— Подумайте только, мисс Прайс, — увлеченно продолжала Кэри, — сколько у вас найдется общих тем для бесед! Ведь вы еще даже не успели поговорить толком!

Мисс Прайс нахмурилась.

— Да-а, — протянула она неуверенно.

— Вам выпала редкая возможность, — заметил Чарлз. Мисс Прайс обернулась и вдруг присела на краешек кровати.

— Пожалуй, нам лучше объясниться начистоту, — заявила она решительно. — Он может остаться лишь при одном условии.

— При каком? — в один голос выпалили брат и сестра.

Кончик носа мисс Прайс сильно покраснел.

— Необходимо убедить его хорошенько вымыться и постричься.

— О, я уверена, что он это охотно сделает, — заявила Кэри.

— А одежду надо отнести в химчистку.

— Но в чем же он будет ходить все это время?

Мисс Прайс задумалась.

— У меня остался старый норфолкский костюм моего отца… и… да, пожалуй, еще что-нибудь отыщется.

Чарлз один отправился к шелковице уговаривать Эмелиуса. Их голоса проникали в дом через распахнутое окно. Мальчик что-то монотонно бубнил, а Эмелиус взволнованно возражал ему. Разговор затягивался. Несколько раз он ненадолго обрывался. Кэри зажмурилась и скрестила пальцы, она догадывалась, что переговоры шли не совсем гладко. Наконец, девочка разглядела сквозь пелену листвы, что Эмелиус встал и собеседники направились к дому. Кэри отступила в глубь комнаты, но перед этим она расслышала, как Эмелиус предпринял последнюю попытку:

— Что ж, пусть будет так, — пробормотал он, — если таков здешний обычай, только мой дядя от этого заболел лихорадкой и умер.

Приготовление ванны для Эмелиуса превратилось в своеобразную церемонию. Мисс Прайс приготовила пушистое мягкое полотенце и отыскала кимоно с вышитыми на спине цветущими ветками. Кэри отрегулировала воду, чтобы она была не горячей, а лишь приятно теплой, и бросила в ванну щепотку ароматических солей. Девочка расстелила ванный коврик и закрыла окно. Эмелиуса проводили в ванную, Чарлз растолковал ему, как пользоваться водопроводом, и попросил выложить одежду за дверь.

Эмелиус мылся долго. От волнения дети не могли усидеть на месте и бродили по дому, как будто наверху свершалась ответственная операция.

Немного погодя они услышали, как Эмелиус открывает краны и, перекрикивая шум воды, слегка фальшивя, напевает какую-то песенку в духе Шекспира.

— Похоже, что ему нравится, — облегченно вздохнул Чарлз.

После ванны Эмелиус словно помолодел лет на десять. В норфолкском костюме была старомодная добротность, он пришелся гостю как раз впору. Кэри догадалась, что отец мисс Прайс был таким же худым и угловатым, как его дочь. Может быть, туфли с пряжками и были немного не к месту, но общее впечатление складывалось приятное. Эмелиус выглядел весьма романтично. «Словно какой-нибудь поэт из Оксфорда», — заметил Чарлз.

Мисс Прайс критически осмотрела гостя и, казалось, осталась довольна. При помощи расчески и маникюрных ножниц она слегка подровняла Эмелиусу волосы. «Вот так получше, — заявила она с гордостью. — А теперь покажите-ка мне свои ногти…»

Эмелиус покорно позволял вертеть собой как угодно, терпел, когда ему повязывали галстук и поправляли воротник, тем самым он выказывал почтение искусному мастеру — той, которая всегда знает, как лучше.

Решено было пить чай на природе и заодно провести Эмелиуса лугами к Пеппериндж Ай. Все с радостью отправились на прогулку. Даже мисс Прайс, казалось, была тронута тем, как Эмелиус восторженно называл им каждый лес и поле, встречавшиеся на пути. Мало что изменилось. Раш Филдз, Стамметс, Канкерху — так их называли и в его время. Блоудич звался прежде Бладидич, в память о прошедших битвах, но Фар Вуд так и остался Фар Вуд и был, как заметила Кэри, все также далек. Эмелиус не смог отыскать дом своего отца в Пеппериндж Ай. Он решил, что дом находился там, где теперь стоял дом священника. Они уговорили его зайти на кладбище, вдруг Эмелиус был там похоронен. Но они не нашли его могилы, зато Эмелиус отыскал могилу своей тети — Сары Энн Хобдэй — и, соскребя мох с почти стершегося могильного камня, к своему изумлению, обнаружил, что умерла она 27 августа 1666 года — в тот самый день (неужели это было вчера?), когда дети переступили порог его дома.

