— Могут же они ощущать его в момент, когда переход открыт, — начал импровизировать я. — Предположим, что ирий им жизненно необходим. Например, от него исходит неощутимое нами излучение. А они его чувствуют.

— Что же они в “кляксу” не лезут? — ехидно осведомился Джерри.

— Ну, там излучение слишком сильное. Как сквозняк при открытой двери, — растерялся я.

— А что, интересная гипотеза, — подмигнул Линекеру Старадымов, — и главное — на нас работает. Если эти бестии чуют сквозняк из двери, значит, и дверь нам показать смогут, а?

Но и эти вполне разумные доводы оказались бессильны сломить мое упрямство. Тогда Линекер хитровато улыбнулся:

— Давайте проголосуем.

Идея прибегнуть к этому древнему способу разрешения разногласий развеселила меня. Нет, с ним надо держать ухо востро. Надо же, как повернул. Беспроигрышный вариант — их двое, я — один.

— Хорошо, — хмуро согласился я, — вот только будет ли толк? Нетрудно убедиться, что между собой они не общаются. Наш звукоулавливатель передает только их дыхание.

— Вот ты и разговоришь!

Друзья рассмеялись. Это было добрым признаком. Когда на душе тоска зеленая, трудно надеяться на благоприятный выход из экстремальной ситуации.

Мы забрались в бот, Юрий сел за пульт управления, Джерри — рядом с ним, я устроился на месте бедняжки Боя.

Едва бот попал в поле зрения аборигенов, их движения стали отрывистыми, я бы сказал, нервными. Они высоко подпрыгивали вверх, как бы давая понять, что если мы попробуем вторгнуться в их владения, они будут вынуждены применить силу и достанут бот, на какой бы высоте он ни летел.

Линекер восторженно наблюдал за прыжками:

— Вот это да! Ни одно из животных Терры, не говоря уж о человеке, не способно на такие полеты!

— Юрий, — попросил я, — мне кажется, им совсем не обязательно видеть нас.

— Да они и не видят. — раздраженно отозвался Старадымов. — Невидимость включена. И все равно как-то чуют. Не представляю, как к ним подобраться…

— Включи противолокаторное устройство, — коротко посоветовал Джерри.

Юрий с удивлением посмотрел на него, но протянул руку к пульту. И тут же аборигены смешно закрутили головами. Смешно-то смешно, но заглядывать в их глаза без особой нужды не хотелось. Они были по-прежнему голубовато-холодны и жестоки.

Бот круто пошел на снижение. Джерри неторопливо вытянул парализатор, переключил на самый слабый импульс. Я, невольно увлеченный происходящим, подался к Старадымову, показал глазами:

— Вон того, он, по-моему, самый сообразительный.

Юрий повел бот к одиноко сидящему на поваленном дереве аборигену, который сосредоточенно ловил муравьев и быстрыми движениями размазывал их по стволу. Мощный луч узконаправленного силового поля придавил его к земле, но на лице не показалось даже признака недоумения, какой непременно бывает у людей, когда с ними происходит нечто непонятное, лишь рот, обнажив острые желтые клыки, исказился в злобной гримасе. А когда Джерри, откинув колпак, свесился через бортик и абориген узрел прямо над собой сосредоточенную физиономию нашего друга, его взгляд зажегся почти человеческой ненавистью, а мощные мышцы, пытаясь преодолеть силовое поле, напряглись так, что вот-вот готовы были со звоном лопнуть. Впечатление было такое, будто испытываются на прочность металлопластиковые тросы.

— Быстрее! — не выдержав, сдавленно шепнул я.

Это было вызвано не только боязнью, что тело аборигена разорвется на части от злобы. Я видел, что, заметив Джерри, к нам со всех сторон несутся его соплеменники. Их физиономии напрочь вышибли у меня веру во всемогущество техники. Я резко повернулся к Юрию. Взгляд Старадымова оставался спокойным, будто он находился не на Терре Инкогнита, а сидел за пультом тренажера где-нибудь в Центре подготовки космодесантников под тихим земным городком с таким волшебным названием Иволгинск.

Аборигены, не добежав метров десяти до бота, внезапно отлетели назад, словно разом ткнулись лбами в невидимую стену. Линекер, не обращая на них внимания, нажал кнопку парализатора, и наш будущий собеседник разом обмяк. В Музее игрушки мне приходилось видеть надувных резиновых осликов. Когда из них выпускали воздух, они становились такими же скучными.

