Немцов говорит: — Когда Кириенко назначили премьером, мы поехали с ним погулять в Архангельское (бедный Кириенко, представляю себе, как и его тоже Немцов таскал кругами все свои двенадцать километров. — В. П.), и он мне говорит: «С чего бы такого начать яркого?» А я ему говорю: «Начни с девальвации рубля!» В статье своей «Кризис либерализма в России» Михаил Ходорковский пишет: «О чем думали либеральные топ-менеджеры страны, когда говорили, что дефолту 1998 года нет альтернативы?! Альтернатива была — девальвация рубля. Причем в феврале и даже июне 1998 года можно было обойтись девальвацией с 5 рублей до 10–12 рублей за доллар. Я и многие мои коллеги выступали именно за такой вариант предотвращения нависавшего финансового кризиса. Но мы, располагая в то время серьезными рычагами влияния, не отстояли свою точку зрения и потому должны разделить моральную ответственность за дефолт с тогдашней властью, безответственной и некомпетентной».
Он пишет про февраль и июнь, потому что в феврале и июне 1998 года дважды приезжали крупнейшие банкиры и промышленники России в правительство просить девальвации. И я не знаю, почему не послушал их Сергей Кириенко. Может быть, потому что на Горбатом мосту у Белого дома каждый день стучали касками о брусчатку бастующие шахтеры, а Кириенко был уверен, и говорил мне, что бастовать нанял шахтеров Борис Березовский, и что шахтеры завоют в эфире принадлежавшего Березовскому телеканала ОРТ, как только рубль станет дешеветь, съедая шахтерские зарплаты.
Немцов говорит еще, что в начале лета приезжали в Россию совещаться про грядущий кризис финансисты из Международного валютного фонда и министерства финансов США, но Кириенко их не принял, сославшись на недостаточную представительность делегации.
Не знаю, почему не принял.
Семнадцатого августа 1998 года я с семьей был в отпуске на острове Корфу, а маме моей в квартиру вдруг позвонили, уже ближе к вечеру. Мама открыла. На пороге стоял мой друг кинооператор Андрей Макаров, которого мама, может быть, пару раз до этого и видела, но в лицо не вспомнила. Малознакомый молодой человек сказал моей маме: — Здравствуйте, у вашего сына деньги есть? Рубли?
Несите их скорей сюда!
Мама моя, как загипнотизированная, пошла в мою комнату, вытащила из письменного стола сколько там было рублей и безропотно отдала их малознакомому молодому человеку. И тот ушел, сказав: — Угу! Я скоро вернусь.
Все пункты обмена валюты в городе были уже закрыты, потому что рубль падал, рушился, и только на киностудии «Мосфильм» работал еще каким-то чудом обменный пункт. Оператор Андрей Макаров, зная, что я в отпуске, обменял все мои рубли на доллары в последнем открытом в Москве обменном пункте. Вернулся уже к полуночи и вручил ничего не понимающей моей маме 1000 долларов — все мои тогдашние сбережения, которые назавтра превратились бы в 300 долларов, потому что рубль за одни сутки упал втрое, с 6 до 18 рублей за доллар, и продолжал падать.
Пирамида рухнула оглушительно, государству нечем было платить по ГКО, банки потеряли свои вложенные в ГКО деньги. Люди бросились в банки забирать свои вклады, но у банков не было денег, чтоб заплатить вкладчикам, и банки в один день лопнули.
Предприятия тоже не могли получить в банках денег со своих счетов, потому что не было денег, и пришлось многим предприятиям закрываться или увольнять персонал, или сокращать персоналу зарплату.
Газета «Коммерсантъ», где я работал, вышла тогда с заголовком «Прорвемся!» на первой полосе, и, вернувшись из отпуска, я застал такую ситуацию, что треть сотрудников редакции уже уволена, а остальным сокращена зарплата вчетверо. Я, к счастью, оказался среди тех, кому сокращена зарплата. Мы прорывались года полтора и прорвались в конце концов, но тогда, осенью 98-го клич «Прорвемся!», может быть, и обогащал кровь адреналином, однако ж уверенности не вселял.
