Год спустя мне поручили съездить во Вьетнам. Все повторилось, только в Хошимине. Здесь девочки стоили дешевле, но были ничуть не хуже. Она пахла миндалем и говорила, что у меня самый большой и все такое — обычный треп всех проституток, как я узнал позже. Так они подбадривают клиентов. Исключением была одна шлюха в Кении (эту историю мне поведал тот же американский друг), которая сказала: «Ты такой милый, у тебя совсем небольшой! Последний клиент делать мне больно». Понятно, эти слова его не вдохновили.

Что же произошло с моими моральными убеждениями, принципами, этикой? Я начал от них избавляться. Вернее, благополучно избавился. Меня посещали такие мысли: да что плохого в платном сексе, он даже честнее обычного! Никто никому не врет (ну, если не считать «У тебя такой огромный» и прочее). Ты платишь и получаешь удовольствие. Разве это хуже, чем сводить девушку в ресторан, наговорить ей кучу лживых комплиментов и прикинуться, будто у тебя самые серьезные намерения, а потом просто ее поиметь? Или это примерно одно и то же? Мне становилось все труднее отвечать на простые и банальные вопросы. Я вошел во вкус.

Несколько лет назад, в 2002-м, мне вновь представился случай заняться горько-сладким, постыдным и восхитительно дешевым сексом. К тому времени я уже немного разобрался в своей жизни, стал заметно рассудительней и избавился от любовных мук. Повзрослел, поумнел, однако все еще хотел секса. Плюс виагры у меня было хоть отбавляй.

Пришла пора снова отправиться в Таиланд, но на этот раз сделать все как полагается, без проволочек. Наесться до отвала. Поиметь как можно больше проституток.

Так я и сделал. В третий раз увидел Бангкок, который впервые посетил еще неоперившимся юнцом. Моим соучастником был шотландский адвокат по имени Дэвид, не дурак выпить и повеселиться. Мы вместе сняли проституток. В первый же вечер поймали такси и отправились в тот бар, где проводились секс-шоу. Я даже не дождался метания шариков. Просто выбрал девочку и повез ее к себе. Конечно, все прошло отлично. На следующий вечер оргия повторилась. Мой приятель не отставал. За неделю мы сняли пять или шесть шлюх. Не обошлось и без группового секса в душе.

Я был на седьмом небе. Должен признать: мне понравились плотские утехи, эта свобода, отрыв. За две недели в Таиланде я, пожалуй, первый раз в жизни полностью утолил сексуальную жажду. Я пресытился. Объелся. Надоедливая обезьянка наконец слезла с моей шеи. Я был спокоен. Кто-то будто отключил громкую сирену, которая выла у меня под ухом всю жизнь и стала почти незаметной. Это чувство я бы назвал безмятежностью — уникальная пора избавления от настойчивых и утомительных позывов либидо. Может, именно так чувствуют себя буддийские монахи? Полное отсутствие желаний. Тишина. Нирвана. Наконец-то!

Да, вы скажете, что я идиот и все утрирую. Но именно такие чувства испытывал я в те дни. Я вроде бы уже говорил, что всегда серьезно относился к неутолимой и неизменной мужской жажде. Да, иногда она придает сил, бодрит, однако шутить с ней нельзя. Порой она выбивает меня из колеи. Честно говоря, мне вовсе не хочется провести остаток жизни, сознательной жизни, глазея на девушек и мечтая об их голых телах. И все-таки я вынужден, потому что меня таким создали. Пусть мне это опротивело, пусть я лучше читал бы Толстого или метал дротики, но я сворачиваю шею всякий раз, когда мимо проходит юная красотка. Так велят мне гормоны; я просто солдат, выполняющий их приказы.

Так случилось, что я пишу эти строки в Италии, в городе Триест. И то, что произошло со мной здесь, может послужить прекрасной иллюстрацией к моим откровениям. Вчера днем я гулял по солнечной Барколо, длинной набережной на западе Триеста.

Здесь находится городской пляж. Следовательно, в летнее время года тут полным-полно загорелых итальянок в бикини и даже топлес. Итак, вчера я гулял среди обнаженных красавиц, и это было ужасно. Чувство было такое, словно я под пулеметным огнем.

