ментальности, основополагающими чертами которой являются:

рационализация жизни, политическая лояльность и преданность к

государству, отсутствие жесткой иерархии. Наличие прав и свобод,

развитой и независимой судебной системы, публичная политика,

эгалитаризм. Терпимость к неопределенности и ориентация на

долговременные цели; признание ценности трудовой деятельности и

экономического успеха. Социально ответственное поведение и

развитые традиции благотворительности; индивидуализм и стремление

к самовыражению.

Размышления по поводу культурных феноменов

Естественно, представленное выше описание культур весьма

несовершенно: как в части временной и географической широты

(многие существовавшие ранее и нынешние культуры просто не вошли

в него), так и в части подробности и глубины описания отдельных

культур. Это просто не является задачей данного исследования. Для

его целей – выявления природы и основы социальных процессов

(движущих сил социальной истории), представленного здесь культурно-

антропологического материала вполне достаточно, по крайней мере,

для того, чтобы задаться целым рядом любопытных вопросов, осознать

их важность и попытаться затем, в ходе дальнейшего изложения,

ответить на них. Вопросы же эти таковы.

1. Почему отдельные элементы социальных систем, порождающие

культурные феномены у каждого народа, настолько устойчивы, что ни

время, ни беспрецедентный рост производительных сил последних

столетий не способны изменить их, хотя множество прочих частей тех

же самых систем трансформируются под влиянием этих факторов?

2. Почему вообще существуют и каковы происхождение и природа

дифференциации отдельных устойчивых элементов социальных

систем у различных народов?

3. И самое поразительное. Почему у ряда народов, принадлежащих

совершенно разным цивилизациям, проживающих в разном климате,

имеющих разную веру и в отдельных случаях даже различный ее тип

(политеизм или монотеизм), разрез глаз и цвет кожи мы часто

наблюдаем практически полное сходство некоторых культурных

аспектов, странным и загадочным образом вновь и вновь

появляющихся через сотни и даже тысячи лет в различных частях

света?

В подтверждении последнего можно привести множество

разнообразных примеров, известных из истории. В частности, как

отмечал Геродот, в V веке до н.э. у персов существовал обычай

подгонять отряды, охваченных страхом воинов, ударами бичей, что не

возможно было себе представить у спартанцев, афинян или римлян (по

крайней мере, в материнских частях, исключая союзников). Спустя

почти две тысячи лет подобные методы практиковались в турецкой

армии: так при штурме османами Константинополя в 1453 году

многоязычное нерегулярное войско подгоняли ударами плетей и

железных прутьев, шедшие позади специальные отряды. А совсем

недавно уже в двадцатом столетии русские в первую и вторую мировую

войну использовали для тех же целей особые «заградительные

отряды», расстреливающие самовольно отступающих (приказы

царского генерала Брусилова и коммунистического тирана Сталина).

Что не могло придти в голову не только американцам, британцам или

французам, но даже преступному фашистскому режиму, ибо такие

действия в отношении людей западной культуры привели бы не к

усилению войска, как в случаи с русскими, а к его ослаблению и полной

деморализации. Британский военный историк Кристофер Бишоп

замечает: “Дисциплинарные проблемы, однако, оставались

относительно редким явлением, по крайней мере, до 1945 года.

Советские комиссары могли гнать свои войска в бой, как скот, но

немецкие офицеры знали, что боевая эффективность требует

свободной воли солдат” (К. Бишоп. Немецкая пехота Второй мировой

войны).

Далее, как свидетельствует Геродот, афиняне, утратив гражданские

права и свободы, стали плохо сражаться и не могли выиграть ни одного

сражения. Нет никаких сомнений, что установление тирании сегодня

вызвало бы сходное разлагающее действие на большинство армий

западного мира.

Публичная политика была обычным делом в Афинах и Риме, а в наше

время вновь возродилась в Соединенных Штатах, в Европе и

некоторых других местах; между тем, бюрократия и деспотизм

существовали в Персии, затем в Византии, Османской и Российской

империях.

Макс Вебер считал, что «трудовая этика» и развитие капитализма на

Западе – порождение протестантизма; между тем, аналогичную

склонность к упорному и добросовестному труду мы находим и в

совершенно другой части света – в Японии (как известно, Роберт Белла

доказал сходство японской трудовой этики с трудовой этикой

кальвинизма).

Несомненно, все перечисленные совпадения не могут быть следствием

случайного стечения обстоятельств, а являются внешним проявлением

какого-то очень важного социального фактора, оказывающего

определяющее значение на ход всемирной истории (включая войны,

миграции и т.д.), но тщательно скрытого от наших глаз пестротой

исторических событий. Еще Эдвард Тейлор, знаменитый британский

антрополог конца 19-го – начала 20-го века, заметил удивительное

воскрешение тех же самых культурных артефактов: он считал, что

подобно животным и растениям обычаи и культурные феномены могут

мигрировать из одного географического района в другой, из одной

исторической эпохи в другую. Но как я докажу впоследствии в

большинстве случаев миграция обычаев по своей природе совершенно

не похожа на миграцию флоры и фауны, посредством переноса семян

или перемещения потомства, а имеет радикально иной характер. Ведь

совершенно очевидно, что между древними персами и русскими,

древними греками, современными американцами и японцами очень

мало общего во внешности и происхождении, а слепое копирование

чужих обычаев невозможно (в любом случае необходимо объяснить,

почему одни чужеродные обычаи и традиции перенимаются, а другие

отвергаются). Что поэтому происхождение сходных культурных явлений

в разных частях света и исторических эпохах, как правило, основано не

на заимствованиях, а имеет собственное органическое происхождение.

Как бы там ни было перечисленные вопросы столь важны, что от них

нельзя просто отмахнуться, каким бы сложным не было получение

ответов, ибо от этого зависит понимание принципов функционирования

сегодняшнего все более глобализующегося мира. И, надо отметить,

многие это осознают: “Вне зависимости от того, ведет противостояние

культур к конфликту или прогрессу и дальнейшей адаптации, сегодня

стало жизненно важным выработать более глубокое понимание в

отношении того, что делает различные культуры различными и что

составляет основу их формирования, - ибо проблемы глобальной

конкуренции, как политической, так и экономической, все чаще будут

формулироваться именно в терминах культуры” (Ф. Фукуяма. Доверие.

Социальные добродетели и путь к процветанию. Часть I. Глава I. 1995).

ГЛАВА I

СОЦИАЛЬНЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ

Предваряя дальнейшее изложение, следует сказать несколько слов об

истории возникновения и научного употребления термина «социальный

интеллект». В 1920 году американский психолог Эдвард Торндайк

опубликовал небольшую статью под заголовком “Интеллект и его

использование”, в которой он выделил несколько видов человеческого

интеллекта – абстрактный, практический и социальный; последний из

них определялся Торндайком как способность действовать мудро в

межличностном общении. Спустя несколько десятилетий, в 60-х годах,

Гилфорд несколько расширил его классификации, а кроме этого были