Вопреки пословице, запрещающей менять на переправе коней, правительство Кириенко было отставлено. Получилось, что даже самые верные сторонники либералов-реформаторов, предприниматели и высоко оплачиваемые профессионалы видели, как либеральное правительство умеет ввергать страну в кризис, но не видели, как умеет страну из кризиса выводить.
И либералы тогда надолго, если не навсегда лишились своих сторонников.
Исполнять обязанности премьер-министра назначен был опять Виктор Черномырдин, но действия его были паническими и только усугубили кризис. Если бы президент не нашел тогда, кого предложить парламенту на должность премьера, так, чтоб парламент согласился, то парламент по закону был бы распущен, и к экономическому кризису добавился бы политический. Григорий Явлинский тогда предложил на должность премьера себя, а своих товарищей по партии «Яблоко» в правительство. Это был смелый поступок, потому что кризисный премьер в памяти народной предстает человеком, который правил, когда нечего было жрать. Принятые кризисным премьером меры заметны бывают не сразу, и к тому времени, как жизнь начинает налаживаться, кризисный премьер бывает уже уволен, как уволен был Егор Гайдар, а плоды трудов кризисного премьера пожинает следующий за ним. Так вот, депутаты Госдумы в лицо смеялись Григорию Явлинскому, когда тот предложил себя в кризисные премьеры: «Ишь, чего захотел! Власти!» Премьером был назначен Евгении Примаков, выходец из спецслужб, известный, впрочем, тем еще, что единственный, кажется, из всей властной элиты живет не во дворце, а в скромном дачном домике, то есть не коррумпирован. А правительство Примакова в основном состояло из коммунистов. И получалось очень похоже на ту схему, которую предлагал Михаил Ходорковский в письме «Выйти из тупика!»: президент Ельцин, как гарант свободы, и коммунистическое правительство, как гарант справедливости.
Однако же президент Ельцин был болен, тяжело болен. Все на свете были уверены, что следующим президентом станет Примаков. И это было уже слишком похоже на возвращение советского строя: спецслужбы и коммунисты у власти. И это стало тем более похоже на возвращение советского строя, когда Евгений Примаков, направляясь с визитом в Америку, узнал, что американцы бомбят Югославию, развернул над Атлантикой самолет и отменил визит, поссорившись с американцами. То есть совсем как в Советском Союзе: коммунисты и спецслужбы у власти, впридачу холодная война с Америкой.
Слишком узкое оставалось поле для политического маневра у «кремлевских кукловодов», как выражается Ходорковский, имея в виду Бориса Березовского, вероятно. Нечего было противопоставить столь уже близкому к завоеванию власти тандему спецслужб и коммунистов. Разве только перессорить их между собой. Помочь спецслужбам получить власть, но без коммунистов.
И вот вам Владимир Путин. Чем не премьер и чем не президент? И через полтора года после кризиса, благодаря телевидению Березовского и телевидению Гусинского рейтинг Путина растет в считанные месяцы с 5 % до 60 %. И благодаря второй чеченской войне, которая поначалу кажется победоносной, тоже растет рейтинг.
И благодаря террористическим актам — растет. И даже либералы подгавкивают, что пусть станет, дескать, Путин российским Пиночетом, проведет жесткой рукой либеральные реформы и, проведя, вернет нам свободу и установит нам справедливость. А народу только и подавай жесткую руку.
И надо же понимать, что большая эта политическая игра не одним человеком ведется, а тысяча человек играет увлеченно каждый свою игру, как если бы на бескрайней шахматной доске сражались друг с другом фигуры тысячи разных цветов. А шахматная доска — это мы, люди. Это наши деньги сжигают политические игроки в своих финансовых кризисах, наши дома взрывают в борьбе друг против друга, на нашей земле ведут друг против друга войну и в наших мозгах зарабатывают себе популярность.
Осенью 1998 года в компании ЮКОС происходило одно сплошное оперативное совещание с утра до вечера, и даже обеденные перерывы неизбежно каждый день превращались в «язвенный» обед. Михаил Ходорковский, говорят, занимался решением таких мелких проблем, про существование которых и знать-то не должен глава компании. Типа: лопнул трос на буровой под городом Нефтеюганском, так где в условиях кризиса взять трос, и где в условиях кризиса взять на трос деньги, и можно ли трос сегодня, а деньги завтра.
