Однако с кранами вышла заминка: хитро навороченная система снова никак не желала поддаваться ее логике и познаниям: вода шла то холодная, то горячая, то била, то брызгала… Три недели назад ей тоже не удалось разобраться, но тогда момент был совсем неподходящий для выяснения функций каких-то кнопочек и краников.

Беспомощно оглянувшись, она близоруко заметила за стеклом кабины очертания фигуры в белом халате. Спустя секунду фигура, уже без халата, оказалась рядом, слегка ее потеснила, что-то крутанула — и тут же сверху ровными теплыми струями полилась вода.

Машинально зажмурившись, Катя только собралась возмутиться, но не успела: ее обняли, прижали к себе, нежно провели руками по спине, мягко коснулись губами губ. Не раскрывая глаз и боясь шелохнуться, на какое-то время она застыла — и машинально подалась вперед, навстречу поцелуям, ладони в ответном движении заскользили по плечам и спине Вадима. Прервав поцелуй, его губы, а вслед за ними ласкающие движения рук переместились к шее, прошлись вдоль плеч, задержались у груди, стали опускаться все ниже… Не сопротивляясь, Катя инстинктивно прогнула спину, запрокинула голову. От неожиданно приятной истомы, нараставшей где-то внизу живота, перехватило дыхание. Положив руки на плечи Вадима, в поисках равновесия она сжала пальцами его влажную кожу…

Полностью отдавшись захватывающим новым ощущениям, она почувствовала, как что-то нежное и мягкое скользнуло между ног, щекотнуло прикосновением. Пронзившая тело и сознание сладострастная волна тут же вызвала приглушенный стон, который утонул в шуме льющейся воды. За первым несмелым аккордом последовал второй, третий…

И не было на свете ничего прекрасней этой мелодии…

Позавтракав после душа, Катя и Вадим… вновь очутились в постели.

Казалось, это могло продолжаться вечно: расслабленное времяпрепровождение вперемешку с легкими поцелуями, разговорами, шутками. Однако постепенно количество слов начинало иссякать, поцелуи же, напротив, становились все более долгими и глубокими, ласки — более нежными и неутолимыми. Пьянящие прикосновения губ, рук — неважно, в какой последовательности, в какой степени услады. По нарастающей, неизменно возносящей куда-то ввысь.

Бросив их друг другу в объятья, ненасытная страсть в какой-то момент превращала два тела в одно. Это было полное слияние, полное растворение, до обмена клетками, элементарными частицами. Хаотично смешавшись, эти частицы выстраивались в уму непостижимые чувственные цепочки, водили хороводы, на мгновение отдалялись и вдруг с неконтролируемой скоростью неслись навстречу друг другу. Столкновение — и… не поддающийся измерению выброс энергии — в космос, в бесконечность… Цунами… Полное изнеможение… Истома… Тишина… Неправдоподобно сладкая, нежная…

Получив удовлетворение, страсть на время усмирялась и постепенно отпускала своих подопечных. Атомы и клетки возвращались на места, соединялись, обретали изначальную форму, все четче проступали очертания двух сплетенных тел, для обладателей которых случившееся пока еще оставалось за гранью сознания.

Впрочем, почему пока? Свои тайны природа никому и никогда не открывала. Лишь позволяла немного приблизиться и чуть-чуть отворяла дверцу в один из своих лучших миров — мир избранных, мир влюбленных.

Вот и для Вадима с Катей реальность словно разделилась на два измерения — прекрасный, сказочный маленький мир для двоих и остальной мир со всеми его обитателями, достижениями, проблемами, конфликтами. И первый был наглухо закрыт от второго, максимально защищен, заблокирован от, казалось бы, самых важных, жизненно необходимых составляющих. Стрелки на часах, телефоны, телевизоры, компьютеры, Интернет и прочее — отключено, забыто, предано забвению. Они были здесь чужие. Более того, они были бы здесь врагами. Даже музыка не звучала, так как влюбленным вполне хватало других мелодий — слов, взглядов, прикосновений.

И все же категорически не согласному с такой независимостью второму миру удалось пробить брешь, проникнуть в первый и напомнить, что вечером они приглашены Зайцем на дачу в Крыжовку. А до этого надо было заехать к Нине Георгиевне. Обещали. Так что, хочешь не хочешь, пора вставать.

