова её, разозлившись, что только запутала старая вещунья.

Тамир поднялся на смятых шкурах, на которых нынешней ночью спал один. Не взял Огнедару, которая просила его взглядом остаться с ним. Вспомнил тут же о пустельге, что прилетела — и надо же так случится — в самые его руки.

Тамир запустил пальцы в волосы, вспоминая её глаза золотисто-зелёные напуганные, и смелую твёрдость в её чертах, и мягкие губы, от которых взгляд оторвать невозможно. Подарок ли Тенгри или проверить великий хочет его, испытать желает в его твёрдости? Как узнать?

Тамир застыл, а потом резко вскочил с лежанки, схватив кафтан, вспоминая о том, что наказал Итлару отправить в детинец посыльного. Даже подвязывать кушак не стал, вышел из-за полога, вдыхая туманный влажный воздух, напоенный травами разными, от которых ударило в голову бодростью ощутимой.

— Доброе утро, хан, — сказал, сонно зевнув в кулак Итлар, приблизившись к шатру, едва Тамир показался на улице.

А по груди Тамира словно обод колеса промял — Итлар, верно, уже исполнил веление его. Выдохнул рвано. Может, всё так и нужно? Тамир зачерпнул в ладони гость ледяной воды из ушата, в лицо плеснул.

— Понравилась тебе она? — Тамир снова плеснул горсть, обмыв шею. — Если понравилась — не возвращай.

Тамир выпрямился, повернувшись к другу, сдёргивая с жерди полотно.

— С чего ты взял это?

— Как ты глазами её поедал — с этого.

— Она дочка воеводы, князева племянница.

— А ты сын Ибайзара Кагана.

Тамир глянул на всё больше светлеющее небо поверх головы Итлара. Обтёршись полотном, бросил его в лицо Итлара, чтобы смолк он наконец. Развернулся идти к батырам, что уж давно поднялись, в путь готовясь, душа в груди всё больше разливавшееся раздражение.

— И что же, отдашь этому старику? — бросил вслед. И не угомонится ведь.

Тамир сделал шаг, ещё один и остановился. Перед глазами огненные круги. Слова Итлара запоздало кольями вонзились в спину. Представил, как она с Ведозаром останется, ревность колючкой степной горло стянула. Тамир сжал челюсти, поиграв желваками, посмотрел в сторону шатров. С завившихся от влаги волос всё ещё стекала вода, обжигая кожу за воротом холодными каплями. Итлар удовлетворённо сложил руки на груди, встав широко, по-хозяйски, чувствуя себя уверенно.

— Возврати посыльного, — вырвалось само, хоть Тамир понимал, чем это всё может окончиться. Только отдавать — как не хотел считать, что Итлар прав — ни за что не желает.

Итлар нахмурился, почесав бровь ногтем.

— Так я... его ещё и не посылал.

Тамир терпеливо набрал в грудь воздуха. А потом сжал кулаки — захлестнула буря гнева. Да только злиться на самого себя должен.

— Коня у тебя забираю, пешком пойдёшь позади обоза.

Итлар только руки развёл, кажется, ничуть не расстроившись.

— Спасибо мне потом скажешь. Двух коней ещё подаришь. — Тамир посмотрел на него так, что хазарин закрыл рот. — Всё. Больше ни слова.

Что взять с него? Всё сходит, как с гуся вода. Тамир, больше не медля, направился вглубь оживавшего в утренней суете лагеря, подумав немного, повернул к шатру, где ночевала упрямая смелая птичка.

Глава 50

Лошадей уже взнуздывали к дороге, помалу навьючивая грузом.

— Собирай людей, Нагнай, выдвигаться пора, — бросил Тамир тудуну на ходу, поворачивая к шатру женскому.

— Ты за полянкой той? — остановил Нагнай. — Ушла она.

Тамир резко повернулся к тудуну.

— Что?

— Мы её держать не стали, ты же сам сказал, чтобы назад возвращалась. Вот и пускай уходит.

По горлу Тамира прокатился ком, он смерил тудуна жёстким взглядом. Уж не приложил ли он к тому усилий, чтобы она лагерь его так просто покинула, когда ещё вчера рвалась так отчаянно с ним уйти? Тамир шагнул к Нагнаю, но вышел из-за повозки Сыгнак. Нагнай смотрел прямо и спокойно, Тамир отступил и пошёл дальше быстрым шагом. Ворвался вихрем в шатёр, вспугнув Миронегу, что спросонья перепугалась, гулко вскрикнув, натягивая на себя шкуры. Взгляд Тамира метнулся по лежанкам. Вейи не было, как и Огнедары.

— Где она?

— Что? — не вразумила его вопроса.

Тамир в два шага оказался возле лежанок, сдёрнул шкуры, убеждаясь, что пустые они.

— Где Унэг, спрашиваю?

— Не знаю, хазарич, ночь не ночевала она в шатре, — протараторила, ещё больше пугаясь, слова комкая, сбиваясь.

Тамир швырнул шкуры обратно, развернулся, вылетел из шатра. Забрав одного коня, поднялся рывком в седло, натягивая повод. Нагнай только посмотрел на него хмуро, но говорить ничего не стал. Тамир её не для того оставлял, чтобы уходила без его разрешения.

— В какую сторону пошла? — повернулся к тудуну, требуя ответа.

Тот указал в сторону, противоположную детинцу. Тамир гаркнул, ударив несильно пятками коня, пуская его в сторону раскинувшегося, как ладони, Тенгри луга.

Утро снова выдалось туманным, а потому тяжело различить вдалеке даже деревья, не то чтобы увидеть девичью фигуру. Лагерь остался уж далеко позади. Тамир пустил вороного ровным шагом, оглядывая перекаты холмов и росшие небольшими плешинами лески. И казалось, этот туман холодный осел в груди разочарованием стылым — не найдёт. Верно, через чащобу решила пойти, а если так, то уже не найдут. Внутри вскипело всё, варом обожгло — найдёт, иначе он не потомок Тенгри-хана! Покружив на месте, Тамир, на чутьё одно полагаясь, рванул в сторону осинника густого, и едва только к краю подобрался, как увидев след примятой высокой травы. В рёбра гулко толкнулось, разгоняя по телу жар. Проехав ещё чуть вперёд, пустил коня быстрее, нагоняя беглянку.

Вейя обернулась и на удивление в лес не побежала, чтобы скорее скрыться от преследователя. Застыла, когда Тамир поравнялся с ней. Он объехал, перегораживая путь. Натянул в кулаке поводья. Смотрел на неё свысока, как сжимает пальцами накидку, волнуется. И утонуть можно было в озёрах туманных её глаз. Его ли это пустельга или дух какой неведомый, что живёт в этих краях, голову туманит красотой своей заблудших путников? Но это была Вейя, он пронаблюдал, как ложится на щёки румянец неровный, как поджимает губы, стараясь казаться твёрже. В смелости её он уже успел убедиться. И всё же удивление вкрадывалось в её взгляд и растерянность неловкая одновременно, верно, оттого что Тамир нагнал её, всё же уйти так легко не позволив.

— Дорога в детинец, кажется, в другой стороне, — сказал он, удерживая жеребца, что разгорячённый дорогой и воздухом холодным гарцевал под ним в нетерпении дальше пуститься. — Я этих мест не знаю, но поблизости в этой стороне ведь нет ни одной избы.

— В Каручай мне пути нет, — ответила Вейя, чуть поёжившись.

— Кто позволял тебе уйти из моего лагеря? — свёл брови Тамир. — Или думаешь, что легко можно прийти и так же легко уйти, как птица перелётная?