– Может быть, в следующий раз? – сказал Т.С. Давстон. – Нам пора идти, иначе мы опоздаем в Кабс.

– В Кабс? – удивился я.

– Да, в Кабс. – И Т.С. Давстон с намеком посмотрел на меня. С явно выраженным намеком. Смысл которого, впрочем, от меня ускользнул.

– Я никуда не тороплюсь, – сказал я.

– Отлично, – обрадовался дядюшка.

Т.С. Давстон глухо застонал.

– С тобой все в порядке, Чарли?

– Да, дядюшка, да. Приступ золотухи, только и всего.

– У меня есть травка, которая тебе поможет.

– Не сомневаюсь.

– Я что-то пропустил? – спросил я.

Дядюшка покачал лысой головой.

– Я думаю, у Чарли есть подружка, – сказал он. – И ему не терпится попрактиковаться с ней в навыках, благоприобретенных с помощью библиотекарши.

Т.С. Давстон фыркнул и пошаркал ногами.

Я снова постарался изобразить лицом немой вопрос.

– Великая Цель, – начал дядюшка, становясь в величественную позу. – Достижение которой даст мне право занять место в учебниках истории. Но онизнают, что я стою на пороге, и именно поэтому следят за каждым моим шагом.

– Они, которые из тайной полиции?

– Из тайной полиции. У них везде мощные телескопы. Они видят нас даже сейчас. Именно поэтому я держу своих малюток за занавеской. В тайной полиции хотят знать все о моей работе и выкрасть их для своих хозяев на Морнингтон-Кресент. Но им это не удастся, вот уж нет – никак не удастся.

– Очень рад это слышать.

– То, чем я здесь занимаюсь, – сказал дядюшка, – послужит всему человечеству. Не только немногим избранным. То, чем я занимаюсь, обеспечит мир во всем мире. Ты спрашивал, почему я выращиваю именно эти конкретные виды, не правда ли?

Я кивнул, подтверждая, что интересовался этим.

– Потому что из них можно получать специальные средства. Мощные галлюциногены, которые, если смешать их в верных долях и принимать правильно, дают мне возможность входить в состояние измененного сознания. А когда я пребываю в нем, я могу общаться напрямую с растительным миром. Как доктор Дулиттл говорил со зверями, так и я могу говорить с деревьями.

Я поглядел на стоявшего поодаль Т.С. Давстона, который скорчил страдальческую гримасу.

– И что же могут сказать деревья? – спросил я.

– Многое, – ответил дядюшка, – даже чересчур. Болтают без умолку, как соседки за чашкой чая. Жалуются на белок и воробьев, на шум и автомобили. Если я еще хоть раз услышу, как старый дуб рядом с Домом Моряка распространяется на тему того, насколько цивилизованнее мир был раньше, я точно сойду с ума.

Я постарался не обращать внимания на то, как Т.С. Давстон закатил глаза к потолку.

– Они все разговаривают? – спросил я.

– Насколько мне известно, – ответил дядюшка. – Хотя я, разумеется, понимаю только английские породы. Не имею ни малейшего понятия, о чем могут говорить ливанские кедры или китайские гинкго.

– Может быть, стоит заняться языками?

– Боюсь, у меня нет на это времени.

Я кивнул, хлюпнув воротником рубашки, и снова подтянул шорты.

– Так значит, тайная полиция тоже хочет говорить с деревьями?

– Их хозяева. Представляешь, какие открываются возможности для шпионажа?

Я не представлял и прямо сказал об этом.

Дядюшка взмахнул руками.

– Для слежки! Уже не нужно посылать на рискованные задания людей, если вместо этого достаточно поговорить с соседним деревом. Подумай только, что могут подслушать цветы на окнах русского посольства. И они охотно тебе расскажут, если их вежливо попросить.

– Понял, – сказал я, и я действительно понял. – Но вам ведь придется научиться говорить по-русски?

– Ну разумеется, но идею ты уловил?

– Идеюя уловил, – сказал я. – Так это и естьВеликая Цель?

– Отчасти.

– То есть это еще не все?

