Он непроизвольно застонал, когда вершимое Акико поразительное таинство еще больше распалило его страсть. Тихо зарычав, он сорвал одежду и с нее, и с себя. Развернув ее на футоне, он прижал свои мозолистые ладони к бедрам девушки и медленно повел их вверх, ощущая невероятно нежную плоть. Донельзя неторопливо он развел ее ноги, с обожанием взглянул на влажные лепестки цветка, открывшегося его взору.

Мускусный аромат заставил его ноздри затрепетать. Он почувствовал, как член набухает в ее руках, как расширяется венчик, готовый выбросить сперму. Казалось, Акико была наделена природным даром вызывать такое возбуждение, что даже воздух становился терпким и вязким, как мед.

Он мог коснуться губами ее высокого мягкого бугорка. Сунь Сюнь никогда прежде не желал этого так страстно. Все его естество замерло в предвкушении этих мгновений. Волоски, которые едва начали появляться, росли только на самой середине бугорка Венеры, а по бокам он был гладкий, как у младенца. От этого пыл Сунь Сюня еще больше усилился, потому что перед ним была одновременно и женщина, и девочка. Отбросив колебания, он раздвинул большими пальцами блестящие губки влагалища.

Когда Акико ощутила горячий твердый кончик его языка, тычущегося в лоно, она приподнялась на бедрах, изогнулась дугой и закричала что-то нечленораздельное от восторга. Она испытала такое ощущение, будто солнце упало с небес и жмется к ее промежности. Потом она сделала открытие: если она будет делать с ним то же самое, удовольствие возрастает десятикратно.

Она слегка подалась вверх, изогнула длинную шею и коснулась губами его промежности под мошонкой. Она почувствовала крупную дрожь его члена, когда сделала так, и в ее горле зародился низкий вибрирующий рык. Акико все плотнее прижималась к Сунь Сюню, чтобы передать ему свои ощущения.

Его нос и язык скользили по ее гладкой плоти. Сунь Сюнь был ошеломлен остротой экстаза, который он испытывал. Ощущение было такое, словно таю в карюкай и не опустошала его только что два раза. Казалось, он не занимался любовью уже долгие годы.

Его язык исследовал ее от венца бутона до стебля и опять двигался обратно, словно не распробовав вкус. И вскоре он почувствовал содрогание ее сильных мышц на внутренней стороне бедер. Сунь Сюнь лихорадочно ласкал ее лоно, расширившееся и дрожащее в сладостном подчинении. Он слышал, как она хрипит и тяжело дышит под ним, ощущал нежное прикосновение ее твердых сосков к своему животу, когда она неистово терлась о него.

Ему хотелось подарить Акико первый настоящий оргазм, но он не знал, как долго сможет выдержать. Она не прикасалась к головке его напряженного члена, и тем не менее он знал, что даже без прикосновений скоро переполнится и изойдет. Каким-то уголком сознания он с восхищением воспринимал ее искусство и продолжал возбуждать Акико. И вот по ее телу прошла судорога, мышцы, как горные хребты, натянули кожу, бедра широко раздвинулись, ягодицы стали твердыми, как камни. Он почувствовал, как она задрожала, кончая.

А потом вдруг Сунь Сюнь почувствовал, как она тихонько выскальзывает из-под него, а сам он переворачивается на спину. Вытаращив глаза, он смотрел, как Акико садится на него верхом и вводит в себя самый кончик его члена. Он вскрикнул и непроизвольно оторвал бедра от футона, когда почувствовал, что первое соприкосновение вот-вот сокрушит его, будто удар током.

Ее бедра совершали возвратно-поступательные движения в таком ритме, что у Сунь Сюня захватило дух. Она ласкала головку его члена, сначала спереди и сзади, потом с боков. Акико скользнула чуть ниже, и он схватил ее за талию. Она сидела на нем и давила, помогая прорвать тоненькую преграду, поставленную природой.

А потом, подобно взрыву пушечного ядра, он проник внутрь, его член до основания вошел в нее снизу вверх. Он почувствовал, как раскрывшиеся губы влагалища упираются в его мошонку, а потом Акико развернулась и начала ласкать его пальцами, требуя продолжения:

Акико прижалась к нему, стала тереться сосками о его плоть, чуть ощерив маленькие белые зубки, потом принялась елозить бедрами по его ногам; напряжение уже нельзя было унять, его можно было только разрядить. Сунь Сюнь скрипнул зубами, на шее его, будто стальные тросы, набухали жилы. Он непрерывно мычал, войдя в нее до конца, но глаза его были открыты и устремлены на ее лицо, нависшее над ним. Он хотел дождаться ее оргазма.

