В этих условиях что бы ни делал предприниматель, особенно настоящий предприниматель, смелый, с новыми идеями, с размахом, с фантазией — он неизбежно нарушал те или иные законы.

Я сижу в кабинете Генриха Падвы. Он пожилой человек в хорошем костюме. У него адвокатская контора на Сретенке. Маленький кабинет со старинной мебелью, главный элемент которой — шкаф, заставленный юридическими книгами. Генрих Павлович эпизод за эпизодом представляет мне весь процесс над Ходорковским и терпеливо разъясняет, почему Ходорковский не виновен ни по одному из пунктов обвинения.

Только у адвоката Падвы грустные глаза при этом.

Он вздыхает: — Ко мне пришел некто и сказал, что Михаил Борисович Ходорковский просит, чтобы я его защищал.

Я спросил, понимает ли Михаил Борисович, что в этом деле все адвокаты нашей страны, вместе взятые, не смогут помочь. Некто ответил, что Михаил Борисович понимает это, и просто хотел бы, чтобы в суде прозвучал голос правды.

Теперь следите внимательно. Ходорковскому в суде не вменяют в вину те преступления, которые вменяет ему в вину воспитанное телевизором общественное мнение. Ходорковский получил девять лет лагерей вовсе не за то, в чем вы, читатель, возможно, считаете его виновным. Суд не винит Ходорковского в якобы организованных им заказных убийствах. Суд не винит Ходорковского в том, что он якобы слишком дешево купил компанию ЮКОС.

Девять лет лагерей Ходорковский получил главным образом за уклонение от уплаты налогов. Прокуратура утверждает, будто ЮКОС создавал посреднические компании в закрытых городах, где действовали налоговые льготы. Города эти называются закрытыми территориальными образованиями — ЗАТО. Посредническим компаниям, зарегистрированным в ЗАТО, ЮКОС продавал нефть на 20 % дешевле рыночной цены, а посреднические компании потом продавали нефть по рыночной цене. Таким образом, ЮКОС освобождал от налогов 20 % своих прибылей, миллиарды долларов. Так утверждает прокуратура, и суд с прокуратурой соглашается. Защита же утверждает, что такой способ платить поменьше налогов был тогда абсолютно законным. Все нефтяники продавали и продолжают продавать свою нефть через посреднические компании, освобожденные от налогов. Если бы Ходорковский и захотел не пользоваться услугами посреднических компаний в закрытых городах, это было бы невозможно.

ЮКОС проиграл бы тогда в конкурентной борьбе. Его нефть стоила бы тогда на 20 % дороже нефти конкурентов. Более того, ЮКОС мог бы сократить свои налоги еще на 10 %, если бы в посреднических компаниях работали или числились работающими инвалиды. Но Ходорковский посчитал неэтичным использовать подставных инвалидов, тогда как конкуренты использовали и их для уклонения от уплаты налогов.

Защита говорила в суде, что даже если бы юкосовские схемы ухода от налогов и были незаконными, то личная причастность Ходорковского и Лебедева к организации этих схем никак не доказана обвинением.

Например, утверждая, что Ходорковский и Лебедев контролировали посреднические фирмы в ЗАТО, прокуратура приводит письмо (т. 79 л. д. 124 уголовное дело № 1-33/05) за подписью Платона Лебедева. Письмо это предписывает директорам посреднических компаний перевести деньги в некий доверительный и инвестиционный банк. Дело только в том, что в письме этом нет подписи Платона Лебедева.

— Как нет подписи? — спрашиваю я.

— Вот так, — Падва улыбается. — Это письмо писал не Лебедев, и мы обращали внимание суда на то, что в письме, про которое обвинение говорит, будто оно за подписью Лебедева, нет подписи Лебедева.

— И что суд? — спрашиваю.

— Суд не обратил внимания. В приговоре тоже говорится про письмо за подписью Платона Лебедева (т. 79 л. д. 124 уголовное дело № 1-33/05). А подписи Лебедева нет в этом письме. Копия письма вот она, Падва протягивает мне копию письма и копию тех листов приговора, где говорится, будто в письме этом есть подпись Лебедева. Подписи нет.