Куда бы я ни глянул, всюду мне напоказ выставляли голую грудь, упругую попку или улыбающееся личико юной принцессы, которая мазала кремом соски и восклицала: «Ciao bello!» [4]Это было так мучительно, унизительно и тягостно, что я ускорил шаг. Вернее, пустился что есть мочи, почти как Мел Гибсон в фильме «Галлиполи», где он должен был пробежать сквозь шквал смертельных турецких пуль.

Впрочем, я отвлекся. Вернемся к рассказу о Бангкоке.

Напомню, что мы с Дейвом отлично проводили время в Таиланде, кутили вовсю и снимали девочек. Последний привет нашей затянувшейся молодости.

А потом мы допустили ошибку. Вернее, я ее допустил. В конце отпуска мы поехали на остров Кох-Самуи, который находится на юге страны. Целыми днями мы торчали на пляже, битком набитом злачными местами, гостиницами и хипповскими лачугами. Как-то вечером я зашел в один паб. По длинной барной стойке выхаживала дюжина красоток; у одних были печальные улыбки старых шлюх, другие смеялись весьма правдоподобно.

Мне бросилась в глаза одна девочка. Миниатюрная, черноглазая, общительная, с банданой (американский флаг) на голове. Очень сексапильная, примерно двадцати восьми лет. Ее безуспешно убалтывал на секс какой-то немец — хоть она и была проституткой, но работала явно не с кем попало. Впрочем, мне могло и показаться.

Я сел за стойку и заказал пива. Через час мы с Мин играли в крестики-нолики, а через два катили на ее мотоцикле в гостиницу. Я помахал Дейву на прощанье, а он со знающим видом ухмыльнулся и кивнул: «Понятно, очередная девочка. Ну что же, до встречи, завтра все расскажешь, казанова!»

Только на этот раз все было иначе. К концу вечера мы решили, что презервативы нам ни к чему. Конечно, сейчас я понимаю, как глупо и безрассудно себя повел, просто не верится, что я был на такое способен! Но… но тогда я, видно, много выпил… И вечер выдался какой-то особенный. Вечер, пиво… и Мин. Так продолжалось две недели.

Две недели были заполнены присутствием Мин, я почти влюбился. Да, смешно, но домой я собирался с трудом. Мин смотрела, как я складываю вещи, и даже плакала. Подозреваю, она делала это нарочно, потому что тайские проститутки иногда плачут для постоянных клиентов. На следующий день они находят себе нового, и от слез не остается и следа. И все-таки плач Мин показался мне искренним. Однако я должен был возвращаться на родину, я хотелвернуться. Отпуск выдался на редкость удачным. Я поцеловал маленькую Мин в ее маленькое загорелое ушко, и мы с Дейвом сели в самолет. Я был уверен на сто процентов, что больше никогда не услышу о своей тайской подруге.

Напрасно. Через несколько недель она позвонила (перед расставанием мы обменялись номерами и электронными адресатами) и жалобно протянула в трубку: «Я скучаю!» Потом связь прервалась. Я решил, что у нее плохая неделя на работе, вот бедняжка и хандрит.

Три месяца спустя мне пришел первый мейл. Мин переехала в Бангкок и приглашала меня в гости. Я был изумлен и даже польщен. Меня подкупила искренняя безграмотность ее послания, такого же очаровательного, как сама Мин. В общем, я написал ей легкомысленное письмецо, полное приятных воспоминаний о Самуи.

В ответ она рассказала, что бросила работу в баре и устроилась на фабрике «по производству шторок для ванн». У нее все хорошо, только иногда бывает одиноко. Потом мы еще немного переписывались, и в пятом или шестом письме Мин намекнула, что у нее «есть маленький секрет, надеюсь, ты не смеяться».

Я не поддался на провокацию — отчасти потому, что только-только начал встречаться с хорошенькой англичанкой и уже забывал о Мин. К счастью, на этом наша переписка закончилась. Спустя шесть месяцев после отпуска я открыл почтовую программу и обнаружил такое письмо на ломаном английском:

Привет Шон. Как ты? Надеюсь, ты хорошо.

Последовал непринужденный рассказ о дождях в Бангкоке, а потом… потом была настоящая бомба:

Я беременна шесть месяцев.

вернуться

4

Привет, красавчик! (ит.).