И вот она снова задрожала, на сей раз это были мощные изнуряющие толчки; ее лоно, будто ножны, хранящие клинок, раскалилось и затрепетало. Он почувствовал, что как бы плавится; все его силы, вся энергия стекли по напряженным мышцам бедер куда-то к пояснице, будто ртуть наполнила семенники. Она ласкала его ладонью, требуя продолжения, лоно с трепетом сжимало набухший член, и тут Сунь Сюнь почувствовал несколько мощных толчков, его окутало несказанно прекрасное тепло и охватило страстное желание проникнуть в Акико глубже, чем он когда-либо проникал в любую другую женщину.

А потом она закричала, и ее бедра обмякли, но продолжали ласково тереться о него; ее сладкое дыхание, к которому примешивался и его мускусный запах, овевало лицо Сунь Сюня, ее влажные распущенные волосы лежали на его глазах, будто мягкая вуаль. Ее подбрюшье и живот тяжело колыхались, мышцы сотрясались в судороге, и он почувствовал, как шелковистые пальчики вцепились в его плоть, лаская ее по-новому, но с такой нежностью, что он, будто по волшебству, ощутил, как возвращается пошедший было на убыль оргазм, как возбуждение опять нарастает в нем, будто он был женщиной, полностью переродившись для новой формы наслаждения, одной из тех, которые были неведомы ему прежде.

Какая-то внутренняя сила Акико — та же самая, которая протянулась к нему ниточкой и приласкала, когда девочка спала, — теперь приподняла их, и они вместе пережили ее оргазм, слившись в своего рода пляске духа; прежде Сунь Сюнь испытывал такое лишь в поединках самого высокого уровня, когда речь шла о жизни и смерти, и шансы на то и другое были примерно равны.

Дрожа, как листок в бурю, Сунь Сюнь пропустил сквозь свое тело всю чудодейственную силу Акико, и они вместе взлетели на крыльях блаженства. Новое возбуждение охватило его, и Сунь Сюнь выстрелил в Акико остатками своего семени.

Воспоминания о том вечере не померкли и спустя годы. И вот она снова предстала перед ним, теперь уже превратившаяся в настоящую женщину, и с поклоном сказала:

— Сэнсэй, я хотела бы постигнуть еще одну науку.

Сунь Сюнь почувствовал спазм в желудке и холодок в сердце, поскольку едва ли не с первых дней знал, что этот миг настанет. Страшась его, Сунь Сюнь выбросил из головы дурное предчувствие, но теперь час пробил, и оно вернулось.

— И какую же? — осведомился он. Голос его звучал глухо в тусклом неверном свете лампы, вырывавшем из тьмы лишь узкую полоску пространства.

Акико прильнула лбом к татами. Ее блестящие черные волосы были отброшены назад, открывая утонченные черты, и стянуты в тугой конский хвост. Это была китайская мода, о чем Акико не знала, но такая прическа нравилась Сунь Сюню. Хвостик лежал на плече, доставая до лопаток. Он свился в клубок, будто любимый зверек. На Акико было кимоно с малиновыми, золотистыми и оранжевыми узорами, в тон осенней листве за стенами дома, от красок которой захватывало дух.

— Я хотела бы научиться изменять свое “ва”. — Голос ее звучал спокойно, ничем не выдавая избытка чувств. Акико была очень способной ученицей. — С тех пор как я обнаружила в себе этот дар, мне не терпится узнать это.

— С чего бы вдруг, кодомо-гундзин?

— Потому что без этого я чувствую какую-то незавершенность. Сунь Сюнь кивнул.

— Понимаю, — только и ответил он, решив больше ничего не говорить.

— Нет никакой необходимости предостерегать меня, сэнсэй, — сказала она, улавливая его ауру и все поняв.

— И тем не менее это опаснее, чем ты думаешь. Их взгляды встретились. Акико теперь полностью подчинялась его воле, все ее существо настроилось на его слова, почувствовав их значимость, не говоря уже а том, что никакая сила не могла изменить ее карму.