В палатке с намалеванной цифрой «3» было шумно. На полу двое мальчишек лет десяти, оба почти альбиносы, как и большинство родившихся в метро детей, играли со стреляными автоматными гильзами. Рядом с ними сидела маленькая девочка, которая смотрела на братьев округлившимися от любопытства глазами, но не решалась поучаствовать в игре. Опрятная женщина средних лет в переднике нарезала к обеду какую-то снедь. Здесь было уютно и как-то очень живо, в воздухе стоял вкусный домашний запах. — Антон вышел, присядьте, подождите, — радушно улыбнувшись, предложила женщина.
Мальчики сначала уставились на них настороженно, но потом один из них подошел к Артему. — У тебя гильзы есть? — спросил он, глядя на него исподлобья. — Олег, немедленно прекрати клянчить! — строго сказал женщина, не отрываясь от готовки.
К его удивлению, Мельник запустил руку в карман своих штанов, пошарил там, и извлек несколько необычных продолговатых гильз, явно не от Калашникова. Зажав их в кулаке и потряся им, как погремушкой, сталкер протянул сокровище мальчишке. У того немедленно зажглись глаза, но взять он их не отваживался. — Бери, бери! — сталкер подмигнул ему и ссыпал гильзы в протянутую детскую ладошку. — Все, теперь я побежу! Смотри, какие огромные — это будет спецназ! — радостно завопил мальчуган.
Присмотревшись, Артем увидел, что гильзы, в которые они играли, были выстроены в ровные ряды, и, видимо, изображали солдатиков. Он и сам так когда-то играл, но только ему повезло: у него были еще настоящие маленькие оловянные бойцы, пусть и из разных наборов.
Пока на полу разворачивалось сражение, в палатку вошел отец мальчишек — невысокий худой человек с жидкими русыми волосами. Увидев чужих, он молча кивнул им и, так и не промолвив ни слова, напряженно уставился на Мельника. — Папа, папа, ты нам еще гильз принес? У Олега теперь больше, ему длинных дали! — принялся теребить отца за штаны второй мальчик. — От начальства, — объяснил сталкер. — На дежурство с вами в туннели пойдем. Подкрепление, вроде. — Куда там еще подкрепление… — проворчал хозяин палатки, но черты его лица разгладились. — Антон меня зовут. Пообедаем только, и пойдем. Садитесь, — он указал на набитые мешки, которые заменяли в этом доме стулья.
Несмотря на сопротивление гостей, обоим досталось по дымящейся миске с незнакомыми Артему клубнями. Он вопросительно посмотрел на сталкера, но тот уверенно наколол кусок на вилку, отправил порцию в рот и начал жевать. На его каменном лице отразилось даже нечто похожее на удовольствие, и это придало Артему храбрости. На вкус клубни были совсем не похожи на грибы, были скорее сладковатыми и чуть жирными, а насыщение от них наступало уже через несколько минут. Сначала Артем хотел было спросить, что они едят, но потом подумал, что лучше уж ему этого не знать. Вкусно — и ладно. Держат же кое-где крысиный мозг за деликатес… — Пап, а можно я с тобой пойду, на дежурство? — съев только половину своей порции и размазав по краям остатки, спросил тот мальчишка, которому сталкер подарил гильзы. — Нет, Олег, ты же сам знаешь, — нахмурившись, ответил хозяин. — Олеженька! Какое еще дежурство? Что ты выдумываешь? Туда мальчиков не берут! — схватив сына за руку, запричитала женщина. — Мам, какой я тебе мальчик? — неловко оглядываясь на гостей и пытаясь говорить ниже, протянул Олег. — Даже и не думай! До истерики меня хочешь довести? — повысила голос мать. — Ну ладно, ладно… — пробормотал мальчишка.
Но как только через мгновение женщина отошла в другой конец палатки, чтобы достать еще что-то к столу, он дернул отца за рукав и громко прошептал: — Но ты же в прошлый раз брал меня… — Разговор окончен! — строго сказал тот. — Все равно… — последние слова Олег уже промычал себе под нос, так что было не разобрать.
Доев, хозяин встал из-за стола, отпер стоящий на полу железный ящик, достал оттуда старый армейский АК-47, оглядел свою семью, и сказал: — Пойдем, что ли? Сегодня смена короткая, через шесть часов назад буду, — сообщил он жене.
Вслед за ним поднялись и Мельник с Артемом. Маленький Олег отчаянно смотрел на отца и беспокойно ерзал на месте, но не решался ничего сказать.