Дальше прокуратура утверждает, и суд с прокуратурой соглашается, что оптимизированные через посреднические компании налоги Ходорковский не платил «живыми» деньгами, а платил векселями, при том что платить налоги векселями запрещено законом.

— В новом налоговом кодексе, — говорит Генрих Падва, — действительно написано, что налоги можно уплачивать только «живыми» деньгами. Это значит, что нельзя на суммы налогов дать государству какой-нибудь товар. Но в конце девяностых и начале двухтысячных годов, если помните, в экономике царил бартер.

У развивающихся предприятий денег не хватало. И от того, что закон вступил в силу, у предприятий не появилось же денег. Не выдали же всем предприятиям денег, чтоб платили налоги. А они хотели платить налоги и не хотели быть преступниками. И вот в подавляющем большинстве случаев предприятия начали расплачиваться векселями. Вексель — это документ, ценная бумага, в котором человек признает, что должен налогов на такую-то сумму и готов оплатить их по первому требованию. Государство во всех регионах страны принимало векселя, потому что понимало: лучше получить вексель, чем не получить ничего. Предприятия, подконтрольные ЮКОСу, заплатили так в 1999 году, и государство эти векселя зачло, а теперь суд говорит, что это было уклонением от уплаты налогов. Это не было уклонением от налогов, ЮКОС не отказался платить налоги, признал их и уплатил так, как мог на тот момент.

— Так векселя были погашены или нет? — спрашиваю я.

— Вы хотите спросить, не было ли тут обмана? Дали векселя, а потом не оплатили их? Так вот мы по каждому векселю документально подтвердили, что тогда-то и тогда-то они были оплачены. Большинство этих векселей были оплачены деньгами. Не оплачены были только те векселя, которые государство пустило в оборот.

— А по телевизору говорили, — возражаю я, — что ЮКОС дал государству какие-то бумажки.

— Это правильно, если ценные бумаги называть бумажками. Видите ли, ценные бумаги — это такие бумажки, которые имеют рыночную цену. Как бы вам объяснить. Например, вы хотите купить у меня книгу.

Она стоит сто рублей. Но у вас нет ста рублей, а есть вексель, подписанный вашим другом, который известный и богатый человек. Вы говорите: возьмите вексель на сто рублей. И я беру. Нормальный вексель.

Я беру его вместо денег. Если этот вексель ликвидный, то ради бога. И вексель-то остался у государства.

Большинство векселей оплачено, и неоплаченные могут быть всегда представлены к оплате.

Мы разговариваем с Генрихом Падвой дальше.

Он растолковывает мне эпизоды этого многотомного уголовного дела, как ребенку, старясь говорить медленно, и приводить примеры, чтоб я лучше понял. Он говорит, что еще Ходорковский осужден за неуплату личных налогов в несколько миллионов долларов. Дело в том, что до 2001 года личные налоги в России составляли не 13 % дохода, как сейчас, а рассчитывались по прогрессивной шкале. Чем больше зарабатывал человек, тем больший процент налогов платил. И у Ходорковского, помимо доходов от ЮКОСа, было еще много доходов.

Например, западные предприниматели просили Ходорковского проконсультировать их по поводу российской экономики и политики и оплачивали эти консультации.

Учесть все подобные гонорары и внести их все в налоговую декларацию было Ходорковскому непросто. Тогда он зарегистрировался в налоговой службе как предприниматель без образования юридического лица и стал платить с побочных своих доходов фиксированный налог. А в 2001 году, когда ввели 13-процентный налог на личные доходы, Ходорковский снялся с учета в налоговой службе и получил справку, что к нему лично нету у налоговой службы никаких претензий. Теперь обвинение утверждает, будто Ходорковский не получал гонораров за консультации, а получал под видом гонораров юкосовскую свою зарплату.

— Мы предлагали суду, — говорит Падва, — вызвать некоторых людей, которые обращались к Михаилу Борисовичу за консультациями. Суд посчитал нецелесообразным вызывать их. Некоторых людей, которым Ходорковский давал консультации, он отказался назвать в суде. Договор его с этими людьми предполагал, что консультации оказываются конфиденциально. Он просто не может их назвать, это нарушение договора.