Вдруг заверещал звонок, и пьяный голос рявкнул.

   - Старший! Сюда!

   - Приспичило им, чтоб их... - выругался Старший, вылезая из-под одеяла и одеваясь.

   Хлопнула, открываясь, дверь надзирательской, донеслось нестройное пьяное пение, и уже без динамика крикнули.

   - Старший! А ну на одной ноге, волосатик!

   - Иду, господин надзиратель, - громко ответил Старший, выходя из спальни и властно бросая через плечо, - всем дрыхнуть.

   Несколько приподнявшихся голов послушно опустились на подушки.

   Интонация зова и пение не понравились Гаору. Такое, вернее, очень похожее, он не раз слышал и, подозревая, зачем позвали Старшего, торопливо натянул штаны, спрыгнул вниз и тихо прошёл к двери, но в коридор не вышел, оставшись стоять у косяка так, чтоб если откроется дверь надзирательской, его не увидели.

   Он и раньше замечал за собой, что когда напрягался, слышал и видел намного лучше, чем обычно, и, никому об этом не говоря, этим пользовался. И сейчас он, напряженно прислушиваясь, пытался определить, что происходит в надзирательской. Какие там могут быть развлечения, и чем они обернутся для Старшего, он очень хорошо представлял. Разумеется, влезть в надзирательскую, чтобы под каким-нибудь предлогом вызвать и увести Старшего, он не мог. Не самоубийца же он, здесь фронтовые штуки, какими ему случалось выручать вляпавшихся в офицерскую гулянку новобранцев, не сработают. Но... хохот, слов не разобрать, чёрт, снова хохот... Старшего не слышно...

   Если кто и проснулся и следил сейчас за ним, то не вмешивался: такое напряжение было в его застывшей как перед прыжком фигуре.

   Хлопнула, распахиваясь настежь, дверь, неровные, заплетающиеся шаги Старшего, пьяный гогот...

   - И ты попразднуй!... Чтоб тебе весь год так...

   И дверь захлопнулась.

   Гаор выскочил в коридор и сразу увидел Старшего. Тот стоял, привалившись к стене в двух шагах от надзирательской, и шатался, явно стараясь не упасть. Мотало Старшего сразу по всем направлениям. Подбегая к Старшему, Гаор ещё издали ощутил знакомый и особенно отвратительный сегодня запах и понял, что произошло. А что тут надо делать, он хорошо знал.

   Спереди рубашка Старшего была залита отвратительно пахнущей маслянисто блестящей тёмной жижей. Старший поднял голову, посмотрел на Гаора измученными, недоумевающими перед раздирающей внутренности болью, гаснущими глазами и попытался что-то сказать.

   - Молчи, - ответил Гаор, обхватывая его сбоку за спину и закидывая его руку себе на плечи, - держись за меня.

   Старший дёрнулся.

   - Держись, - повторил Гаор, - я знаю, что делать. Пошли.

   Он повёл тяжело оседающего, обвисающего на нём Старшего через всю спальню в уборную, ногой пнув по дороге койку Махотки.

   - Ты чего?! - выскочил из-под одеяла голый Махотка.

   - Тихо! - гаркнул на него шёпотом Гаор. - Помоги.

   - А...?

   Гаор бешено поглядел на него, и Махотка немедленно заткнулся и встал с другой стороны, подперев Старшего своим телом.

   В уборной Гаор, быстро сдирая со Старшего испоганенную рубашку, шёпотом скомандовал.

   - Кружку, соль и ложку тащи, живо!

   - Чего? Да где я тебе...?

   Гаор бешено выругался.

   - ...где хочешь! Но чтоб было!

   Что-то в его голосе было такое, что Махотка мгновенно исчез, получив вдогонку.

   - И не звони!

   Гаор помог Старшему сесть на пол.

   - Не ложись только, и дыши, глубже дыши, не смертельно, знаю.

   В уборную влетел Махотка с пачкой соли, кружкой и ложкой в руках.

   - Старшего держи, чтоб не лёг, - распорядился Гаор, отбирая у него принесённое.

   Раковин в уборной не было, а бежать в умывалку долго. Гаор снял крышку с унитазного бачка и зачерпнул воды, вода что здесь, что в умывалке одна, знаем. Быстро разболтал полную с горкой ложку соли и склонился над Старшим.

   - Пей. Давай, Старший, пей, пока нутро не сгорело.

   - Может, Матуху позвать, - шёпотом предложил Махотка, поддерживая давящегося рассолом Старшего.

