быстро все схватываете... Я действительно восхищен. Но... тогда к чему все это
упрямство и презрение к учебному процессу? Последние два года вы проявили
себя... скажем так, не с самой хорошей стороны. Но вы ведь можете учиться. В вас
огромный потенциал. Почему?
- Я - подросток, - криво усмехнулась я.
- И вы считаете это оправданием? - вздернул бровь Арсений Валерьевич.
- Разве я нанимала психолога? - раздраженно поинтересовалась я. - Может
обсудим вашу личную жизнь, а, учитель? Уверена, она будет поинтересней моей.
- Простите, Мила. Я не хотел задеть ваших чувств.
- Оно и видно. - Я запихала учебники в рюкзак и встала. - Всего хорошего,
Арсений Валерьевич.
Учитель поднялся вместе со мной.
- Мы еще не закончили, Мила...
- Не знаю, как вы, но я закончила. Спасибо за помощь.
- Мне завтра ждать вас?
- Не уверена, что смогу, - буркнула я. - У меня дела.
- Мила, - учитель обогнул стол и встал напротив меня, скрестив руки на груди, -
вы уже не ребенок. И неоднократно мне это доказывали. Так ведите себя
соответственно. Я прошу прощения, если обидел вас или перешел границы. Мне
действительно жаль. Так вы придете завтра?
- Я же сказала, у меня дела.
У двери я обернулась. Учитель по-прежнему смотрел на меня.
- Я приду послезавтра, можно?
Арсений Валерьевич молча кивнул. Я вышла.
Ох, до чего же я ненавидела эти анализы произведений! Арсению Валерьевичу
было интересно узнать, о чем я думаю. А мне было невыносимо тошно. И страшно.
Много еще всякого дерьма накопилось в душе, и эти размышления о человеческих
отношениях, о правильности и неправильности тех или иных решений поднимали
всю эту черноту на поверхность.
Отрицать не буду, мне нравилось анализировать что-то вместе с учителем,
спорить, приходить к каким-то выводам... Но когда речь заходила обо мне самой, я
замыкалась. Я доверяла Арсению Валерьевичу, за этот месяц мы неплохо с ним
поладили. И все же... подпускать его слишком близко я не хотела. Моей целью
было соблазнить его, а не стать другом. Дружба могла только все испортить.
Разбивать сердце учителя я также не собиралась. Поэтому ставку ставила на
физическое влечение. Один страстный поцелуй - и пари выиграно. И граница
дозволенного не нарушена.
В назначенный день я заявилась к Арсению Валерьевичу, задержавшись на пол
часа. Специально. Иллюзий на мой счет у него быть не должно.
Учитель молча следил за мной, пока я входила в класс, закрывала дверь,
скидывала джинсовую куртку. Немного погодя он спросил:
- Что-то случилось, Мила? Раньше вы не опаздывали.
- Я забыла... Вылетело из головы. Простите.
Арсений Валерьевич, прищурившись, посмотрел на меня. Затем отвел взгляд,
стал рыться в каких-то бумагах.
- Ничего. Мы начнем, если вы не возражаете. У меня мало времени.
Я села за парту, достала из ранца учебник, как бы нечаянно выронив упаковку
презервативов. Подняла голову и наткнулась на напряженный взгляд учителя.
- Упс! - с наигранным смущением хихикнула я и быстро убрала презервативы
обратно в рюкзак.
- Мила, что происходит? - скрестил учитель на груди руки.
- О чем вы? - удивленно похлопала я ресницами.
- К чему весь этот цирк? Вы хотите, чтобы у меня сложилось о вас определенное
мнение? Можете не утруждаться. Я уже сделал кое-какие выводы.
- Боюсь, они ошибочны, - нахмурилась я. - Вы меня совершенно не знаете.
- Такую, как сейчас, да. Но я знаю другую Милу - умную, добрую, отзывчивую,
чуткую к чужим страданиям... безмерно скучающую по отцу.
- Вы. Меня. Не знаете, - повторила я раздельно, вперив в него злой немигающий
взгляд. - И увольте, черт возьми, этого вашего психолога, который сидит внутри
вас и так и норовит залезть мне в душу. Кто вы такой, чтобы совать нос в мою
личную жизнь? Вы - учитель. Вот и учите. Со своими тараканами я разберусь сама.
