— Я не хочу тебя обидеть, так говорят, — сказала, перестав мерить взглядом испытывающим, выпрямилась.

— И кто же говорит? — спросила в свою очередь Вейя. И в самом деле, интересно — кто мог передать такое? Или дочка тархана решила сама всё выдумать?

Алтан улыбнулась коротко и опустила взгляд на руки Вейи, так и сжимавшие мягкую ткань, хмыкнула небрежно чему-то, вернула взгляд.

— Если не рабыня, то кто? Украшений должных на тебе нет, что могли выделять тебя от других.

— Да уж чем-то выделяюсь, раз ты сразу ко мне подошла? — отразила её неучтивость Вейя, ощущая, как внутри жар негодования разливался всё больше.

Алтан фыркнула громче, блеснул в глазах холодок, хоть губы по-прежнему в улыбке растянуты. Она отвернулась от Вейи, будто потеряла к ней в один миг всякий интерес, пошла неторопливым шагом по жилищу, осматривая всё, явно показывая, кто тут хозяйка, дочка тархана.

Вейя в немом вопросе глянула на Огнедару, а та чуть брови нахмурила, плечом пожала, мол, пусть ходит, и внимание на то не стоит обращать. Обойдя по кругу, рассматривая чужие вещи, касаясь их скользь, хазаринка вернулась к костру и снова перед Вейей встала, будто другие её мало трогали. Вейя, вновь сохраняя терпение, подняла на неё взгляд, а та прилипла к ней, как паутина — и чего хочет? Переглядки длились, казалось, вечность целую, но и Вейя не собиралась отступать, позволить подвинуть себя. Пусть и чужачка для них, но Вейя вперёд неё родилась, чтобы уступать. Алтан хмыкнула только под нос и, отлепив взгляд, вздёрнув подбородок, пошла к двери. Рядом послышался облегчённый выдох Миронеги, когда хазаринка всё же вышла.

Огнедара качнула головой и поднялась со своего места.

— Алтан своенравная девица, тархан пытался предлагать свою дочь одному из сыновей кагана Ибайзару в жёны.

Вот как? Вейя даже брови удивлённо приподняла, откуда могла Огнедара знать это? Да и то, что у Тамира могли быть браться, даже не задумывалась. А Огнедаре ведомо многое — она почти всю степь объехала, много видела и слышала, вон и речь уже помалу разбирает и говорить сама может. Вейя выдохнула и только тут поняла, что устала сильно. Оно немудрено, после дороги долгой, после ночи бессонной… Скинув одёжу и расчесав волосы, слушая, как шелестит огонь, хоть внутри уже и душно даже было — тепло до самого утра держаться будет — забралась под одеяло стёганное из овечьей шкурки — тонкое, но тёплое. Миронега оставалась всё возле очага, что-то плела из нарезанной тонкими полосками кожи. Огнедара прибралась в жилище, вышла куда-то ненадолго, вернувшись, тоже ко сну начала готовиться. Вейя отвернулась к стене, завешенной кошмой, закрыла глаза, едва только подумала, что Тамир, верно, уже далеко от селения уехал, и какими же долгими будут дни ожидания. Сердце застучало размеренно, жарко, стоило только представить его на своем коне, устремившего к окоёму острый прищур под сведёнными резкими бровями, рассекающий даль. Горячая дрожь пробежалась по спине и горлу. Пережить бы эти дни.

Вейя так и уснула, утонув в тёплом обволакивающем мареве, что приняло её, как заботливая мать, при мысли о кагане, который надежду ей дал.

***

Поутру встала на удивление бодро, даже легко, слыша возню Миронеги возле очага и молчание Огнедары, которое давило больше любых звуков — Вейя её кожей чувствовала. Уж как не переживай, как бы ни натянулось до хруста тетивой напряжение между ними, а хлопоты всё же затянули, ко всему на окраине степи в чужих местах нужно ещё привыкнуть. Потому Вейя поначалу и не выходила, разве только совсем уж по нужде разной, да и за водой ходить не одной Миронеге и Огнедаре, хоть Вейя тоже без дела не сидела: то снедь готовила, то посудины мыла, то стирала, то вновь бралась за меха, теперь уже принимаясь шить тёплую одёжу, которая вскоре сгодится — холода уж близко. Да много ли в стенах просидишь?