У черного жерла туннеля на краю платформы, свесив ноги вниз, сидели двое караульных, третий стоял на путях и всматривался в темноту. На стене была через трафарет выведена надпись: «Арбатская конфедерация — добро пожаловать». Буквы были полустертые, сразу становилось ясно, что краску уже давно не обновляли. Переговаривались караульные шепотом и даже шикали друг на друга, если один из них вдруг поднимал голос.
Кроме сталкера и Артема с Антоном шли еще двое местных. Оба они были мрачные и неразговорчивые, на гостей поглядывали недоброжелательно, а как их звать, Артем так и не расслышал.
Обменявшись короткими фразами с охранявшими вход в туннель людьми, они слезли на пути и медленно двинулись вперед. Круглые своды туннеля были здесь совершенно обычные, пол и стены выглядели нетронутыми временем и разрушением. И все же Артема уже с первых шагов начало охватывать то неприятное чувство, о котором говорили челноки. Из глубины им навстречу выползал темный, необъяснимый страх. В перегоне было тихо, только издалека слышались человеческие голоса — там, наверное, и располагался дозор.
Это был один из самых странных постов, которые Артему приходилось видеть. На набитых песком мешках сидели кружком несколько человек, посередине стояла железная печка-буржуйка, чуть поодаль — ведро мазута. Лица дозорных освещали только пробивающиеся сквозь щели в печке язычки пламени и неровное пламя на фитиле подвешенной на цепочке масляной лампы. От несвежего дыхания туннелей лампа чуть-чуть раскачивалась, и от этого казалось, что тени сидящих неподвижно людей живут своей собственной жизнью. Но самое главное — дозорные спокойно сидели спиной к туннелю, и это резало глаз больше всего.
Прикрываясь ладонями от слепящих лучей карманных фонарей сменщиков, дозорные засобирались домой. — Ну, как? — спросил у них Антон, зачерпывая ковшом мазута. — Как тут может быть? — невесело усмехнулся старший смены. — Как всегда. Пусто. Тихо. Тихо… — он шмыгнул носом и, сгорбившись, зашагал к станции.
Пока остальные пододвигали свои мешки поближе к печке и рассаживались, Мельник обратился к Антону: — Ну что, сходим дальше, посмотрим, что там? — Да там нечего смотреть, завал как завал, я-то уже сто раз видел. Сходи, если хочешь, тут метров пятнадцать всего, — он указал через плечо в сторону Парка победы.
Остававшееся до завала расстояние несло следы обрушения. Пол был покрыт кусками камня и землей, потолок в некоторых местах просел, а стены осыпались и сузились. Сбоку чернел перекошенный проем входа в неизвестные служебные помещения, а в самом конце этого аппендикса ржавые рельсы упирались в груду раскрошенных бетонных блоков, перемешанных с булыжниками и грунтом. В эту земляную толщу погружались и идущие вдоль стен железные трубы коммуникаций.
Осветив фонарем обрушившийся туннель и не найдя никаких тайных лазов, Мельник пожал плечами и вернулся к скособоченной двери. Он направил луч внутрь, заглянул туда, но порога так и не переступил. — Во втором перегоне тоже никаких изменений? — спросил он у Антона, вернувшись к печке. — Как десять лет назад все было, так и сейчас, — отозвался тот.
Они надолго замолчали. Теперь, когда фонари были потушены, а света оставалось всего-то — от неплотно прикрытого затвора печки да от крошечного огонька за закопченным стеклом масляной лампы, тьма вокруг стала настолько плотной, что, казалось, словно соленая вода выталкивала из себя чужеродные тела. Поэтому, наверное, все дозорные сгрудились вокруг печки, прижимаясь к ней так близко, как только это было возможно — здесь темноту и холод прореживали желтые лучи, и дышалось свободнее. Артем терпел сколько мог, но потребность услышать хоть какой-то звук заставила его преодолеть стеснение: — Я на вашей станции раньше не был никогда, — кашлянув, сказал он Антону, — не понимаю вот, зачем вы тут дежурите, если там нет ничего? Вы же даже туда не смотрите! — Порядок такой, — объяснил старший. — Говорят, что потому здесь ничего такого и нет, что мы дежурим. — А что там дальше, за завалом? — Туннель, надо думать. До самого, — он прервался на секунду, обернувшись назад и посмотрев на тупик, — до самого Парка победы. — А там живет кто-нибудь?
