— Полагаю, что я, как обычно, мешаю вам беседовать.
— Так оно и есть, — отвечает Хуан. — У меня в голове не укладывается, как ты переметнулась в другой лагерь. Помню, какой суровой и надменной ты была совсем недавно.
— Я играла свою роль и просто выполняла приказы.
Мне не нравится их враждебный тон, и я решаю вмешаться:
— Вы еще узнаете друг друга. Нам предстоят большие перемены, когда каждый должен будет проявить свою истинную натуру.
Мы высаживаемся на берег во время шторма. Каэлина уходит, даже не попрощавшись. В этот миг она думает только о том, как выжить. Я поднимаюсь к Дому. Цезарь 3 ждет меня у двери. Я промок насквозь.
— В Доме объявлен траур, — говорит он с порога. — Вчера вечером умер Юпитер почти одновременно с Ремом. Ромул приказал хранить суточное молчание, начиная с шести часов утра. Поэтому я попрошу тебя доложить мне обо всем сразу.
Я сообщаю ему о планах Иеронима, он удовлетворенно кивает, но затем мрачнеет:
— Где Анна?
— Она осталась там: ей страшно.
— Что случилось?
— В парке района «Э» мы случайно столкнулись с женщиной, очень похожей на нее. Это так взволновало нас, что мы, не сговариваясь, решили проследовать за ней до самого ее дома. Анна решила, что отыскала свою семью. Я пытался отговорить ее, но она позвонила в дверь, и они пригласили ее войти. Она разыграла роль одноклассницы мальчика, а потом при первой же возможности скрылась.
— Если все так просто, чего же она боится?
— Она знает, что в Доме не верят в случайность.
— Мы еще поговорим об этом. После дня скорби состоится собрание Цезарей и командиров солдат. Ромул категорически настаивает на твоем присутствии, ну а пока иди спать.
Я принимаю душ, и пока я натягиваю пижаму, поворачивается ручка двери. Это Элегий. Он так торопится, что даже не тратит времени на приветствия:
— Мето, мы столкнулись с сопротивлением в рядах наших войск. Все солдаты поклялись Юпитеру и его сыновьям в верности до гроба. Тебе непременно нужно побеседовать с Ромулом. Если он твой друг, как ты нас заверил, уговори его помочь нам. Я раздобыл план, где указано местонахождение его комнаты. Как прошло задание?
Я рассказываю о нашей экспедиции в дом Марка-Аврелия и обо всех наших находках. Он в полном восторге:
— Марк-Аврелий у нас в руках, Мето!
После его ухода я залезаю в постель и тут же засыпаю.
Я сверяюсь с часами: уже почти полдень, но Дом словно вымер. Направляясь в кухню за едой, я поражаюсь тому, как все стараются соблюдать тишину. Солдаты даже подвязали к ботинкам войлочные подметки. Никаких ухмылок — люди предпочитают опускать голову. Сидя на углу стола, я съедаю краюху хлеба и кусок сыра, а затем возвращаюсь в свою комнату, чтобы написать Ромулу.
Дорогой Ромул,
Я только что узнал о Реме и о твоем отце. Я очень любил твоего брата. Наверное, тебе очень одиноко. Я готов тебе помочь, как и ты готов был помочь мне, когда я в тебе нуждался. Ты не должен считать себя виновным в его смерти — это был несчастный случай, и он сам согласился на поединок. Сегодня ты оплакиваешь своих близких, но завтра тебе придется заглянуть в будущее, ведь теперь ты в ответе за всех жителей острова. Многие ожидают перемен, и я верю в тебя. Зайди ко мне сегодня ночью, нам нужно об этом поговорить.
Твой друг Мето
Затем я отправляюсь на поиски его логова и замечаю у его двери двух солдат. Оставить письмо незаметно не получится. Я нерешительно приближаюсь, достаю записку и при помощи жестов, пытаюсь объяснить, что хочу засунуть ее под дверь. Постовые переглядываются, а затем один разрешает мне это сделать. Судя по пристальному взгляду другого, он меня знает, но я не могу вспомнить его, пока не услышу голос.
