Воины разбили костры быстро и уже вешали котлы готовить снедь вечернюю. Потянулся дым по утопавшим в тёплом воздухе холмам. Слишком шумно стало, гомонили так, что в окрест слышно. Староста Белояр всё же прислал своего посыльного. Видимо, уже слух до крайних весей дошёл, зачем войско хазарские явилось в поляновские земли. Всё же весь эта обширная, много дорог здесь расходятся в разные стороны, поэтому народ здесь боязливый, никому не было доверия. А малые деревеньки — Тамир уже убедился — вовсе сторонились чужаков. Нос за ворота не казали. Потому Тамир слегка удивился, когда в его шатёр вошли стражи, сопровождая того полянина, что пришёл от Белояра.

Взгляд полянича цепкий, наглый, осматривал майхан так, будто дома у себя.

— Говори, — разрешил.

— Старейшина к себе просит к столу общему в знак мира, что завязался между нашими землями, — говорил правильные слова, да всё равно через зубы.

Тамир поднялся со своего места, и весечан приосанился, да кривить губы сразу перестал под острым взором хазарича, сознавая, наконец, где он и кто перед ним. Забегали серые глаза по сторонам, озираясь на воинов. Но всё же взял себя в руки, застыл, ожидая ответа. Теперь не волком злым виделся, а псом дворовым жалким.

— Неужели у старосты больше посыльных не нашлось, кроме как слать того, кто скалится и смотрит непочтительно? — проговорил Тамир вкрадчиво, чтобы тот каждое слово понял. — Передай, что почтение своё не окажу его дому. — Посыльный молчал, упирая в хазарича отупелый взгляд. — Иди, — Тамир знак подал винам, чтобы вывели его.

Полянич пожевал губами, но попятился к выходу, давя воинов презрительностью своей нескрываемой исподлобья. Полог вдруг приоткрылся и — Тамир вовсе не ожидал — вошла Миронега. Девка, охнув от неожиданности, так и застыла.

Лицо полянича мгновенно злоба перекосила, когда узнал он её. Тамир метнул взгляд на стража, ярясь, что не оставили никого снаружи, позволяя пройти девке бестолковой без позволения.

— Ты? — процедил полянич, а она уклонилась, лицо пряча. Да не успела — увесистая пощёчина легла на щёку тяжестью пудовой, что та, если бы не Батар, отлетела бы в другой конец майхана. — Потаскуха! — замахнулся кулаком. — Убью.

— Нет, Верлог! — вскрикнула полянка, закрываясь.

Тамир выдернул нож из-за пояса так быстро, что полянич и не успел повернуться, Тамир рванул его за шиворот на себя, к горлу лезвия приставил. Тот застыл, когда в глотку упёрлась холодная сталь, ощутимо надрезая кожу.

— Это я тебя убью, пёс, на лоскуты порежу.

Кровь из пореза полилась густо за ворот, окрашивая тканину. Полянин сглотнул, по скуле прошлась судорога, он сощурил глаза зло.

— Прошу! Прошу милуй его, — взвилась Миронега, очнувшись будто только. — Верлог я сама, сама осталась! — вскликнула и завыла тихо в плаче.

— Слышал, что девка твоя сказала? Не хочет с тобой, ты понял это? — цедил гневно слова.

Полянич повернул голову, озираясь бешеным ошалелым взглядом, лицо его перекосило, с глаза всё больше марь сходила, и теперь страх появился в них за свою шкуру, и от лихости следа теперь не осталось.

— Живи, пёс, на третий раз, если встретишься мне на пути — голову отсеку.

Тамир убрал нож, пихнув полянина, его тут же скрутили и поволокли прочь.

Глава 54

— Батар, подожди, — остановил он ближника, который уже подхватил девку, чтобы увести.

Тамир воткнул окровавленный нож в деревянную ось, приблизился к ним, смотря в замутнённые слезами покрасневшие глаза Миронеги. След на щеке от пятерни заметно багровел — крепко приложился.

— Кто позволял тебе врываться в шатёр?

— Прости, прости, каган, — дрожащим голосом забормотала сбивчиво она, — не знала, прости, никого не было, вот и вошла.

Тамир на Батара глянул. А тот негодующе качнул головой, мол, недоглядел. В самом деле, не наказывать же её, как дитя неразумное, сующее нос куда не надо. И как сошёл первый пыл, выдохнул — ведь не просто так здесь оказалась.

— Зачем пришла?