   - Ещё матерей беспокоить, - отмахнулся Гаор. - Сами справимся. Ну, Старший, давай. А ты вторую кружку так сделай.

   Черпать из унитазного бачка Махотка не стал и побежал в умывалку, а Гаор помог Старшему встать и нагнуться над унитазом, нажал ему на живот.

   Солевой раствор сработал, и Старшего вырвало отвратительно пахнущей чёрно-зелёной смесью. Рвало его долго. Сзади сопел с кружкой наготове Махотка.

   Когда приступ закончился, Гаор снова усадил Старшего на пол и взял у Махотки кружку.

   - Пей, Старший, надо, чтоб до конца прочистило.

   Старший отпил, страшно скривился, но проглотил.

   - Махотка, воду спусти, - распорядился Гаор, - а то не продыхнуть.

   - Рыжий, - шёпотом спросил Махотка, выполнив приказ, - а чего это?

   - То самое, - сердито ответил Гаор. - Сколько стаканов, Старший?

   - Три, - сипло ответил Старший, - последний насильно вливали.

   - Ты пей, пей. Силён ты, Старший. Меня на втором вырубало. Допил? Давай по второй. Махотка, ещё одну делай.

   Гаор подозревал, что, конечно, многие, если не все, не спят, но в уборную никто не заходил, и из спальни не доносилось ни звука. Старший сам встал и наклонился над унитазом.

   На этот раз приступ длился недолго, и такого запаха уже не было. Махотка вернулся с третьей кружкой.

   - Сколько влили, столько и вынем, - объяснил Старшему Гаор, всовывая ему в руки кружку. - Пей, Старший. А ты, Махотка, иди, ложись, спасибо, дальше без тебя. И никому ни звука, понял? - закончил он почти весело, - а то сам всё тебе оторву, и девки не нужны будут.

   Махотка посмотрел на Гаора и повернул к двери, столкнувшись с Матухой, с наспех закрученными на макушке волосами и в одной мужской рубашке на голое тело.

   - Что тут у вас?

   - Ты разбудил?! - вызверился на Махотку Гаор.

   - И без него хватает, - отмахнулась Матуха, требовательно глядя на них. - Ну?!

   Старший, давясь, пил рассол и потому только мотнул головой на Гаора, дескать, он объяснит.

   - Напоили его, - нехотя ответил Гаор и, так как Матуха по-прежнему смотрела на него, стал объяснять. - Это капральская смесь. Мешают водку с перцем и ружейным маслом, ну и ещё что под рукой. Если не вынуть, может нутро сжечь. Противно, но если сразу вычистить, то не смертельно. Знаю я это, и что делать знаю. Потому и не стал звать.

   Матуха кивнула, неотрывно глядя на него.

   - А сейчас чем поишь?

   - Тузлуком, - оторвался от кружки Старший, - уйди, Матуха, меня сейчас опять вывернет, не могу при тебе, уйди.

   Увидев, что он допил, Гаор шагнул к нему и отобрал кружку.

   - Не держи в себе, давай. Махотка, здесь ещё? Тогда чистой воды принеси. Ополосни только.

   Гаор сунул Махотке кружку и встал рядом со Старшим так, чтобы загородить его от Матухи.

   - Давай, Старший, не видно тебя. Пошёл, - и уверенно взял Старшего за плечи, чтобы помочь, если что.

   Матуха молча стояла у дверей и смотрела на них.

   Когда приступ закончился, Гаор взял у Махотки кружку и дал её Старшему.

   - Рот прополощи и горло. Чтоб не щипало.

   - Откуль знаешь? - спросила Матуха.

   - Поили, - кратко ответил Гаор и, вздохнув, стал объяснять, - шутка это армейская. Это ещё ничего, бывает и похлеще шутят. Над рядовыми, над новобранцами...

   - И сам поил? - вдруг спросил Старший.

   - А за это и врежу, - сразу разозлился Гаор, - и что ты Старший, не посмотрю. Сволочью я не был, хоть и сержант. Это старослужащие любят, а на фронте за такие шутки быстро расплачивались.

   - Ладноть тебе, - спокойно сказала, Матуха, - развоевался. Старший, ты как?

   Старший выплюнул последнюю порцию и, перевернув вверх дном кружку, потряс ею над унитазом.

   - В порядке я, - ещё сиплым, но уже уверенным голосом ответил он. - Значит, это они шутят так, говоришь?