– Далеко не все. – Дядюшка самодовольно выпрямился и ухватился за лацканы куртки. – Общение с растениями – только начало. Видишь ли, я хотел знать, чего им нужно от жизни, и я просто спросил их об этом. Те, что живут у меня в оранжерее, растут так хорошо, потому что они говорят мне, что им нужно, и я им это даю. Сколько тепла, сколько света и так далее. Но есть кое-что, чего им действительно хочется. Знаешь, что это?

– Любовь? – спросил я.

– Любовь? – спросил Т.С. Давстон.

– Извините, – сказал я. – Так, значит, не любовь?

– Они хотят передвигаться, – сказал дядюшка. – Ходить, как люди. Им так надоело проводить всю жизнь, сидя на одном месте в земле. Они хотят выкорчеваться и отправиться в путь.

– Именно поэтому вы вывели химер.

– Именно. Они – первые из нового вида. Гибрид животных и растений. Мои красавцы – абсолютно новой породы.

– Довольно злобной породы, – заметил я.

– Разумеется, нужно быть злобным, если идешь в бой.

– Кабс, – вмешался Т.С. Давстон. – Пора в Кабс.

– Нет, – ответил я. – В какой бой, сэр?

– В последний бой, – дядюшка вытянулся в струнку и даже поднялся на цыпочки. – Бой добра и зла, как предсказано в Откровении Иоанна. Он будет в двухтысячном году, и я буду готов к нему.

– Так вы роете бомбоубежище?

– Зачем мне бомбоубежище, сынок! Это я буду атаковать. Я намерен засеять своими химерами весь мир. Они растут в любом климате. Они будут огромными, злобными, и когда я призову их под свои знамена, их придут миллионы, сотни миллионов, и они вырежут своих угнетателей без всякой жалости. Великая армия мутантов двинется маршем через страны и континенты, разрушая все на своем пути и подчиняясь только мне. Только мне, слышите?! Только мне!

Тогда я видел дядюшку в последний раз. Больше я к нему не ходил. Примерно месяц спустя к нему в дверь постучались, но это были уже не мы. Это были полицейские, и с ними еще несколько людей в белых халатах. Дело в том, что появились жалобы на пропажу кошек и собак в округе, а в мешке под мойкой у дядюшки, по слухам, нашли несколько воротничков, забрызганных кровью.

Мой друг Билли, который как раз водил группу американских туристов по Баттсу, рассказывал, что видел, как дядюшку, одетого в рубашку с очень длинными рукавами и застежкой на спине, посадили в машину и увезли. Изо рта у него шла пена, и туристы даже остановились, чтобы сфотографироваться.

На следующий день вспыхнул пожар. Сам дом почти не пострадал, но прекрасная оранжерея выгорела дотла.

Никто не знал, как начался пожар.

Никому, в общем-то, и дела не было.

Никому, кроме Т.С. Давстона. А он горевал. Он очень любил своего приемного дядю, и очень расстроился, когда его увезли. Я, конечно, как мог, старался утешить его – ну, покупал ему конфеты, делился сигаретами. Мне кажется, что мы с ним очень сблизились, потому что он стал звать меня «Эдвин», и я понял, что я ему тоже стал приемным родственником.

Однажды на перемене, в следующей четверти, он отозвал меня в дальний угол школьной площадки.

– Я верю, что у меня хватит способностей, чтобы прославить свое имя, – сказал он. – И я хочу, чтобы ты стал моим секретарем и биографом. Если я – Сэмюел Джонсон, ты будешь моим Босуэллом. Доктором Ватсоном, если я – Шерлок Холмс. Твоя работа – составлять хронику моих слов и дел для потомков. Что скажешь на такое предложение?

Я поразмыслил над словами Т.С. Давстона.

– А деньги и женщины с длинными ногами будут? – уточнил я.

– Сколько угодно и того, и другого, – ответил он.

– Считай, что я в деле, – сказал я, и мы пожали руки.

И действительно, было сколько угодно и того, и другого. Сколько угодно, и даже намного больше. Но прежде, чем мы закончим рассказ о дядюшке Джоне Перу Джонсе, следует упомянуть еще одно.

Его «красавцев».

После разрушения оранжереи я был убежден, что больше никогда не увижу этих злобных созданий, и поэтому жутким сюрпризом была моя новая встреча с ними четыре десятилетия спустя. И они уже не были малютками в аквариуме. Они были огромными и разгуливали на свободе по всему поместью.

Которое называлось «замок Давстон».