— Юра, можешь выключить узконаправленный луч, — сказал Джерри и со смешком добавил: — Только не перепутай кнопки, а то по оплошности уберешь круговое поле… Я, пожалуй, с этой стайкой не справлюсь.

Он спрыгнул на землю, а я боязливо покосился по сторонам. Аборигены, свирепея все больше и больше, продолжали настырно биться о силовое поле.

— Джерри, поторапливайся, — произнес Старадымов. — А то эти субчики, чего доброго, погибнут от стресса.

Линекер открыл грузовой отсек, аккуратно перенес туда аборигена. Затем перемахнул через бортик, а Старадымов практически одновременно выключил силовое поле и нажал кнопку подъема. Бот стал резко набирать высоту.

Аборигены рванулись туда, где только что был их собрат, замерли и, сообразив, что перед ними пустое место, разбежались.

Когда мы приземлились за чертой интересов наших негостеприимных соседей и выбрались из бота, Джерри посмотрел на меня:

— Богомил, кажется, по твоей части беседовать с малышами?

— Неизвестно, по чьей больше, — буркнул я, не испытывая особого желания искать общий язык с таким малопривлекательным созданием природы.

— Попытаюсь побыстрее разблокировать датчик уровня интеллекта, — произнес Юрий, обращаясь к Линекеру. — А ты, Джерри, подготовь свои биоприборы.

Сказано это было без всякого нажима, без малейшего намека на командирские интонации, но мне стало сразу понятно, насколько он прав. Наступило то время, когда Старадымов в силу своей профессиональной подготовки был просто обязан взять руководство нашей стихийно возникшей маленькой группой на себя. Я кивнул и направился к грузовому отсеку.

— Постой, Богомил, — окликнул Линекер. — Сейчас помещу нашего малыша в силовой кокон.

Он подошел к пульту, нажал соответствующую кнопку. Я распахнул люк. Действие парализатора закончилось, и теперь “малыш”, плотно спеленатый силовым полем, злобно скалился. Пошевелиться он не мог, и в глубине глаз я различал безысходность и отчаяние. Джерри нагнулся и подхватил его на руки, но тут же резко отдернул голову:

— Э! Не кусайся!

Абориген каким-то неимоверным усилием попытался цапнуть Линекера за нос. Однако реакция спасла Джерри, и мощные клыки звучно клацнули в воздухе.

— Хорошенькое дело, — пробормотал я, с опаской приближаясь к уложенному на траву потенциальному собеседнику.

На лице моем играла самая отеческая улыбка. Еще учась на курсах, я как-то испытывал ее чарующую силу на взбешенном мустанге — такое было домашнее задание. Представьте, лошадь присмирела и спокойно проследовала в загон, а я получил положительную оценку от самого строгого из наших профессоров. Однако абориген продолжал смотреть на меня, мягко говоря, неприязненно.

Я подключил ретранслятор речи, который позволял проникать моему голосу прямо в скромное сознание нашего “малыша”. Можно было просто думать, и мысли, так же, как и слова, должны были пробиться в его мозг, но я чувствовал себя увереннее, слыша собственный ласковый голос.

— Ну, зачем же так сердиться? Мы не причиним тебе ничего плохого. У нас самые добрые намерения. Я просто хочу поболтать с тобой о том, о сем… Улыбнись, покажи, что ты меня понимаешь…

Но в ответ на мою улыбку раздалось воинственное рычание, а ретранслятор, который должен был передать, о чем думает собеседник, молчал.

— Может, мы причинили тебе неудобство? — продолжал я. — Нет, тебе не должно быть больно. Пойми, ты просто не можешь пошевелиться. Ведь, правда, кокон нисколько не давит?.. Скажи, сколько тебе лет? Не знаешь? Ну и ладно… У тебя есть мама? А папа?.. Ты живешь где-нибудь рядом? В пещере? Или у вас есть шалаш? Может, на деревьях?

Ретранслятор молчал. Вопросы бесцельно повисали в воздухе, и от этого становилось жутковато. Я чувствовал себя убитым горем родственником, который пытается вести беседу с тем, кто никогда не встанет со смертного одра. Но мой собеседник был полон жизненных соков и яростно вращал глазами, пытаясь добраться до меня. Из последних сил удерживая на лице приветливую улыбку, я нес совершеннейшую уж ахинею: