С ним и раньше такое случалось, когда он на несколько мгновений как терял сознание, он не любил это состояние за ощущение полной беззащитности перед лежавшей рядом женщиной, но сейчас почему-то лежал спокойно. Просто отдыхая и не ожидая подвоха. Узкая ладонь с бугорками мозолей погладила его по мокрым от пота спутанным волосам.

   - Дуры девки, всё врали про тебя, - её губы почти касались его уха, но шёпот не оглушал, а был приятен.

   Гаор, приходя в себя, медленно повернул к ней голову, коснулся лицом её груди. Она обняла его за голову и прижала её к себе, даже чуть потёрлась.

   - Врали, что ты как лягушка, гладкий да холодный. А ты ой как горячий. И мохнатенький где надоть.

   Её ладонь скользнула по его телу и погладила по лобку. Гаор почувствовал, что краснеет, но лежал неподвижно.

   - Вон у тебя пушок какой, как у мальчика, а так-то ты ладный мужик, - шептала она. - Рыжий ты, Рыженький.

   Он повёл ладонями по её телу, наткнулся на показавшиеся ему жёсткими курчавые волосы в низу живота и чуть было не отдёрнул руку, но справился с собой.

   - Лягушка, говоришь, - зашептал он. - Да я тебя саму сейчас как лягушку на прутик насажу.

   И явно неожиданно для неё одним движением перевернул её на живот и привычно, как знал и умел с первого своего борделя, навалился сверху. Она забарахталась, но он был сильнее и вошёл уже сзади. Встать на колени не позволяла нижняя полка стеллажа, и он только сам слегка приподнялся, и, обхватив её обеими руками за живот, приподнял, подсунул под нее колени и... ударился спиной о стеллаж.

   Рядом вдруг ойкнули. От неожиданности Гаор чуть не выпустил её, шёпотом выругался, и, извернувшись, скрючившись самому себе непонятным способом, всё-таки ударил, и ещё раз, и ещё... Пока снова не рухнул рядом с ней, по-прежнему прижимая её к себе.

   - Ох, какой ты, - она мягко высвободилась и снова повернулась лицом к нему, погладила по груди.

   Гаор лежал на спине, частыми вздохами переводя дыхание. Кажется, он напугал её. Надо бы... тоже, погладить, но у него вдруг иссякли все силы, он может только лежать и ощущать на себе её ладони, гладящие, словно... лепящие его тело.

   - Спасибо, - наконец шепнул он.

   - Да не за что, милый, - она наклонилась и поцеловала его.

   Медленно возвращалось сознание, он снова слышал, видел и понимал. Рядом и ещё дальше сосредоточенно сопели, кряхтели и вздыхали, кто-то даже тоненько взвизгнул пару раз. Гаор и женщина одновременно засмеялись. Он протянул руку и нащупал её лицо, кончиками пальцев провёл по щеке. И опять новое неиспытанное им: его ладонь вдруг наткнулась на длинные мягкие волосы и утонула в них.

   Она засмеялась и прижалась к нему, потёрлась щекой о его плечо. Он нашёл её руку и, подтянув к себе, поцеловал в ладонь. Она снова засмеялась.

   - Ох, ты, Рыжий...

   - А ты? Кто ты?

   - А тебе почто?

   - Как мне звать тебя?

   - А куда? Нет, Рыжий, это я тебя позову, как соскучусь. А так... ну баба я, просто баба, понял?

   - Нет, - мотнул головой Гаор. - Ты меня по имени зовёшь, и мне так надо.

   Она смеялась над ним, но её руки оставались мягкими и тёплыми, и игриво гуляли по его телу. И он, плюнув на её причуды, что она не хочет ему назвать своего имени, уже снова наклонялся над ней, готовясь опять перевернуть, когда, стукнув, резко распахнулась дверь, и на пол лёг пронзительно яркий прямоугольник.

   - А ну, - сказал грозный голос Мааньки, - а ну девки, кыш отседова!

   Под стеллажами завозились, в световой прямоугольник вылезали и прятались голые ноги. Гаор нашарил свои штаны и натянул их, взял рубашку. Она тоже надела и застегнула рубашку. Её лицо занавешивали длинные, до плеч ей волосы, и разглядеть её, Гаору никак не удавалось. Он потянулся откинуть ей волосы, она оттолкнула его руки, вылезла из-под стеллажа и убежала, шепнув напоследок.

   - Жди, я позову.

   Сидя в душном пыльном сумраке, Гаор видел, как одна за другой подбегают к прилавку и, подныривая под него, выскальзывают в коридор лёгкие гибкие фигурки.

   - А теперь вы пошли, - скомандовала Маанька. - Штаны все надели? А то я вас знаю!

   Вслед за остальными Гаор вылез из кладовки, как все, не глядя на Мааньку и не рассматривая случайных соседей.

   Коридор был уже пуст, Гаор остановился, отряхнул, штаны и рубашку и пошёл в свою спальню. Как и положено, проходя мимо женской спальни, он отвернулся. Правила игры были понятны: если что и было, то никого это не касается.

   Спальня уже укладывалась спать. Гаор разделся, взял мыло, мочалку и полотенце и пошёл в душ. Смыть пот и налипшую на волосы пыль, которую он, разумеется, не видел, а ощущал. В душе отмывалось шестеро мужчин и парней. Видно, там же были - весело подумал Гаор, занимая свободный рожок и пуская воду.

   Но как же ему узнать её? Всё-таки, конфетами там угостить, или ещё как... отблагодарить. Всякое у него было, а такого... нет, даже в солдатских "домах свиданий" были куда опытнее и искуснее, и... и здесь было лучше. Может, как раз потому, что ей ничего было не надо от него, ни угощения, ни денег, ни... брачного контракта как Ясельге и другим таким же девчонкам, с которыми он гулял на дембеле. Все они чего-то из него выжимали, обещая и ставя условия. А она... ей был нужен он, сам по себе, какой есть. "Баба, просто баба..." А он ей кто? "Позову, когда соскучусь". Всегда мужчина выбирает, берёт себе женщину. А здесь... Как сказали ему тогда в камере? "С девкой гуляй как хочешь, а с бабой как она позволит" Значит, она рожала, раз баба. А дети её где? И сам себе ответил: продали. Здесь детей нет, не видел и не слышал даже, чтоб говорили. "Мы все браты". Нет, это надо обдумать.

   Он вымылся, вытерся, прошёл мимо уже спящих или засыпающих людей к своей койке, убрал мыло и мочалку в тумбочку, залез наверх, развесил полотенце и спокойно вытянулся под одеялом.

   Надзиратель прокричал отбой, закрыл дверную решётку и выключил свет. Спальня наполнилась густым храпом и сопением. Гаор приготовил было папку, но почувствовал себя слишком... не усталым, а опустошённым для работы. Нет, завтра. Так и не достав ни одного листа, он завязал тесёмки.

   - Рыжий, - вдруг позвал его Волох.

   - А? - вздрогнул Гаор, - тебе чего?

   - Ты в другой раз так об доски не бейся, я думал, обрушишь всё на хрен.

   Снизу сонно хохотнул Полоша.

   Что приближается Новый год, Гаор понял по тому, что работы стало намного больше, а коробки наряднее. Ну да, началось всё в ноябре, больше месяца прошло, так что, похоже, декабрь уже в середине. Ну, ему, положим, даты и месяцы по хрену. Выходной, сигаретная выдача - это даты, а так живём от еды до еды, от вечера до вечера. Но и на фронте дальше не загадывают. И всё же... Пару раз выпадал снег, и Гаора снимали со склада чистить дворы и пандусы на тракторе. И он видел, как на фасадном дворе устанавливали огромную, не меньше, чем в три этажа ёлку, а потом со стремянок и раздвижных лестниц обвешивали её игрушками, лампочками и гирляндами. И на складе появились лёгкие нарядные коробки с ёлочными гирляндами и всякими праздничными прибамбасами. Укладывая их на вывозные тележки, он старательно отгонял мысли о празднике. Ему теперь... Сколько можно как пацану ждать, что Новый год что-то изменит.

   - А на праздник, Рыжий, и мы погуляем.

   - Это как, Плешак?

   - А просто. Он длинный, праздник этот. Цельный день нам дадут. Самый первый день не работаем, совсем.

   - Здорово! - обрадовался Гаор, сообразив, что речь идёт о первом января.- А тридцать первого, ну накануне?

   - До обеда как обычно будет, гонка пойдёт... - Плешак даже головой покрутил, - не в продых. А с обеда, зальные, значитца, всё моют там, чистят, мы весь товар туды завезём, разложим, вольных уже никого, так чтоб побыстрее, и нас в зал могут дёрнуть, и шабашим. Да не по сигналу, а как закончим, и надзиратели отпустят. Запускают без построения. Ты влево её подай, на хрена она, толстозадая, сюды торчит. Ну вот, выдача большая. И всё, паря, гуляем, как хотим! Отбоя не дают, надзиратели сами у себя гуляют, дверь закроют, и тут им хоть огнём всё гори, хоть оборись и всю ночь, - Плешак подмигнул, - по кладовкам бегай. А назавтра, значитца, они нас на двор на весь день выпустят. Входи, выходи как хошь. Ну конечно, соблюдать себя надоть, всяко тут быват. Им-то тоже не в радость в праздник дежурить, ну и быват, привязываются.