— Ах, боже! — с сочувствием воскликнула мисс Прайс, — Мне очень жаль. Может быть, нам лучше вернуться домой?

— Не-е, — угрюмо протянул Эмелиус, — Харон поджидает каждого. Лучше жить хорошо, чем долго. Я не видел ее с детства… — он вздохнул. — Все имеет свои темные стороны.

— И светлые тоже, — подхватил Чарлз.

Мисс Прайс резко обернулась:

— Что ты имеешь в виду?

— Он имеет в виду наследство, — пояснила Кэри. — Давайте пойдем поглядим на его дом.

— Ну что ж… — неуверенно проговорила мисс Прайс.

— Я хочу сказать, раз уж мы поблизости. Зачем возвращаться домой в плохом настроении. Может, Эмелиус немного развеется, ведь теперь это его дом, — поспешно добавила девочка.

— Думаете, он сохранился? — засомневался Эмелиус. Мисс Прайс задумалась.

— А почему бы и нет? — она обернулась к Эмелиусу. — Вы помните дорогу?

Ну конечно, он отлично помнил дорогу: вдоль по Тинкер Лейн. Теперь она превратилась в проселочную тропинку, исчезавшую на ферме. «Посторонним вход воспрещен», — гласила табличка на воротах. Навстречу им с лаем выскочил огромный черный пес.

— Ничего страшного, — успокоил всех Эмелиус, беря инициативу в свои руки. Он отвел их назад к дороге и, обойдя фермерские постройки, провел полями и рощей к подножию холма. Мисс Прайс слегка разволновалась и растерялась — лазание через изгороди не было ее сильной стороной.

— А вы уверены, что мы не встретим там быка? — с опаской поинтересовалась она, взбираясь на верхнюю перекладину изгороди.

Наконец они снова выбрались на тропинку, едва различимую в траве. Изгороди остались позади, они стояли у подножия холма. Отложения известняка, поросшие колокольчиками, редкие группки берез, от свежего ветра захватывало дух. Они взобрались на холм, и перед ними открылся великолепный вид. Кэри нашла окаменелость, а мисс Прайс потеряла перчатку.

Пока дети искали пропажу, Эмелиус ушел вперед, внезапно он свернул за угол и как сквозь землю провалился. Когда они отыскали его, чернокнижник стоял по колено в зарослях ежевики, под которыми можно было различить остатки каменной кладки. Камни, скрытые порослью бузины и оплетенные жимолостью, вполне могли; быть развалинами дома, подумала Кэри, оглядываясь кругом. Слезы разочарования навернулись ей на глаза.

— А дом в самом деле стоял здесь? — спросила девочка, втайне надеясь на ошибку.

— Ну конечно! — заверил ее Эмелиус. Он был скорее взволнован, чем подавлен, словно развалины были доказательством его перелета через века. Колдун волновался как мальчишка. Эмелиус протянул руку мисс Прайс и помог ей спуститься. Он усадил ее отдохнуть на обломок стены, а сам тем временем, осторожно перескакивая с камня на камень, объяснял ей расположение комнат.

— Вот здесь была гостиная, здесь — сыроварня, а здесь, — воскликнул он, спрыгивая в узкую ложбину, — был садик, где тетя выращивала душистые травы.

Эмелиус смел щебень с плоских камней:

— А вот и ступени в подвал! — Он показал, где рос яблоневый сад и где был хлев. — Это был прехорошенький аккуратный домик, — приговаривал он с гордостью. — И я был единственным наследником.

Когда они вернулись на шоссе, случилось странное происшествие: Эмелиус вдруг пропал! Вот только что он шел за ними, а теперь его и след простыл. Мисс Прайс остановила автомобиль доктора Ламонда и спросила у него, не встречал ли он на дороге молодого человека, и описала Эмелиуса.

— Видел, — ответил доктор, — когда я сворачивал, он шел за вами, а затем вдруг метнулся в поле.

Они отыскали Эмелиуса у изгороди, некромант был бледен как полотно и дрожал: он так испугался автомобиля, что, поддавшись панике от встречи с таким чудищем, забыл о приличиях. Мисс Прайс не сразу удалось успокоить его. Когда немного погодя мимо них промчался почтовый фургон, Эмелиус мужественно устоял на месте, лишь задрожал как осиновый лист, и на лбу его выступила испарина. На обратном пути он не проронил ни слова.