- Мила, я всего лишь хочу помочь вам. Чисто по-дружески...
- Вы мне не друг! - почти выплюнула я. - И засуньте эту свою помощь знаете
куда?! - выкрикнула я в сердцах и, вскочив на ноги, стала запихивать тетради
обратно в рюкзак. Меня трясло.
- Сядьте, Мила, - услышала я стальной голос учителя, но даже бровью не повела. -
Я сказал, сядьте! - неожиданно ударил он кулаком по столу и рявкнул так, что я
невольно опустилась на стул, не спуская с него глаз. Таким Арсения Валерьевича -
с тяжелым взглядом и бурно вздымающейся грудью - я видела впервые.
- Еще раз вы повысите на меня голос, и я вышвырну вас из школы. И плевать мне,
кто у вас мать. Понятно вам?
Я молчала, закусив губу.
- Мила, я не слышу вас, - недобро вскинул он брови.
- Я поняла вас, - опустив голову, пробормотала я. - Что-то еще? - не удержалась я
от сарказма.
- Откройте учебник на семьдесят седьмой странице, ознакомтесь с биографией
Антона Павловича Чехова, через минут десять мы обсудим ее совместно. А затем
вы сделаете анализ одного из трех его рассказов. Вы должны были прочитать их
дома. Все. Приступайте.
Я открыла было рот, чтобы извиниться, но в этот момент мой взгляд упал на
засушенную лавандовую веточку, торчащую из томика Шекспира, затем я
посмотрела на сурово сжатые губы учителя, задумчивые складки на лбу, лучики
морщинок в уголках глаз, и, закусив губу, опустила голову, пытаясь
сосредоточиться на биографии Чехова. Нет. Все правильно. Арсений Валерьевич
должен меня ненавидеть и презирать. Я не заслуживаю его симпатии, тем более
дружбы. Я гадкая. Я спорила на него и собираюсь выиграть в этом споре. Так что...
пусть он считает меня капризной выскочкой, невоздержанной идиоткой, кем
угодно. Тогда я не разобью его сердце, когда толкну на то, на что он вряд ли был
бы способен в других обстоятельствах.
Я углубилась в чтение и не заметила, как пролетел... час. Кажется, учитель давал
мне десять минут... Я бросила взгляд на Арсения Валерьевича - он сидел,
откинувшись на спинку стула, и смотрел в окно. Вид у него был отрешенный,
задумчивый. Интересно, о чем он думает? Его девушка... сниться ли она ему
ночами? Помнит ли он ее черты, смех, улыбку? Любит ли он ее еще? Или ее место
заняла другая?.. Хм. А это необходимо выяснить. Если он встречается с кем-то, то
соблазнить его будет сложнее.
- Арсений Валерьевич... - позвала я.
- Да? - учитель обернулся.
Черт! И как же мне об этом спросить? "Арсений Валерьевич, а у вас есть
девушка?" Бред.
Учитель по-прежнему ждал, вопросительно глядя на меня. Пришлось экстренно
шевелить извилинами.
- Эээ... Я давно думала... Вот вы любите Шекспира... Ведь он преимущественно
писал о любви, не так ли? А что такое любовь в вашем понимании?
Арсений Валерьевич улыбнулся, слегка прикусил губу - ох как эротично это
выглядело.
- С чего вдруг вас заинтересовало мое мнение?
- Ну... Ценитель любовной лирики, как мне кажется, должен разбираться в этом
как никто другой. Или это не так?
- Это не так, Мила. Не совсем так. Я люблю сам слог Шекспира, восхищаюсь тем,
как талантливо и - на первый взгляд - легко ему удается передавать чувства и
делать это потрясающе красиво, необыкновенно изысканно и тонко. Любовь же -
чувство определенно сложное, так просто его не объяснишь словами. Возможно,
будь я Шекспиром, сделать это было бы намного легче. Но я не поэт. И любил в
своей жизни я лишь однажды... Так что, как видите, я не специалист в подобных
вопросах.
- Неужели... вы любите до сих пор ту девушку? - не удержавшись, спросила я и
заметила, как сжалась его челюсть, а на скулах задвигались желваки.
- Мила, давайте оставим мою личную жизнь в покое. Я не должен был тогда