Однако попасть в Крыжовку им не удалось. По дороге на Пулихова позвонил Андрей и, расстроенный, дал отбой мероприятию — его срочно вызвали подменить приболевшего коллегу. И если поначалу Катя с Вадимом от этого немного растерялись, так как рушились планы, то после обеда были даже рады, что никуда не надо ехать: обоих разморило. Обнявшись, они вздремнули на диване, потом он лениво щелкал пультом телевизора, а она, примостившись рядышком, листала бесценные шедевры домашней библиотеки Ладышевых.

Нина Георгиевна, воодушевленная тем, что все вместе они не только встретили Новый год, но и провели первый его день, старалась не мешать. Она вообще была необыкновенно деликатной и тактичной женщиной.

И все же, при всех радостях, вечер для Кати периодически омрачался воспоминаниями о вчерашней ссоре с отцом. Впервые в жизни она не поздравила его с наступившим Новым годом. Как и он ее.

В конце концов борьба между чувствами обиды, вины и дочернего долга достигла апогея. Отложив книгу, она вышла в прихожую и достала из сумки включенный несколько часов назад телефон. Никаких звонков. Лишь энное количество поздравительных СМС от друзей-приятелей.

«Надо позвонить, иначе совесть заест», — поняла она и, не включая света, прикрыла за собой дверь кухни. Не хотела, чтобы Ладышевы услышали разговор, который мог сложиться непредсказуемо.

— Здравствуй, папа. С Новым годом! — тихо поприветствовала она.

— Ну, здравствуй. И тебя с Новым годом… — сдержанно ответил отец и добавил со вздохом: — Дочка, — и умолк.

— Как встретили? — первой нарушила молчание дочь.

— Ну как? Посидели вдвоем, проводили старый год, выпили за новый и легли спать. Арина расстроилась: напекла, наготовила, а есть некому. Может, заедешь? — неуверенно предложил он.

— Спасибо, папа. Извини, но сегодня я уже никуда не поеду, — слова прозвучали виновато. — Поздно, да и шампанского выпила.

— Я-я-ясно, — многозначительно протянул отец и снова умолк. — А как тебе Новый год? — насмешливо спросил он после паузы.

— Хорошо. Я давно не была так счастлива, как сейчас.

— Быстро же ты… стала счастливой, — хмыкнул он в трубку.

— А разве это плохо? Неужели тебе было бы легче, если бы я лила слезы в подушку?

— Легче бы не стало, это верно. Но я бы хоть как-то пытался тебе помочь.

— Я знаю… Папа, я очень переживаю за наш вчерашний разговор.

— Мне тоже несладко, — проворчал отец, но голос его потеплел. — Время покажет, кто из нас прав.

— Вот и я о том же. Время — оно не только лучший лекарь, но и самый справедливый судья. Брать на себя его функции — бессмысленно. Человек должен пройти через свои ошибки, чтобы найти свое счастье.

— Или окончательно его потерять, — отец тяжело вздохнул. — Не сужу я никого, права такого не имею. Ни тебя, ни мужа твоего, ни этого Ладышева. Отцовское сердце болит: одна ты у меня. Мой век недолог, а у тебя теперь и надежного плеча рядом нет.

— Есть, папа. Есть, поверь. Жаль, что ты не знаком с Вадимом.

— И что он? Принц на белом коне? Чем-то лучше Виталика?

— Многим.

— Многим… — усмехнулся отец. — Не потребовал бы с тебя денег, и у меня проблема не возникла бы.

— А он их не требовал, сама решила отдать. Не хотела, чтобы чужой человек брал на себя мои расходы.

— Вот именно: чужой!

— На тот момент чужой, — согласилась Катя. — Неужели ты до сих пор считаешь, что Виталик тебе «свой»?

— Считаю. Потому что он — мой зять. И компаньон. Если бы не он, не было бы у меня своего дела. Перестанет быть зятем — считай, что и дела нет.

— То есть?

— Покупателя уже ищет. Вот так, — вздохнул Александр Ильич. — Вчера утром по телефону известил.

— Понятно… Это из-за того, что ты с ним вовремя не рассчитался?