Три дня уж к ряду прошли как один день. Разошлись облака, и сырость выветрило мигом, дни по-прежнему жаркими стали, как в Перунов день, что даже не разжигали на ночь очага, чтобы натопить жилище. Вейя потихоньку и выходить стала, только и провожал каждый раз взор внимательный цепкий Тугуркана. Вейе и неловко было перед ним: из-за неё батыр, которому велел Тамир остаться, маялся в селении, когда славу себе наживали где-то на границе земель остальные, но строго по чести выполнял наказ кагана, достойным его считая. Видимо, так оно и было. Вейе не понять пока ещё многого, хоть тот уклад, что царил у степняков, всё же чем-то схожим был с родными устоями. Вейя всё же сторонилась местных, хотя они как будто потеряли интерес к полянкам, особо уже не глазели, свыкшись с такими соседями. Стало быть, им не по первой так, ведь почти Полесье рядом: верно, часто приходилось с теми пересекаться где на дорогах. Оттого и Алтан знала язык руси — неспроста. Её Вейя видела частенько, как только подряжалась за водой идти к реке. Но та благо хоть больше не приходила — и то ладно, видимо, от Барайшира, отца своего, выговор получила — по-другому и не могло быть, судя по той наглости, которую хазаринка показала. Другое дело жена тархана — Цэрэн, женщина приветливая, всегда с улыбкой встречала Вейю тёплой, почти родительской, и Вейя верила ей — дочка, видимо, не в неё пошла. Самому тархану, мужу в летах суровому и строгому, сильному, словно дуб, как и полагается старшему, не до полянок было. Ведь за всем нужно приглядеть в аиле, особенно за своими сыновьями, которые так и норовили помочь девушкам в чём: то воды донести, то дрова нарубленные стаскивали охапками, что уже у жилища целой горой скопились. Даже Тугуркан уже бурчал себе под нос — впору отгонять метлой от порога. Смех да и только. Только по вечерам, когда заботы отходили, вновь накатывала тяжесть, ложилась на грудь глыбой холодной предчувствия чего-то нового, оттого и пугающего, покоя не давая, что Вейю лихорадило и морозило. Грядущая зима страшила. Чем она обернётся для Вейи? Получит ли весточку об отце, а о том, что в Годуч вернётся, и думать не приходилось.

Следующим утром не успела Вейя пробудиться, влетела Миронега, едва ли о порог не споткнувшись — и где только носила в такую рань? Глазами-лукошками уставилась на Вейю.

— Ты чего такая всполошённая, Миронега? — поднялась Огнедара в одной рубахе ещё, руку опустив с гребнем.

— Там… — запинаясь пробормотала глухо она, — там, кажется, отряд княжеский прибыл из Каручая.

Глава 71

Шатёр Барайшира был просторный. Тархан встречал, как подобало — угощая щедрыми яствами. Да всё равно смотрел с невеликим доверием — как ни дружись, а всё равно коли что — расчехлятся ножи, только глазом моргни. С напряжением смотрели и его сыновья.

— Так понимаю, не нагнать мне Тамира, — Далебор взял ковш резной с каким-то пахучим отваром, отпил: на вкус терпкий и пряный, похоже на сбитень, если бы чуток мёда добавить. О том, что хочет нагнать кагана, конечно, Далебору пришлось выдумать и уж тем более про беглянку ни словом не упомянуть.

— Передохнуть всё же нужно, под ливень попали, коней, поди, тоже истерзали.

А задержался он надолго, уже окоём посветлел давно. Далебор вёл разговор с местным старостой да смотрел по сторонам, пытаясь что приметить. Вейю спрятали, и ему, конечно, не узнать о ней ничего, и открыться не мог, что за дочкой воеводы он прибыл — спугнёт ещё больше. А то, что Вейя была здесь, Далебор нутром чуял. Оглядывал хазарок, что заходили в жилище, внося кушанье разное. Старшая жена тархана и младшая — девка низенькая с покатыми бёдрами, с косами угольно чёрными — так и бросала на чужака острый, как лезвие, взгляд, что Далебор едва не шипел — так полосовала. И видно, что не замужем, раз под крылом отца ещё до сих пор. И злость брала, что разговор помалу о пустом уже перемалывался, и пора было уже собираться, чтобы подозрений лишних не вызвать. Где-то поблизости встать да следить за аилом, но только всё равно долго не сможет околачиваться в степи — он в своём отряде нужен, а не девку выслеживать. Вейя, будь она неладна. Но от своего не отступится, себе её вернёт. Тогда уж точно его станет, как только доберётся.