Я лежу на кровати, маясь бездельем, думаю о Каэлине и Октавии, и меня охватывает чувство глубокой тревоги. Что происходит в эту минуту у Рваных Ушей? По-прежнему ли безопасно в Промежутке? Я содрогаюсь при мысли о том, что мою подругу обнаружили. Время после обеда тянется долго. Меня подташнивает. Я стараюсь заснуть, но не могу. Тишина и бездействие наполняют меня страхом. Я направляюсь в контору и жестами спрашиваю у Цезаря 4, можно ли искупаться в море. Он разрешает.
На улице мне становится лучше, я разговариваю вслух сам с собой, с удовольствием слушая крики чаек и плеск волн о скалы. Я плаваю в мутной смеси из водорослей и песка. Наконец-то я могу свободно вздохнуть! Больше часа я сражаюсь с приливом, который отбрасывает меня к пляжу, затем в полном изнеможении ступаю ногами на песок и возвращаюсь, чтобы принять душ и переодеться. Я вынужден встретиться с членами группы «Э» за ужином, хотя их враждебность мне в тягость. Они передают друг другу листочки бумаги и карандаши. Это письменный «разговор»: размер букв зависит от важности сообщения. Они спрашивают, что я думаю о Ромуле, поставив в конце несколько вопросительных знаков, словно ожидая, что я отвечу: Он опасный человек! Безумец! Но я пишу: Он мой друг, зная наперед, что они сочтут это провокацией или оппортунизмом, хотя это чистая правда. Через меня больше не проходит ни одной бумажки, и я могу спокойно ужинать, думая о своих настоящих друзьях.
Я с нетерпением жду Ромула. Он приходит примерно в половине двенадцатого, очень уставший и слегка взвинченный:
— Что ты хотел мне сказать?
— Разве можно говорить вслух? Шести еще нет…
— Здесь я принимаю решения. Я слушаю тебя, Мето!
— Я хотел поговорить о завтрашнем собрании. Я уже давно размышляю о том, как лучше все здесь перестроить.
— Вот и хорошо, а я объявлю, что уезжаю с частью папиной кубышки, и пусть они сами выкручиваются. Я уже наломал достаточно дров, ты не находишь?
— Я понимаю твои чувства, но мне кажется, ты не можешь вот так взять все и бросить. Мы должны выработать совместный план. Нужно избежать кровопролитной борьбы за власть, которая может разразиться, когда освободится твое место.
— Что же ты предлагаешь?
— Попросить всех жителей острова выбрать для себя лучшее будущее. Затем каждый сможет либо подчиниться мнению большинства, либо покинуть остров.
— Ну раз ты так настаиваешь… Перед отъездом я могу назначить выборы. Спасибо, что замолвил за меня словечко сегодня утром. Теперь я знаю, что хотя бы ты был искренен. До завтра!
Мы рассаживаемся вокруг стола: четверо Цезарей, Квирин, Ахиллес, Ромул и я. Первым слово берет сын Юпитера:
— Я хочу объявить вам, что не собираюсь претендовать на власть. Я покину остров и передам бразды правления своему преемнику, как только он будет назначен. Я готов выслушать ваши предложения.
— Я думаю, — начинает Цезарь 1, — что следует продолжить дело вашего отца. Система работает отлаженно, повсюду царит порядок, островитяне живут в хороших условиях и…
Я бесцеремонно вмешиваюсь:
— Мы-то да, а вот…
— Ты не имеешь права перебивать меня, Мето! Кем ты себя возомнил? Да и вообще, что ты здесь, интересно, делаешь…
— Стоп! — рявкает Ромул. — Пока еще я здесь командую и желаю услышать мнение каждого. Продолжай, Мето.
— Многое необходимо изменить: нелегкую жизнь слуг, нелепые правила в Доме для малышей, жестокое обращение с солдатами…
— Я согласен с последним пунктом, — добавляет Квирин. — Следует отменить операции, которые доставляют столько страданий нашим юным рекрутам, но важно сохранить четкую субординацию между начальниками и подчиненными. Это закон природы.
— Совершенно верно, Квирин, — подтверждает Цезарь 1. — Нельзя нарушать равновесие всей системы.
— Мето, — спрашивает Ромул, — а что предложил бы ты?
— Разделение труда, всеобщее право участия в принятии решений, возвращение Рваных Ушей в лоно общества, открытие острова для жителей других территорий…