Девка дёрнулась, да крепкие медвежьи руки Батара не позволили. Тамир кивнул, чтобы выпустил её. Миронега на колени перед хазаричем бросилась, зарыдала.

— Просить тебя хочу, чтобы с тобой уйти, не гони, каган, не гони, буду в услужении, коли хочешь! Только не гони!

— Или подстилкой для воинов моих, — оборвал он её сумасбродство.

Миронега смолкла резко, казалось, воздух застрял в горле, а потом накрыла лицо ладонями, вздрогнули её плечи в немом рыдании. Никогда Тамира так не выводили бабские слёзы, как сейчас. Стерпеть невозможно. Он смотрел на неё спокойно, но всё же дёргались напряжённо желваки, а внутри пламенела ярость.

— Если бы не лезла, куда тебе не место, может, и осталось бы, — гаркнул на неё, чтоб затихла.

И что за напасть такая испытывает его терпение? Не переговоры ведёт, за которыми приехала, а с юбками бабскими возится, слёзы на их смотрит, будто других забот у него нет.

— Позор мне, не жить, утоплюсь в реке, если прогонишь.

— Батар, позови Итлара, — пора было решать с этим что-то.

Тот кивнул и вышел быстро, оставляя девку сидеть на полу. Тамир оглядывал её и думал о другой, что осталась в майхане одна сейчас. И только тут понял, как сдерживает себя всеми силами, чтобы к ней не приближаться, к пустельге, рядом с которой терял покой. Себя терял. И одному Тенгри известно, что сделает, если рядом и также близко окажется.

Батар вернулся быстро. Итлар чуть удивлённо на полянку посмотрел, вопрошая.

— По нраву тебе эта полянка, Итлар? — спросил намеренно по-руси, чтобы девка подняла, что её ждёт. Другого Тамир для неё и не мог сейчас дать — или она принадлежит одному, или всем.

Друг в недоумении глаза выпучил, глянув вниз. Миронега повернула голову, оглядывая молодого воина, затихла вовсе. Молчала — согласна была сейчас на всё.

Итлар кивнул, от щедрого такого подарка не отказываясь.

— Бери тогда.

Глава 55

Тамир смотрел на Миронегу, та поднялась с пола, пригибая голову.

— Спасибо, — прошептала одними губами.

— Старайся так, чтобы ты ему не опостылела, а если по нраву придёшься, станешь первой его хатан.

Миронега заморгала рассеянно.

— Иди, — отпустил Тамир.

Опуская взгляд, очнувшись, пошла из майхана. Батар проводил её тяжёлым взглядом.

— Так что, пойдёшь к старосте? — спросил Итлар, подбоченившись, явно оставаясь довольным таким исходом. — Нехорошо отказываться, почтение нужно проявить должное.

Тамир вернулся к лежанке, выдернув нож из дерева, вернул в ножны.

— Они не шибко его оказывают.

Итлар ещё не знал, что здесь только что произошло. Никуда не хотелось идти, даже к костру, а заглянуть к своей птичке — слаще желания и не было. Думал, что передумает она, где-нибудь останется по пути в какой-нибудь веси, но нет. Упёртая. И это нравилось Тамиру.

Переговорил с ближниками о том, чтобы дозор выставить — кто знает, что ещё можно ждать от ревнивцев здешних:  и добро подпалить могут, и коней потравить в отместку, а каждая на счету. Лошадь ещё можно в любой веси купить, а вот укрытие надёжное — нигде не возьмёшь. Тамир остался в майхане, порываясь много раз позвать к себе пустельгу. Только что сказать ей? Как же увидеть её хотел, услышать голос нежный, ровный, как слова выговаривает на своём языке, и как льются из её уст сладко — слушал бы всю ночь. Тамир опрокинулся на постель, и не хотелось выходить, даже есть не хотелось. С мыслями о ней расставаться ни на миг. Глянул в дымник. Клочок неба холодный виднелся в нём, далёкий, как сейчас пустельга, так близко и далеко одновременно. Тамир улыбнулся, давя в себе желание шальное самому к ней отправиться. Но пугать её не хотел, а хотел чтоб осталась сама.

Слушая, как всё шумней становится в лагере и глуше вечер, закрыл глаза. Скромная птичка. Не выдержит вот так перекочёвывать с места на место, назад попросится, и почему-то от этой мысли кровь в жилах застывала на миг. Тамир приподнялся, стянув с себя кафтан и сапоги, вновь раскинулся на шкурах удобнее, в мысли топкие всё больше погружался и не заметил, как уснул.